Запретят ли «Колобка»?

В моих руках Конституция РФ. Зачитываю вслух: «Цензура запрещается». Младшая дочь, которая это слышит, заметно напрягается: «Нет, мама! Не надо ничего запрещать!» Я выкладываю эту цитату из 29-й главы Основного закона в Фейсбук и тоже напрягаюсь — на всякий случай. Так начинается Неделя запрещенных книг — одновременно с аналогичной ежегодной акцией Американской библиотечной ассоциации и «Международной амнистии». Кажется, наша библиотека — единственная, кто поддерживает ее в этом году в России.

План такой: выставка книг, которые где-либо запрещали или пытались запретить; взрослые и детские чтения этих текстов на наших регулярных книжных посиделках; выкладывание нескольких любопытных фактов из истории цензуры в соцсети.

Зачем нам это? Целей несколько: от возвращения в круг чтения забытых имен до банального пиара библиотеки, но главное — очень интересно, как отреагируют читатели на акцию об истории цензуры.

По запросу «Banned Books Week» Гугл выдает плакаты разных библиотек с призывом «Read banned books!», включая фотографию человека с «Поваренной книгой анархиста». Но это «у них». У нас же все скромно: выставлены «Путешествие из Петербурга в Москву», «Декамерон», «Опыты» Монтеня, Набоков, Оруэлл… То, что давным-давно разрешено и сто лет в обед как никому не нужно. Тем не менее переводное название недели дразнит и привлекает внимание.

Первая реакция сетевых комментаторов была предсказуема: вопросы про «Майн кампф» и все остальные пункты Федерального списка экстремистских материалов. Читатели из онлайна заметно разочарованы тем, что наша Неделя запрещенных книг вроде морской свинки (и не свинка, и не морская): «Название акции не соответствует действительности. Назовите “Неделя ранее запрещенных книг”»; «Концепция вообще перевернута с ног на голову. Гораздо полезнее (актуальнее) заново открыть произведения, которые были доступными, но стали недоступными».

На размещенные истории прошлых запретов в онлайне откликов мало, их воспринимают как исторические анекдоты, а в офлайне снисходительно цокают и поднимают брови: «Надо же! Как интересно!». Мол, вот ведь как чудили, даже сказки В.И. Даля уничтожали (того самого, который словарь написал. Кстати, теперь будем знать, что у него были сказки). Или умиляются, просят на абонементе, скажем, Ремарка, которого с юности не перечитывали. Светски уточняют, где и когда запрещали его книги.

Как стало бы хорошо без пустой литературы, без пошлой юмористики, грубой уголовщины и всякого оккультизма!

...На книжных посиделках, где мы с взрослыми каждую неделю читаем друг другу вслух, листают книги с выставки. Вот берут Г. Миллера, «Тропик Рака»: «Да уж, мне бы отец не разрешил такое читать. Неудивительно, что эту книгу запрещали. И я такую своему сыну не разрешу». Вот читают Гиляровского, «Трущобные люди», и подытоживают: «Я согласна с цензором, запретившим эту книгу: “Такую правду писать нельзя”. Должно же быть что-то светлое в литературе!» Беседуем о школьной программе, много ли в ней этого света?.. А вот взяли Тэффи, рассказ «Дураки», который мы слушаем и с горькой усмешкой киваем на каждое предложение. Постепенно переходим от художественных текстов к юридическим и обсуждаем действующее законодательство.

Всю неделю разговоры вертелись, по сути, вокруг двух законов: «О противодействии экстремистской деятельности» (№ 114-ФЗ) и «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» (№ 436-ФЗ). С целями законов согласно подавляющее большинство (да, экстремистскую литературу распространять нельзя, а детям, конечно же, можно читать далеко не все), а вот по поводу воплощения морщатся. Но если первый закон мало кого волнует, то вопросы детлита многих цепляют за живое.

Например, Чуковский до сих пор будоражит умы: «“Зайчики в трамвайчике, жаба на метле” — ведь это же бред! Зачем его читать ребенку?» И это не говоря про «Бармалея» и «Крокодила», где дети беспредельничают, а автор их вроде одобряет. Как тут не вспомнить резолюцию общего собрания родителей Кремлевского детсада (1929 г.) — наше настоящее с Уральским родительским комитетом всего лишь продолжает давнюю традицию пристрастных чтений.

Обнаружилось, что тема оформления детских книг у современных мам и пап — одна из наболевших. Тот факт, что когда-то за этим пристально следили, их радует: «Да, некоторые детские книжки современности меня шокируют уродливыми иллюстрациями. Видимо, раньше была цензура на такое. И это отлично». Даже если сам родитель фильтрует литературу, его смущает вероятность нежелательного подарка; уж лучше отбраковывать книги еще до печати.

О том, какие тучи сгущаются над детлитом сегодня, многие просто не догадываются. Пока я рассказываю знакомым, как в Штатах подавали в суд на включение в школьную программу «Волшебника из страны Оз» или как Главлит запрещал «Рассказы охотника» М. Пришвина (его травили за «излишний биологизм», «уход от действительности в природу»), собеседники качают головами, сдержанно улыбаясь, и вежливо подытоживают: «Слава богу, сегодня у нас такого нет!». Но когда заходит речь о свежих уголовных делах или самоцензуре книготорговых сетей, озадаченно молчат. Ну да, маркировку «6+», «12+» и т.п. видели, но не ожидали, что с нею может быть связано такое…

И тут мы плавно переходим в настоящее и будущее. Многие сожалеют: «Сколько же мусора издается!» Ну правда же, согласитесь, как стало бы хорошо без пустой литературы, без пошлой юмористики, грубой уголовщины и всякого оккультизма! Упс, простите, это я выборочно процитировала Н.К. Крупскую и ее «Инструкцию о пересмотре книжного состава библиотек и изъятии контрреволюционной и антихудожественной литературы» от1923 г.

Кажется, те давние инструкции-резолюции застряли у нас где-то в хромосомах. Это «у них», в Штатах, Banned Books Week — акция в поддержку свободы слова. У нас всю неделю то тут, то там мечтают: пусть где-нибудь соберутся достойные люди, которые будут определять, что не стоит издавать. В наше-то время можно подобрать по-настоящему достойных! Гораздо реже звучат задумчиво-осторожные реплики: «Все-таки я хотел бы сам решать, что читать моему ребенку. Государство может рекомендовать, но я не хотел бы, чтобы оно становилось главным экспертом».

Чувствую, как закипаю. Вот конституция, вот законы об ограничениях на литературу (для всех граждан или отдельных возрастных категорий), вот люди самых разных возрастов, которые ругают законодательство, но заключают: «Все-таки я за цензуру». Что же им на самом деле нужно?

...Снова книжные посиделки; на этот раз передо мной младшие школьники, и нас ждет «Хижина дяди Тома» Г. Бичер-Стоу. Обсуждаем, все ли можно читать детям и как определить подходящее. «Пусть сначала взрослые прочтут и решат», — предлагает один слушатель. «У нас дома такого нет, мне все можно читать, если интересно. А если неинтересно — я не читаю», — пожимает плечами другой. Мои рассказы про попытки запрета некоторых книг, например «Мухи-цокотухи», забавляют их. По лицам читается: ну и идиоты же эти взрослые! А история самой «Хижины» заметно впечатляет, то, что из-за книжки может разгореться чуть ли не война, неожиданно.

Нас снимает местное телевидение. Боюсь ляпнуть что-нибудь не то, до конца не понимая размытых формулировок № 436-ФЗ. Вечером журналистка перезванивает в ужасе: «А что, “Колобка” правда собираются запретить?» Несмотря на заверения, что это мало похоже на правду, редакторы все-таки ставят в репортаж фразу о насилии в народных сказках, которое не сочетается с возрастной маркировкой по закону.

И вот Неделя запрещенных книг завершилась. Мероприятия прошли. Репортажи вышли. Поток «лайков» и «комментов» закончился. Что ж, цели достигнуты, любопытство удовлетворено. Только осадок остался.

Редакция благодарит Всероссийский конкурс на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру» за поддержку при работе над этим материалом.

Понравился материал? Помоги сайту!