От «Художника» к художнику

Проходящая в филиале Moderna Museet в Мальмё выставка «Художник» на первый взгляд кажется очень странной. Что может быть нелепее такого названия — наверное, только выставка «Искусство». В действительности это один из самых продуманных и интересных проектов, которые я видел за последние годы.

Экспозиция собрана из работ, входящих в три коллекции — самого Moderna Museet, Национального музея и Королевской академии художеств. Здесь есть и Рубенс, и Синди Шерман, и Хильма аф Клинт, и Василий Кандинский, и известные скорее в местном контексте шведские художники. Причем размещены все экспонаты без какой-либо выраженной иерархии: знакомая до боли практика поставить условный «хит» где-нибудь «по центру» здесь на корню пресечена. «Велосипедное колесо» (1913) Дюшана задвинуто в угол и закрыто другими работами, а большинство картин сгруппировано тематически в небольшие блоки. Тут нет первых и последних, все наравне. Осмыслению искусства это очень способствует. Единственное исключение сделано для Рембрандта, но его выделили, поместив в специальный бокс, только лишь по соображениям безопасности.

Состоящая из шести кураторов команда, занимавшаяся выставкой, исходила из простой идеи — показать, как художники видят себя и как выглядят в глазах окружающих. Неудивительно, что на выставке много портретов и автопортретов. Сама экспозиция разделена на пять зон: в первой рассказывается о художнике как предпринимателе, во второй — как об авангардисте, в третьей — как о ниспровергателе норм общественной морали, в четвертой — как о визионере и, наконец, в пятой — как о путешественнике. Все это разные стратегии.

Предпринимательская сторона здесь понята довольно широко: в первой зоне представлены не только знаменитые любители шелестящих купюр Энди Уорхол, Джефф Кунс и Сальвадор Дали, но и придворные художники (это, конечно, больше чиновничья роль, нежели бизнес). Дали, прозванный «любящим доллары» и чем только эти доллары ни зарабатывавший, предстает гостем американского телешоу, а Кунс учит детей (читай: других художников), как надо добиваться успеха. Германский художник Давид Клёккер Эренстраль, работавший при дворе нескольких шведских монархов, изобразил себя в центре аллегории, окруженный двумя дамами — Фантазией и Живописью. Если ты предприниматель, то о скромности лучше забыть.

Кураторы подобрали для этой же зоны одну работу, которая многое говорит о художественном успехе. Это серия из 18 портретов художников, включая автопортрет автора Дэвида Роббинса, под общим названием «Талант» (1986). Чем больше времени проходит, тем громче звучат одни имена и тем менее узнаваемы становятся другие. Это крайне вызывающая, шокирующая работа. Контекстом этой серии является гонка, и некоторые бегут медленнее других, руки сами тянутся кого-нибудь снять и убрать. И когда ты это осознаешь, каких бы демократичных взглядов ты ни придерживался, ты испытываешь даже некоторое неудобство.

Художник в амплуа авангардиста, первооткрывателя и гения от предпринимателя не так уж и далек. Эго непомерно раздуто, только вместо денег здесь больше ценятся репутация и достижения. Одна из работ, отобранных в этот же раздел, — автопортрет шведской художницы Тюры Лундгрен 1921 года. Сам по себе он не то чтобы какой-то особенный. Но случилось так, что дизайнеры каталога поместили именно эту работу на обложку, причем стилизовали ее под глянцевый журнал (внутри же каталог вполне обычный).

Сами авторы начинают имитировать поведение не только пророков, но и монархов с военачальниками (обилие милитаристской образности в художественном дискурсе — тому подтверждение). Шведский художник Карл Густав Плагеманн изображает себя за работой в мастерской, на него надета военная форма, к рамам и подрамникам у стенки прислонено ружье. Себя автор изображает в цвете и особенно свою форму. Конечно, у этой ситуации есть предыстория: художник приехал учиться в Италию, где поучаствовал в революционных событиях в 1849 году. Но Плагеманн явно указывает на связь между искусством и насильственным переустройством мира, будь то война или революция.

В третьей зоне зритель видит, как искусство переступает и проводит уже в новом месте черту, отделяющую то, что общество готово ему позволить, и то, что еще запретно. Шведский экспрессионист Исаак Грюневальд изображает писательницу Уллу Бьерне одетой «как мужчина», как тогда, в 1916-м, считалось. Рядом висит автопортрет другого шведа, Эжена Янсона, 1910 года — сзади обнаженные люди с явным намеком на однополую любовь, которая была в Швеции в тот момент под запретом. Также здесь несколько портретов женщин-художниц — их не замечали или забывали. Одна из этих картин, написанная Ричардом Бергом в 1889-м, изображает художницу Еву Боннир. Как верно замечают в каталоге выставки, практически ничто не указывает — кроме названия картины — на то, что перед нами художница, она соответствует тогдашним «нормам женственности», которые предполагали не только определенную одежду и прическу, но и занятия — работу по дому, разве что поза, в которой она сидит, недостаточно строгая для тех времен.

Художники-визионеры в общем-то связаны с художниками-ниспровергателями. «Семиотика кухни» Марты Рослер, которая показывается в четвертой зоне, могла бы оказаться и в третьей, так же как и уже упомянутый дюшановский реди-мейд, черно-белая супрематическая композиция Казимира Малевича или фарфоровые статуэтки «домашних рабынь» Гиттан Йонсон.

Впрочем, визионеры-визионеры тут есть: это прежде всего Петер Вайсс, немецкий художник, живший в Швеции. Его небольшой автопортрет с летящим на заднем плане по серому небу голубым шариком, да еще и в массивной, ослепительно-золотой раме, находится где-то на грани неимоверной пошлости и проникновенного высказывания. Визионер обычно может о себе оставить очень неприятное впечатление — просто потому, что бывает оторван от реальности и часто возвращается в нее пророком, в этом смысле тут соседствуют Хильма аф Клинт, Малевич и православная икона с житием святого Николая.

Наконец, финальный зал посвящен художнику-путешественнику. Как уточняется на выставке, эта роль распадается — он может быть колонизатором, репортером и критиком. Зритель видит абсолютно ориенталистскую «Охоту на льва» Эжена Делакруа и критическую по отношению к патерналистскому западному подходу серию фотографий норвежской художницы Вибеке Тандберг: она в роли работницы европейского фонда привозит еду, лекарства, знания и доброту жителям Африки. Выглядит это совершенно непристойно — нарциссизм благодетеля на фоне чужих страданий. Но часто на месте критикуемых в этой работе сотрудников благотворительных фондов оказываются сами художники, приезжающие в резиденцию или на биеннале в какой-то депрессивный регион, где их роль — перекинуть мост, построенный из художественных произведений, между бизнесом, властями и т.д.

Выставка, конечно, представительная. Но кое-чего все же не хватало. И поскольку в тот же день, когда она открывалась, в Мальмё проходила галерейная ночь, я оказался в небольшом artist run space — галерее Rostrum. Там шла выставка графики лондонского коллектива LE GUN. Но самое важное, что я там увидел, было вовсе не на стенах.

У входа стояла девушка, которая практически одновременно считала посетителей, делала громкие объявления, раздавала входящим кураторские тексты, заботливо вставленные в прозрачные файлы, и забирала их у уходящих. Кроме того, она пыталась найти момент, чтобы сделать глоток из бутылки пива, стоявшей на подоконнике. Она была уставшей и взволнованной, путалась в словах и постоянно моргала.

Я подошел к ней и спросил, какое отношение она имеет к выставке. Оказалось, она художница, зовут ее Хельга Степпан. Как и еще несколько десятков художников, она занимается этим пространством. Выставку LE GUN предложила сделать именно она, правда, на кураторский статус Хельга не претендует. Считать входящих людей ей приходится, поскольку, чтобы получать государственное финансирование (в Швеции, как и в Норвегии, есть программы поддержки подобных художественных инициатив), нужно подкреплять свои заявки и отчеты данными. Короче говоря: к нам стало ходить больше народу — дайте больше денег. Ну а раздача и сбор текстов были связаны с экономией. Хотя на вернисаже Rostrum продавали еду и напитки почти по магазинным ценам, в отличие от музеев — там по барным. То есть финансы финансами, но этические координаты — прежде всего, демократизм — не забыты.

Хельга вкратце рассказала свою биографию (я бы удивился, если бы она этого не сделала). Училась в лондонском Royal College of Art. Живет между британской столицей и Мальмё. «Больше, конечно, я бываю в соседних странах, — признается художница, — поэтому, например, про художественный процесс в Финляндии, Норвегии, Дании, Германии и Англии знаю больше, чем про то, что происходит в родном Мальмё».

Встреча с Хельгой стала для меня продолжением выставки «Художник». Она оказалась и путешественницей, и предпринимателем, и визионером, судя по тому, что я потом увидел, изучив ее работы. Наверняка другие художнические ипостаси в ней тоже как-то уживаются. Правда, если на выставке в Moderna Museet намекается в романтическом ключе, что эти роли выбраны самими художниками (что, конечно, иллюзия), то у Хельги, как и у сотен тысяч других современных художников, все это — результат соответствия системе арт-образования, требованиям институций, распространенным мнениям о том, что и как должны делать художники, как они должны жить. И она это прекрасно понимает.

Понравился материал? Помоги сайту!