Гор Чахал: «Черт не русский»

Художник Гор Чахал уже довольно давно разошелся во мнениях и местами даже рассорился с другими участниками культурной жизни в России. Прежде всего с другими художниками и прежде всего из-за отношения к религии. Именно об этом COLTA.RU решила расспросить самого Гора Чахала.

— Некоторое время назад вы опубликовали пост в Facebook, в котором заявили, что «русские — это только воцерковленные люди, остальные — советские». То есть советский геном, в общем-то, исключающий всякую религиозность, никуда не делся? Потому что последних не то что больше — они и есть нация.

— Большая часть нашего народа по-прежнему остается в пространстве советской культуры, несомненно. Трансформирующейся, деградирующей, но в сущности советской. Особенно это касается, кстати, интеллигенции. Наименее модифицируемой, на мой взгляд, части общества. Под термином «советский» я не имею в виду лишь оскорбительное «совок». Антисоветчики, диссиденты — тоже советские. Советская наука, советская музыкальная школа, например. Говорят, еще осталась. Хотя и не та уже, что раньше, конечно. Я не думаю, что «советское» никуда не уйдет, но то, что уйдет нескоро, — факт. Культурные преобразования не происходят стремительно, как известно. Большевики, целенаправленно уничтожавшие русскую культуру более полувека, столкнулись с этим.

— С советскими понятно, а воцерковленные — это кто? Те, кто по праздникам ходит в церковь, держит свечки, а в остальные дни берет и дает откаты, сажает людей на шесть лет по «Болотному делу» и гоняется с нагайками за геями?

— Под воцерковленными я понимаю людей Церкви. Регулярно посещающих службы, приобщающихся Таинств, живущих жизнью прихода. В России таких 4—5% по статистическим данным. Но это не страшно. Культуру создает всегда меньшинство. Вообще-то смысл моего высказывания был в том, что на протяжении XX века русская культура была практически полностью уничтожена в России. Сначала уничтожили или вытеснили за рубеж культурную элиту, затем базу, затем культурную память и так далее. Но до конца уничтожить не смогли. Благодаря Церкви. Ведь подумайте: кто шел в Церковь во время беспрецедентных со времен первохристиан гонений на Нее? Очевидно, наиболее бескомпромиссные, несломленные, несгибаемые люди, носители тысячелетней культуры. Кто не ломался в лагерях? Только верующие, писал Шаламов. Выживали, выходили на свободу и шли в Церковь. Поэтому я и сказал: если где-то у нас и можно встретить русских, то в Церкви. Поговоришь со старым священником и понимаешь, что такое русские люди.

В своей среде я стал практически изгоем.

— А, например, мусульмане, живущие в России, — они по культурному фенотипу тоже не русские? А буддисты? А агностики?

— Ничего не имею против мусульман России, буддистов или агностиков. Но определяющий вектор развития культуры в России всегда задавало православие. Не слыхал о великих русских буддийских писателях, поэтах или художниках. Даже русские агностики и атеисты в своем богоборчестве обращались ко Христу, а не к Аллаху, признавая значимость христианства для русской культуры. Хотя российские мусульманские или буддийские писатели, конечно, есть, и это замечательно. Культура у нас полифонична. Подводя итог этим рассуждениям, хочу привести красивое формальное доказательство этой «теоремы Чахала», как назвал обсуждаемое здесь высказывание художник Никита Алексеев. Доказательство от противного: черт не русский. Что и требовалось доказать.

— Вы в своих рассуждениях говорите, что русские — это суперэтнос, а Россия — континент, прикидывавшийся страной, но при этом не считаете себя националистом. Выглядит противоречиво. Что же тогда представляет собой русский национализм?

— То, что Россия — цивилизация, а не нация, сказал не я, а Жозе Мануэл Баррозу, председатель Еврокомиссии. А националистом себя не то что не считаю, а не могу им быть по определению. Ну подумайте: как может быть русским националистом человек с именем Гор Чахал? Как вы себе это представляете? Андрей Монастырский, комментируя мое высказывание, совершенно справедливо заметил: «Апостол Павел в Послании к Колоссянам (гл. 3) говорит о нравственном облике истинного христианина, который должен отказаться от “ветхого человека” в себе, то есть от человеческих пороков (гнева, злобы, лжи, злоречия, любостяжания и т.д.), и духовно обновиться (ст. 10—11) — “по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос”». Именно поэтому русские не этнос, а культурный фенотип, суперэтнос. А русский национализм, основанный на генотипе, этнических признаках, всегда маргинален. Там же в дискуссии я заметил, кстати, что и советские — не этнос. Национальное меня, честно говоря, мало интересует. По происхождению я полукровка. Отец — ереванский армянин, мать — русская из Тамбовской губернии с примесью польских кровей, говорят. Я родился и вырос в Москве. Но и московским националистом себя не считаю. В любом из великих европейских городов, в которых жил, всегда сторонился советских эмигрантов, а общался с аборигенами и чувствовал себя очень комфортно. Мне очень близко высказывание известного историка культуры Николая Вильмонта: «Вторжение инородного начала обычно только и делает большого человека полновластным хозяином национальной культуры. Тому первый пример Пушкин, потомок “арапа Петра Великого” и правнук Христины фон Шеберк (по-русски она говорила так: “Шорн шорт делат мне шорни репят и дает им шертовск имя”)... Но именно о нем скажет Гоголь: “Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа”». Вы не замечали, между прочим, что русских этнических диаспор практически нигде нет? В отличие от китайских, армянских, еврейских, даже украинских, например? Как думаете, почему?

Идет болезненный процесс культурной трансформации, выздоровления.

— Возможно, потому что русским не свойственна соборность, о которой так любят говорить православные философы? Мы ведь, даже уезжая в отпуск за границу, стараемся держаться подальше от соотечественников.

— Но соборность ведь не этнический признак? Соборность я уважаю, кстати, как род прямой демократии. С ней у нас действительно плохо. Вместе с деревенской общиной она пропала при Советах. Но, надеюсь, с возрождением церковной общины может вернуться. Хомяков же оттуда ее выводил?

— Православие для русских — это христианство или вера в государство и царя? Порой кажется, что последнее.

— Православие для русских — это вера в первую очередь, безусловно. Их пока немного. Но вы не представляете, какую внешне незаметную большей частью работу по возрождению культуры народа осуществляют наши монастыри. Вообще, на мой взгляд, просто регулярное посещение церкви, ритуалы, нелюбимое интеллектуалами обрядоверие меняют фенотип человека. Пусть невольно, подсознательно, но он приобщается к источнику культуры. Убежден, это не быстро, но сказывается. На личном опыте могу подтвердить. Так что, думаю, возрождение русской культуры, русского народа происходит. И, надо сказать, довольно быстро, как это ни удивительно.

Соборность я уважаю, кстати, как род прямой демократии.

— Страна сегодня, с одной стороны, все глубже погружается в советскую действительность, с другой — все громче говорит о духовности и влиянии Церкви на жизнь людей, фактически идет сращивание государства и РПЦ. Вы это противоречие чувствуете?

— То, что страна все глубже погружается в советскую действительность, я не наблюдаю, должен признаться. Идет болезненный процесс культурной трансформации, выздоровления, я бы сказал. Не без осложнений, конечно. Но положительную динамику я отчетливо вижу. Особенно последнее время. Взять мою профессиональную деятельность. В середине двухтысячных я не мог выставить в Москве свои работы на христианскую тематику. Все культурные институции шарахались от меня. Выставка «Хлеб и Вино и Мать-Сыра-Земля» 2008 года на «Винзаводе» вызвала общественный скандал. В 2010 году полемика вокруг выставки «Двоесловие/Диалог» в Татианинском храме месяц будоражила общественность. А через год «Двоесловие/Диалог» уже приводили как пример возможности диалога Церкви и современного искусства. Годом позже выставка «Искусство и религия в пространстве современной культуры» в Академии художеств проходила уже без осложнений, а выставка «Дары» прошлой зимой в Музее архитектуры прошла с огромным успехом у публики. Работники музея отметили ее как самую посещаемую выставку современного искусства последних лет. Сейчас эстафету подхватила государственная организация РОСИЗО, организовав годовой тур по России выставки «Вне канона». 21 августа в Нижегородском государственном художественном музее ее открывал, пишут, областной министр культуры. Это ли не прогресс?

Большая часть нашего народа по-прежнему остается в пространстве советской культуры.

— Может, просто сегодня ваше искусство совпало с политической повесткой дня?

— Было бы неплохо, но каждый новый шаг в этом направлении пока дается с неимоверным трудом. В своей среде я стал практически изгоем. И давление лишь усиливается. Так что пока ощущаю, что иду против течения. Но конфронтация традиционалистов с модернистами привела лишь к деградации культуры. Верю, что изначально конфликт искусственен. Традиционная и современная культуры могут органично дополнять друг друга. Только в таком взаимодействии я вижу вектор развития.

— Кстати, о развитии. Как оцениваете новую концепцию государственной культурной политики, предложенную Владимиром Мединским?

— Не хочу пока оценивать недоваренное блюдо. Читал, что это вроде еще черновик. Хочется надеяться, по крайней мере, на это. Пока проект очень сырой.

— Лично вам в нем чего не хватает?

— Как я уже говорил, я за сбалансированность, за диалог культур, за полифонию. Как представитель современного, экспериментального искусства могу заметить: если государство не будет поддерживать инновационное искусство, перспектив и у искусства, и у государства, на мой взгляд, не будет. А если конкретно, то мне не хватает центров современного христианского искусства. Или Х-центричного, как я его называю. Христоцентричного.

Понравился материал? Помоги сайту!