Илья Бортнюк: «Зачем столько новых фестивалей?»

12—13 июля в Петербурге в ЦПКиО им. Кирова в 13-й раз пройдет фестиваль «Стереолето». Его хедлайнерами станут пропагандисты кубинской музыки Buena Vista Social Club, шведская авант-поп-дива Дженни Уилсон и норвежская прог-рок-джазовая формация Jaga Jazzist, а от России (и СНГ) сыграют «АукцЫон», а также Евгений Гришковец и грузинская группа «Мгзавреби». «Стереолето» — один из долгожителей среди российских опенэйров — своим статусом и идеологией практически полностью обязан его организатору, директору компании «Светлая музыка» Илье Бортнюку, который организовал свой первый фестиваль в 1991-м. В беседе с COLTA.RU промоутер, первым подписавший контракт с «Ленинградом» и вписавшийся во многие страницы российской музыкальной истории, вспоминает свою профессиональную биографию — от клуба TaMtAm до наших дней.

— Где вы родились и когда в вашей жизни появилась музыка?

— Родился в Петербурге, на Васильевском острове. Где-то в седьмом-восьмом классе, в середине 1980-х, я стал активно интересоваться любительскими рок-группами: «Кино», «Аквариумом», «Зоопарком». Стал ходить на концерты. В общем, это был андеграунд, новый, неизведанный мир. Я в него попал и поразился, как все отличалось от того, что я знал до этого о музыке. Наверное, это сильно повлияло на выбор «профессии».

— Каков был ваш первый концерт?

— Как ни странно, это был «Пикник». Это было необычно. У них уже было визуальное шоу, декорации, стояла большая голова, которая открывала рот… В то же время я попал на акустический «Аквариум» в Горном институте. Не через вход, конечно, а через железные ворота, через которые надо было перелезать — ну и так далее. Очутился в гримерке, тут же в тетрадку взял автографы.

— То есть вы были тусовщиком?

— Где-то с первого курса старался не пропускать ни одного концерта. Хотя в школе, в девятом-десятом классе, уже начинал тусить, меня даже классе в девятом чуть не исключили из комсомола, потому что я вместо комсомольского собрания пошел, страшно сказать, на творческий вечер Андрея Макаревича. И потом было специально организовано еще одно собрание, где меня за это отчитывали.

— Чем занялись после школы?

— Сначала я отслужил в армии. Где, кстати, с одним сослуживцем записал альбом. Играли на гитаре, басу, бонгах, я даже пел. Альбом не сохранился. Но я его давал слушать, и все говорили: гм, интересно. Потому что там были звуковые находки. Мы служили на узле связи, по ночам записывались, делая ревербератор из двух кассетных магнитофонов.

Потом я пришел из армии, вновь стал учиться в Кораблестроительном институте, но понял, что там мне не нравится. Я туда пошел, чтобы меня не брали в армию. Но так получилось, что как раз при мне бронь отменили. Так что стимула учиться там уже после армии у меня не было. Вскоре я ушел в БДТ реквизитором. И там была милая женщина, звукорежиссер Ирина, фамилию не помню. Она показала мне, как работать со звуком, повела к Виктору Динову, легендарному звукорежиссеру, который, в свою очередь, порекомендовал меня на Ленинградское радио (другого тогда не было). И там я стал работать звукооператором. Тогда у Анатолия Гуницкого, поэта и основателя «Аквариума», была передача «Рокси-аудио». Я и на этой программе работал звукооператором, а потом стал делать в его передаче сюжеты про независимых артистов.

Из-за Макаревича меня чуть не исключили из комсомола.

Потом у меня случился первый опыт организации фестиваля. Это был 1991 год. Полная авантюра — Дворец молодежи, 25 групп. Делали мы его с одним очень странным человеком, начинающим бизнесменом, кооператором, который был директором группы «Дурное влияние». Он познакомился с ее лидером в больнице. А я был идеологом фестиваля. Именно на нем впервые выступили группы «Нож для фрау Мюллер» и «Пупсы». Было очень здорово. Я думаю, это был первый пост-рок-клубовский фестиваль вообще.

— А как же вы стали его организатором?

— Я сам пришел. У меня был период гиперактивности, хотелось все время что-то делать, я даже создал организацию «Лига продюсеров “Ино”», стал заниматься в качестве менеджера некоторыми группами — например, «Монумент страха». Это была одна из первых индустриальных групп в Питере. Очень странная и необычная. Юра Ковальский играл на басу, программировал драм-машину и сочинял тексты. Его брат Леха играл на гитаре и руководил бригадой рэкетиров. А третьим был персонаж по кличке Саид, один из легендарных панков, до этой группы он барабанил в «Бригадном подряде», а здесь стучал на всяком железе и играл на электропиле и дрели. Потом я узнал, что он умер от передозировки наркотиков. Музыка у них была дико брутальная, даже немного опасная, такого здесь никто не играл тогда, ближайшими западными аналогами были Skinny Puppy и KMFDM. Их даже позвали играть на фестиваль Berlin Independent Days. Но ни у кого не было виз и паспортов. И я поехал туда один, там встретил Артемия Троицкого, которого уже знал, и ближе познакомился с Сергеем Курехиным. С ним я впоследствии встречался регулярно, мы даже обменивались записями, он был у меня в программе на радио. Я уверен, что в том числе общение с ним и его «Поп-механика» повлияли на мое желание делать фестивали — чтобы они были многообразные, удивительные.

Серьезно обсуждалось, как ставить знаки препинания в строчке «все за***ло, п****ц, на х**, бл***!» в песне «День рождения».

— И потом началась история клуба TaMtAm. Какая у вас была должность?

— Должностей там не было. Я просто пришел, познакомился с Севой Гаккелем и стал помогать. Понятно, что никакого трудоустройства не предполагалось. Хотя Сева иногда и платил, если были деньги. Это было уникальное формирование, возможное только в тот момент времени. С точки зрения влияния на происходящее в музыке его можно сравнить с Factory или CBGB. Место, вокруг которого разворачивается все. В течение нескольких лет каждые четверг-субботу там можно было увидеть совершенно разных артистов. При этом происходящее отнюдь не было русским роком.

Я продолжал помогать различным группам. Например, группе «Пупсы», которые были одними из звезд TaMtAm'а. Как-то в клуб приехала группа из Германии и решила их позвать к себе на гастроли. Но для этого нужны были загранпаспорта, визы, причем система была еще советской, то есть нужны были не только паспорта, но и выездные визы. Чтобы тебе дали паспорт, надо было доказать, что ты где-то работаешь, большинство участников группы «Пупсы», конечно, нигде не работали и вообще выглядели, как бы сказать, странно с точки зрения чиновников. Тем не менее я пошел в комитет по культуре мэрии, причем сразу к председателю комитета, сказал, что есть талантливая группа, ей обязательно надо поехать. И нам выдали дипломатические паспорта!

Когда мы приехали в Берлин — это был другой мир: только-только рухнула стена, практически все — в первый раз за границей. Мы выступали в местах, где ранее играли артисты типа Ника Кейва или Einstürzende Neubauten. Царила полная свобода и анархия. Целые кварталы в Берлине покидались жителями, там сразу появлялись сквоты и клубы. Я рад, что именно тогда попал в Берлин, ведь это время длилось недолго, о нем все немцы вспоминают как о самом прекрасном.

При этом система отношений с какими-то структурами у TaMtAm'а была странной, то есть никаких отношений не было вообще. Клуб существовал вопреки законам здравого смысла, без какой-либо материальной и юридической базы. Но при этом все происходило, и жизнь била ключом. Конечно, в какой-то момент им стали интересоваться бандиты, с одной стороны, и менты — с другой (хотя разницы тогда особой не было). Но у Севы был принцип — не обращаться к силовым структурам. И в итоге все накрылось, потому что нужно было вставать под крышу. Хотя я уверен: если бы появилась какая-то крыша, то клуб тоже перестал бы существовать.

Я под конец стал туда ходить меньше. Я стал часто ездить в Германию. Иногда это тоже было связано с клубом, я ездил на гастроли с некоторыми группами. Одной из них была «Никогда не верь хиппи», они играли что-то среднее между The Smiths и The Doors. Их тогда позвала команда Terry Hoaks, игравшая что-то а-ля Pearl Jam. И мы две недели с ними ездили. Везде нас хорошо принимали. Но для группы это было тяжелое испытание — вокалист Витус посадил голос после первого же концерта, после второго Дима Ашман, будущий басист «Браво», сказал, что из группы уходит. Потом, правда, передумал. Вскоре после этой поездки группа таки распалась, к сожалению. Так же как и «Пупсы» разошлись после поездки в Германию. Хотя я могу представить, что они были бы достаточно популярны впоследствии, в Питере у них был культовый статус. Очень жаль, что прекратил существование «Югендштиль», еще одна культовая группа того периода. Они играли примерно то же, что ставшая популярной «Агата Кристи», музыку в духе The Cure, Bauhaus, но, на мой взгляд, гораздо интереснее.

Больше денег приносит нефть. Или даже авторское право.

Такова была примета времени — группы появлялись и быстро распадались. С той эпохи выжили «Нож для ФМ», Tequilajazzz, «Сплин», «Король и Шут». Я, кстати, практически после первого же концерта понял, что последние станут большой группой, что в итоге и произошло. У меня тогда появился кассетный лейбл Crack Track Rec, я выпустил три кассеты. Первым был сборник звезд питерской сцены — «Пепси», «Текила», «Бодзинский», «Пупсы». Тираж в 100 штук скорее раздавался, чем продавался. И я предлагал «Королю и Шуту» сделать пластинку. Но дальше идеи дело не пошло. Я, кстати, уже тогда посылал Троицкому демо-записи, предлагал выпускать эти группы, он тогда был A&R-директором General Records — так называлось отделение «Мороз Рекордз», которое возглавляла Надежда Соловьева, впоследствии ставшая главой SAV Entertainment, самой крупной в России промоутерской компании. Но Артемий занимался тогда изданием наследия Пугачевой и «Кино», до питерских артистов у него руки так и не дошли. Правда, по-моему, он все-таки выпустил «Препинаки» и «НОМ».

— Потом еще был период, связанный с радио «Катюша».

— Да. Тогда у одного НИИ имелась волна 101,4 FM, которую они собирались продавать американцам. Им требовалось, чтобы на этой волне что-то происходило. И они отдали ее на откуп нескольким людям: делайте что хотите, главное, чтобы волна жила. За полгода «Катюша» стала культовой среди молодых людей. Я там делал еженедельную передачу в духе Джона Пила. Я с ним, кстати, был даже знаком, он приезжал в TaMtAm, я ему отдал кассету с нашими группами, он четыре из них поставил в эфире. Потом уже я его встретил на Sonar лет восемь назад. Очень был классный, настоящий музыкальный энтузиаст и очень увлеченный человек.

На «Катюше» диджеями были музыканты: Евгений Федоров, Александр «Дусер» Воронов, Витус из «Никогда не верь хиппи», Севыч, который сейчас в «Ленинграде». Можно было ставить что угодно, главное, чтобы в композициях не было мата. Я приглашал различных музыкантов. У меня были Курехин, «АукцЫон», «Телевизор», «Король и Шут», я договорился даже с Летовым, но что-то в итоге не срослось. Теперь на этой волне — «Эльдорадио».

— И вот вы наконец занялись изданием музыки.

— Да, уже профессионально и c намерением зарабатывать деньги. Все-таки в словосочетании «рекорд-бизнес» второе слово это и подразумевало. Я познакомился в клубе «Планетарий» с Олегом Тиньковым. Он про меня что-то уже слышал и предложил сделать рекорд-лейбл, потому что был продвинутым бизнесменом, много времени проводил в Сан-Франциско, слушал Мэрилина Мэнсона и Nine Inch Nails. Я стал заниматься лейблом «Шок Records». Первой группой были «Кирпичи», причем скорее с его подачи, мне у них нравились только некоторые песни. Альбом мы записали на студии «ДДТ», и это был, кстати, мой первый успешный бизнес-проект: вложили 7000 долларов, а заработали 11 000.

Мы — конкуренты, разговаривать нам не о чем.

Тут же я стал думать, что я сам хотел бы издать. Мне всегда нравился фильм «Шерлок Холмс и доктор Ватсон», особенно — музыка Дашкевича. Я выяснил, что она никак не издана, позвонил Дашкевичу, он приехал в Питер, мы пошли в архивы «Ленфильма», нашли пленки. И он предложил не просто издать музыку, а сделать симфонию, включая композиции, которые входили в фильм, но лежали в архивах. Мы ездили к режиссеру Масленникову, брали у него документальные материалы. По-моему, получился арт-шедевр.

— Что интересно, у лейбла были свои магазины.

— Да, у Тинькова были «Техношоки», в некоторых он открыл музыкальные отделы, а потом и просто магазины «MusicШок». У меня в одном из них был офис. Мне платили зарплату, разрешили взять на работу еще одного человека. Потом Тинькову все это стало неинтересно. Он понял, что бизнеса здесь нет. А мне отступать было некуда, я взял кредит, стал сам заниматься проектами. И следующим был «Ленинград» — у меня с ними был первый контракт в истории этой группы. И это тоже была немножко странная история. Мы записали альбом «Пуля», саунд-продюсером его выступил Леня Федоров. Но потом появилась некая московская организация (не буду называть ее), которая ультимативно заявила, что они альбом хотят купить и группа уходит к ним. Шнуров занял нейтральную, выжидательную позицию, но в итоге «Шок Records» продал альбом и контракт с группой этой организации. Так как был кризис, они практически сразу же перестали с «Ленинградом» работать, хотя наобещали им золотые горы. Я перестал заниматься «Шок Records», мы продали все альбомы и права группы «Кирпичи» «Гала Рекордз». И они потом пригласили меня работать в качестве директора по артистам и репертуару. И я в итоге продолжил заниматься теми же командами — «Кирпичами», «Ленинградом», только уже в качестве нанятого сотрудника.

«Гала Рекордз» тогда выпустили «Мат без электричества» «Ленинграда», потом были «Дачники», где я был исполнительным продюсером. Одной из миссий была проверка на орфографические и грамматические ошибки в сложных текстах коллектива — в deluxe-варианте диска все тексты были представлены. Мы наняли профессора, который нас в этом вопросе консультировал. Было очень забавно, когда серьезно обсуждалось, как ставить знаки препинания в строчке «все за***ло, п****ц, на х**, бл***!» в песне «День рождения».

Также я занимался группой «Вопли Видоплясова», с моей подачи на «Гала» вышли Markscheider Kunst и один неудачный альбом «Пепси».

Кроме того, я уже от себя лично продолжал какое-то время заниматься группой «Нож для фрау Мюллер», альбом которой «Алло, супермен» был по лицензии издан в Японии и Германии.

В какой-то момент мне стало скучно, новых интересных групп не появлялось. «Ленинград» вышел на такой уровень, когда делать уже ничего было не надо. И я стал заниматься концертами. То есть я продолжал работать в «Гала», но уже параллельно начинал организовывать выступления. Сначала была презентация альбома «Хвiли Амура» «Воплей Видоплясова». И «Ленинграду» я сделал первый большой концерт в Питере в ЛДМ на тысячу человек — презентацию альбома «Дачники». Вначале, кстати, билеты продавались плохо, но в последние несколько дней купили все. А пришло еще столько же. Было понятно — группа состоялась. А через полгода они собрали на концерте в «Юбилейном» 9000 человек. Сначала «Грибоедов», потом ЛДМ и спустя год после клубов — «Юбилейный». Перед «Ленинградом» такое происходило только с «Аквариумом», «Кино» и «Мумий Троллем».

Первой моей иностранной группой стали Montefiori Cocktail. Тогда шла мода на лаунж и easy listening. И Ира Щербакова, учредившая в конце 90-х вместе с Троицким компанию Caviar Lounge, предложила мне сделать им концерт в Питере. Я провел его в музее Набокова, все прошло успешно, ведь это была модная и актуальная группа.

— И вскоре вы пришли к идее фестиваля «Стереолето»?

— С начала 90-х я ездил в Германию, Голландию. И меня поражали тамошние фестивали. У нас такого и близко тогда не было, были только «Монстры рока» в Тушине в начале 90-х, потом «Нашествие» и «Максидром». Я решил сделать что-то подобное тому, что я видел в Германии, — атмосферное, с хорошей музыкой, оформлением пространства, с несколькими группами. Благодаря волне лаунжа очень актуальны были японские группы — Pizzicato Five, Fantastic Plastic Machine. Я придумал вечеринку «Суши-диско». И пригласил Pizzicato Five. Это было ново и интересно, пришло много народу, всем очень понравилось. Я подумал, что теперь надо сделать серию вечеринок. И название «Стереолето», кажется, мне тогда приснилось.

— Сначала фестиваль был более электронным, потом его формат стал меняться.

— Мир менялся, менялась музыкальная мода. Согласен, первый фестиваль мог еще считаться лаунжевым. Привозить рок мне не очень хотелось. На второй год там было семь (да, семь!) вечеринок, и музыка стала более разнообразной.

— Был период, когда вы привозили больших зарубежных хедлайнеров типа Air, Massive Attack, Ника Кейва.

— Все артисты появляются не случайно. Я их зову, потому что они мне нравятся. Иногда, конечно, на фестиваль приходят люди, которые не хотят знать ничего про другие группы. Это такая российская особенность. Я слышал, что так происходит на фестивале Park Live: толпа идет на Limp Bizkit, они заканчивают петь, толпа уходит, а навстречу другая — на Земфиру…

Все шло по нарастающей. Сначала — недорогие группы. Потом — Gotan Project, Air. Их тогда было легче привезти, они еще не так дорого стоили. И конкуренции в фестивалях не было. Сейчас конкуренция безумная, особенно в Москве. То есть понятны, конечно же, цели: чтобы выйти на рынок с новым крутым фестивалем. Но зачем столько? Публики же больше не становится... И при этом я знаю, что в эти московские фестивали идут серьезные инвестиции, соответственно это риски. Я не понимаю, как в Москве в один уик-энд могут проходить «Дикая мята» и «Усадьба Jazz», где не только публика, но и артисты некоторые одни и те же! В Питере такое вообще невозможно.

— Часто у вас происходит конфликт бизнесмена с меломаном?

— Постоянно. Но я стараюсь находить баланс. Практически всю программу формирую я сам, конечно, прислушиваюсь к чужим мнениям. Лайнап я делю на три категории. Культовые артисты, вошедшие в историю. В этом году это Buena Vista Social Club и «АукцЫон». Потом — новые актуальные артисты, о которых пишут и говорят, вокруг которых есть определенный хайп. И совсем новые группы, про которые мало кто еще знает. У меня есть возможность привезти новых, неизвестных артистов — и многие из них становятся настоящим открытием для нашей публики, мы потом даже начинаем возить их с сольными концертами. Есть, конечно, команды, о которых здесь вообще пока не знают — или знают совсем мало. Скажем, на прошедшей Primavera мне очень понравились такие группы, как Blood Orange и FKA Twiggs. Посмотрим, может, привезем их на следующее «Стереолето». К сожалению, у нас здесь публика не все оценит. Можно привезти, скажем, лондонцев Jungle  — ну, человек 150 придет их послушать, в то время как на западных фестивалях на их выступление соберется пять-семь тысяч человек.

— Количество фестивалей растет, но концертная индустрия становится менее защищенной. То ФМС приходит к организаторам, то православные с хоругвями. Положительных законодательных изменений нет.

— Культура и вот такие концерты, с точки зрения нашего правительства и депутатов, — это разные вещи. И как бизнес это для них тоже неинтересно. Больше денег приносит нефть. Или даже авторское право. И у нас нет профессионального объединения концертных деятелей. Каждый сам за себя. Сплошная конкуренция. В отличие от Финляндии, Норвегии, где такие объединения есть, они лоббируют законы, помогают друг другу. Здесь же иногда кажется, что вокруг сплошное злорадство: мол, эти потонули, а я-то остался! Я отметил это на конференции Colisium в Питере, где организаторы собрали за одним столом коллег, чтобы обсудить какие-то общие вопросы, проблемы, но практически все участники давали понять: мы — конкуренты, разговаривать нам не о чем. Это печально, конечно.

— В последнее время «Стереолето» проводится днем, на него активно приглашают приходить семьями. Это попытка найти новую аудиторию?

— Скорее расширить. Вообще мы ориентируемся на разную аудиторию, но ее объединяют, я думаю, хороший вкус, творческое отношение к жизни, желание узнать что-то новое. Фестиваль — живой организм. Я меняюсь, мир меняется. У меня две дочки, одной 13 лет, другой 5 с половиной, и они тоже ходят на фестиваль. И здесь есть музыка, которая понравится и им, и 65-летней маме Регины Спектор. И тем, кому сейчас 20—25. Но я считаю, что именно сейчас фестиваль похож на лучшие западные образцы. Сюда можно и прийти с семьей, и заняться чем-то, кроме музыки. И, конечно, можно услышать много прекрасной, удивительной, вдохновляющей музыки. Я очень горжусь тем, что многие мои западные коллеги пишут мне, что у меня great line-up. И это на самом деле так!

12 июля, ЦПКиО им. С.М. Кирова (Елагин остров) — фестиваль Stereoleto 2014, начало в 15:00. Jaga Jazzist, The Angelcy, Jenny Wilson, Гришковец и მგზავრები, Therr Maitz, Midnight Juggernauts, Death Hawks, «Окуджав», Nina Karlsson, Vougal, Interdeer, Giallo, Auroraw, Joys, La Vtornik, Juniper

13 июля, ЦПКиО им. С.М. Кирова (Елагин остров) — фестиваль Stereoleto 2014, начало в 15:30. Buena Vista Social Club, «АукцЫон», Jupiter&Okwess International, Aufgang, La Caravane Passe, Dakh Daughters, La Femme, Smokey Joe & The Kid, Наадя, «Сансара», Proviant Audio, Deep Winter, Malinen

Понравился материал? Помоги сайту!