Парсифаль в Белом доме

Можно ли написать почти 800 страниц крупного формата о Вагнере, но без музыки самого Вагнера? И можно ли это сделать так, что от книги, даже если ее не взять в метро — сочтут орудием пролетариата в час пик, не оторваться?

Да, если музыковеда Алекса Росса, автора блестящей истории современной музыки «Дальше — шум. Слушая ХХ век», интересует не сам Вагнер, но то, как его воспринимали, какие широкие круги влияния расходились от его фигуры при жизни и после, как работали, в свою очередь, уже с этой рецепцией.

Круги же от музыки, идей, личности Вагнера расходились действительно очень широкие, это прямо не лодка, а круизный корабль какой-то. Росс предвосхищает свою работу цитатой из «Казуса Вагнера» Ницше — «Вагнер резюмирует современность. Ничего не поделаешь, надо сначала быть вагнерианцем...». Мы же можем так далеко не ходить и вспомнить «Анну Каренину», спор в антракте: «Левин доказывает, что ошибка Вагнера и всех его последователей в том, что музыка хочет переходить в область чужого искусства, что так же ошибается поэзия, когда описывает черты лиц, что должна делать живопись, и, как пример такой ошибки, он привел скульптора, который вздумал высекать из мрамора тени поэтических образов, восстающие вокруг фигуры поэта на пьедестале».

Высекать из мрамора Вагнера начали еще при жизни. Его музыка сводила с ума так, что Beatles, Rolling Stones или «Кино» могли бы позавидовать. Так, когда Вагнер умер в Венеции в 1883 году, Малер ходил по улицам в слезах, рассорившийся со своим кумиром Ницше слег в постель, толпы собрались у его дома, только в первые сутки поступило больше пяти тысяч телеграмм, были попытки самоубийств. На премьерах его опер в Байройте творилось такое столпотворение, что организаторам показов «Дау» в Лондоне или Париже остается лишь нервно курить в углу — можно прочесть в недавно вышедшей биографии того же Ницше, как Чайковский сокрушался, что нельзя снять нормальное жилье или поесть, в городе дефицит еды, зато продается всяческая сувенирка вплоть до пивных кружек с изображением Вагнера. Илья Хржановский действительно, так посмотреть, пытался будто повторить хайп Вагнера — если для несостоявшегося показа в Берлине он хотел восстановить Берлинскую стену, то Вагнер оперировал подобными же масштабами уже в то время: специальный театр, несколько оркестров, возведенная колоннада, а для дыма-спецэффекта подогнали, например, два паровоза.

После жизни было, как мы знаем, не тише. Вместо Рузвельта занять президентское кресло имел достаточно шансов Генри Эгард Уоллес, который иногда подписывал свои письма Парсифалем.

Вагнер был настоящим светским персонажем, не сходил с газетных полос (доходило до того, что выкрадывали и печатали его переписку, вроде бы даже что-то гейское там было; Вагнер, судя по дневникам жены Козимы, чуть не уехал от стресса в Америку). Участие в революционном движении вместе с Бакуниным, смертный приговор, запрет на въезд в германские земли, постепенно потом снимавшийся, треш в виде его антисемитских публикаций…

Дело, конечно, сводилось не только к подобному хайпу. Вагнер, как утверждает Росс (вернее даже, суммирует высказывания многих других), стал пиком музыкальной (и не только) культуры XIX века, ее самым масштабным и громогласным воплощением. При этом он прокладывал дороги в искусство модерное — именно Вагнеру мы обязаны таким понятием, как Gesamtkunstwerk, то есть тотальное произведение искусства, синтезирующее разные жанры, лейтмотив или же «поток сознания». Он же удивлял тогдашнюю публику, погрузив зал во время представления в тень и запрещая хлопать между частями произведения. А с потоком сознания любопытно — оно больше использовалось в литературе, но те же модернисты уже любили при этом поиздеваться над Вагнером, спихнуть его с корабля современности. Ведь «если, как сказал Томас Манн, Вагнер воплощал девятнадцатый век — его величие, великолепие, веру в прогресс, его буржуазный материализм, его националистические мифологии, его моральное безразличие, его духовные искания и почитание искусства и художников, то Первая мировая война убила его». И это лишь один из множества примеров странной рецепции работ и идей Вагнера. Например, явно патриархальный в современном восприятии и терминологии Вагнер вдохновлял в том числе и феминистское движение в 60-е — сильные женщины вроде Брунгильды или валькирий импонировали фем-активисткам.

И вот именно о таких вещах и пишет Алекс Росс, но делает это тонко и даже неожиданно. Прослеживает влияние в ожидаемых и нет местах. Например, он сразу пишет, что исследовать влияние Вагнера на Гитлера и нацизм ему не так интересно, слишком уж изученная и избитая тема. И он пишет о том (конечно, излагая при этом историю вопроса), скажем, как воспринимали еврейские деятели культуры тех лет музыку Вагнера. Кто не любил, кто относился сложно (Пруст), кто был среди поклонников (такие разные персонажи, как автор «Пола и характера» Отто Вейнингер и создатель еврейской государственности Теодор Герцль), что видели потом (так, во время «шестидневной» арабо-израильской войны победы Израиля для кого-то ассоциировались с музыкой Вагнера и Doors, хитмейкера тех лет) и так далее. И если из-за прямого ассоциирования музыки и идей Вагнера с нацизмом в Израиле существует негласный запрет на исполнение его музыки, то Росс изложит историю и этого вопроса, приведет и мнение, что, наоборот, возвращение Вагнера было бы окончательной победой над нацизмом. При этом автор не только тактично и беспристрастно находит, суммирует и изящно предъявляет весь спектр, ворох буквально мнений — он еще и высказывает походя интересные наблюдения. Что, например, это вообще большая роскошь — отдать Вагнера Гитлеру и нацизму, пора уже отбирать его…

И если самого Вагнера многие были склонны обвинять в страсти к гигантомании, то именно таким — настоящим гезамткунстверком! — становится и исследование Росса. И если уж мы взяли условно политическую тему, то нелишним будет взглянуть, как тут копает Росс — говорит о роли вагнеризма (точнее был бы перевод «вагнерианство», но у нас уже пошел буквальный перевод) в объединении Италии и в возрождении Ирландии, рассказывая о гейских коннотациях творчества Вагнера, изложит историю борьбы за права меньшинств в Германии с самого начала, повествуя о приходе музыки Вагнера в Англию, поименует всех сторонников, противников, их партии и кланы…

Росс действительно действует всесторонне. Если речь дойдет до модернизма, то перед нами не столь короткий, но весьма и весьма любопытный реферат на тему отношения Джойса к Вагнеру. Перечислены все книги и партитуры Вагнера в его библиотеке (процитировано и письмо домой с просьбой срочно выслать из Дублина его партитуру ему в Париж перед походом в оперу), подсчитано количество упоминаний Вагнера в «Улиссе» и «Финнегане» (242 одного «Парсифаля», не зря же Джойс говорил, что не пытался объединить литературу и музыку, его последняя книга — чистая музыка), прослежены почти по главам все вагнеровские мотивы в этих книгах… При разборе отношения Вирджинии Вулф к Вагнеру будет проанализировано и ее отношение к Джойсу и Элиоту. Будет, разумеется, и анализ: если модернизм того же Джойса возрождал архетипы прошлого и работал с ними в современности, то у Элиота они имеют довольно небольшой эффект на современность, то есть в этом плане он скорее антивагнерианец.

Все это очень познавательно и любопытно. И отнюдь не похоже на те исследования, где автор столь очарован объектом своего изучения, что готов усмотреть следы его влияния буквально во всех сферах. Да, есть, конечно, несколько моментов — и как им не быть, когда речь о таких масштабах, — когда лично я был бы склонен считать сравнения несколько натянутыми. Когда, скажем, Росс усматривает следы влияния Вагнера в стремлении Татлина объединить искусство и жизнь или же пишет о роли чуда в «Парсифале» и «Древе жизни» Терренса Малика, речь, представляется, идет все же о слишком общих вещах, чтобы ставить на них значок копирайта. В скобках замечу: если глава о «русском следе» Вагнера не претендует на отдельную монографию, то на ее реферат потянет — Блок, Мейерхольд, Вс. Иванов, Дзига Вертов, Мандельштам возникнут на страницах даже в смежных разделах.

Копирайт же за оригинальность — а за фундированность и при этом изящество изложения уж точно — «Вагнеризм» Росса получить точно должен. Он, профессиональный музыковед, музыкальный критик многих ведущих изданий, даже не разбирает музыкальный след Вагнера. Эти почти 800 страниц — только об идеологическом, общественном влиянии Вагнера, эхе в литературе, живописи, театре, кино, архитектуре (даже церковной) и так далее.

Охват тут более чем впечатляет. Кажется, для Росса вообще нет каких-либо ограничений для интересного и глубокого изложения своих наблюдений. География? Он легко упомянет исполнения и общества любителей Вагнера в Юго-Восточной Азии, расскажет о любви Мисимы к Вагнеру, Томасу Манну и фашистской эстетике. Кинематограф? Голливуд, конечно, многим обязан той же гигантомании Вагнера, но и этим дело совсем не ограничилось. Поэтому от самых первых немых лент и Гриффита через Диснея (тот строил Диснейленд, копируя замок Людвига Баварского, покровителя Вагнера и гей-иконы тех и последующих лет), Багза Банни, Бунюэля, нуар-фильмы до «Звездных войн», «Матрицы», «Властелина колец» и «Игры престолов». Современная философия? Начав, конечно, с Ницше и Хайдеггера, Росс проштудирует на предмет своих — вагнеровских — тем всю французскую философскую мысль, приведет работу Бадью 2010 года или последние высказывания Жижека. Просто в качестве примера — на страницах Росса нам встретится даже Александр Дугин. Кстати, Росс пишет исключительно в жанре интеллектуальной истории, политикой не интересуется, но есть один момент, что вызывал бы симпатию у радикальных леваков и даже традиционалистов вроде перечисленных выше — в паре мест ближе к концу книги Росс говорит об ответственности своей родной Америки за вооруженные конфликты по всему миру, едко и горько троллит американскую гегемонию и весьма сочувственно упоминает одну современную театральную интерпретацию Вагнера, где тоталитаризм фашизма сменяется в будущем едва ли не менее жутким капиталистическим фашизмом…

Росс вообще не боится ни Вагнера (в послесловии он пишет о том, что Вагнер не относится к числу его любимых композиторов, его, скорее, заинтересовало именно влияние композитора), ни связанных с ним острых тем. Достаточно привести названия нескольких глав — «Эзотерический, декадентский и сатанинский Вагнер», «Вагнер феминисток и геев», «Психоаналитический Вагнер», «Рана» и так далее.

Для всех этих людей, от Малларме, Бодлера и Гейне до Ланга, Кроули и Деррида, и для течений мысли Вагнер что-то значил, как-то отражался. «Под защищающей темнотой Байройта Вагнер вынашивал идеи будущей свободы среди подавляемых представителей человечества, даже если он и воплощает противоположные тенденции. И эти противоречия ни в коем случае не отменяют друг друга. У каждого есть своя сложившаяся история… Подпадание под его влияние, затем его преодоление лишь означают, что его образ продолжает разделяться на соперничающие художественные ипостаси. В истории Вагнера и вагнеризма мы видим, как перемешались самые высокие и самые низкие устремления человечества. Это триумф искусства над реальностью и реальности над искусством; это трагедия недостатков столь укорененных, что даже по прошествии двух веков они приводят нас в такую ярость, будто эти люди еще в комнате рядом с нами. Обвинять Вагнера в ужасах, совершенных во имя его, представляется неадекватной реакцией на сложность истории... В то же самое время реабилитация его будет подразумевать игнорирование его злокозненных трактовок. Невозможно больше идеализировать Вагнера: уродство его расизма означает, что его картины, рисуемые потомками, всегда будут с изъяном. В конце концов, отсутствие чистого морального суждения должно сделать нас более честными в оценке роли искусства в современном мире».

Сделает ли? В любом случае если на выходе из книги мы имеем впечатляющую историю мысли почти двух столетий, то вопросы Вагнера и вагнерианства не сняты полностью. Возможно, они и не могут быть полностью закрыты.

Alex Ross. Wagnerism: Art and Politics in the Shadow of Music. — London: 4^th Estate, 2021. 784 с.

Понравился материал? Помоги сайту!