Назову себя Макс Фриш

Материал подготовлен при поддержке посольства Швейцарии в России.

Человек, объездивший весь мир и никогда не писавший ни о чем, кроме самого себя. Лауреат Иерусалимской премии по литературе, как известно, первый, кому позволили в этом городе произнести официальную речь на немецком языке после Второй мировой войны. Человек, вечно искавший утопическое пространство, заранее понимая обреченность этих поисков.

В этом году у швейцарского писателя Макса Фриша (1911–1991) двойной юбилей — 110 лет со дня рождения и 30 лет со дня смерти. Присмотримся к нему повнимательнее. Начнем с самого начала.

Архитектор Фриш

Сперва была филология: с 1930 по 1932 год Фриш изучал германистику в Цюрихском университете, но после смерти отца бросил учебу и несколько лет проработал газетным репортером. А в 1936 году он поступил на архитектурное отделение Цюрихской высшей технической школы. В 1942-м дипломированный архитектор Фриш открыл собственное бюро в Цюрихе и до 1950-х зарабатывал на жизнь как архитектор.

Всего он спроектировал более дюжины зданий, хотя фактически было построено только три: бассейн Летциграбен в Цюрихе, дом для его брата Франца и загородный дом для магната К.Ф. Ферстера, известного фабриканта шампуней.

Фриш искал пространства — ясные, функциональные, пригодные для жизни. Но среди его «бумажных» проектов есть и город будущего. Архитектура означала для Фриша работу на благо общества. Но в конечном итоге все его проекты отличают два по сути противоположных качества — прагматизм и утопичность. Именно на столкновении двух этих свойств и будут строиться практически все тексты Фриша.

Дневники: фрагменты реальности

Свою литературную карьеру Фриш начал с дневников. Эта фрагментарная форма отлично подходила для раздробленного военного и послевоенного времени, но и для него самого — автора, с одной стороны, с повышенным вниманием к себе, с другой — с интересом ко всему вокруг, но главное — с его нежеланием складывать фрагменты в единое целое (см. подробнее об этом: История швейцарской литературы. Том III. — М.: ИМЛИ РАН, 2005. С. 272–274).

Фриш был призван в армию в самом начале Второй мировой войны. В этот период он начинает вести дневник, который выйдет в 1940 году под названием «Листки из вещевого мешка» и принесет автору первый успех.

В 1950 году только что созданное издательство «Зуркамп» выпустило второй том «Дневников» Фриша за 1946–1949 годы: это время его многочисленных странствий по послевоенной Европе — Германии, Италии, Чехии, Венгрии и Франции. Дневники Фриша были разнообразны: автобиографические рефлексии, эссе по политической и литературной теории, очерки, в которых можно найти темы и подтексты его поздних произведений.

С дневниковой формой Фриш не расставался всю жизнь. Позже он собрал и издал «Дневник 1966–1971 годов», а в августе 2009 года в его архиве в Цюрихе был обнаружен типоскрипт еще одного дневника, над которым Фриш работал с 1982 года, собирая и кристаллизуя внешние события — новую связь с молодой женщиной, холодную войну, смерть близкого друга от рака, отталкиваясь от них для размышлений о моментах счастья или бремени старости.

В поисках себя

О писательском методе Фриша можно сказать, что «это цельность, играющая сама с собой во фрагментарность». Но, как не раз отмечали его исследователи, главная тема Фриша — это отчуждение человека от самого себя. Об этом еще в 1968 году пишет Юта Бирмеле.

Мировую известность Фришу принес роман «Штиллер» (1954). Анатоль Штиллер, молодой цюрихский скульптор, потерпев несколько болезненных неудач на личном фронте и в самореализации, исчезает из родного города, чтобы начать за океаном новую жизнь под именем мистера Уайта. Его главная цель — не быть ни с кем связанным, остаться без биографии, без социального бытия, жить только своей внутренней жизнью. Вернувшись на родину, Штиллер категорически отказывается признавать себя в прежнем качестве. Однако в конечном итоге и ему приходится смириться с очевидным и принять на себя старую роль.

«Штиллер» отказывается от традиций классического европейского романа, он как бы незавершен, отрывочен. Например, одна и та же история рассказывается многократно с разных точек зрения: со слов его жены Юлики или любовницы Сибиллы. Не случайно Фриш как-то записал в одном из дневников, что было бы заманчиво применить к романной форме эффект очуждения Брехта. Повествование должно осознаваться читателем как своего рода игра.

В романах Фриша очевидны отзвуки плутовского романа, его герои — авантюристы. Они рассказывают свои биографии, но сами они — ненадежные рассказчики, а потому и биографии их недостоверны. Об авантюре говорит уже само название другого знаменитого романа Фриша «Назову себя Гантенбайн» (1964). Исходная ситуация такова: трое мужчин — архитектор Франтишек Свобода, интеллектуал и академик из Гарварда Феликс Эндерлих и Тео Гантенбайн, выдающий себя за слепого, — находятся в отношениях с актрисой Лилой. И это все, что можно сказать о фабуле романа, которая растворяется в многочисленных вариантах этого сюжета, где одному из них тут же противопоставляется другой. На протяжении всей книги повторяются предложения «Я примеряю истории, как платья», «Я представляю себе». Проигрывание разных реальностей у Фриша открывает возможности не только для литературы, но и для существования. Он ищет в своих героях тот момент, когда жизнь их еще эскизна, это время свободы до того, как они обретут окончательные историю и направление. В этом смысле одним из великих предшественников Фриша был любимый им Роберт Музиль.

Тема навязанной извне человеку маски и сражающейся с ней изменчивости его сознания слышна во многих произведениях Фриша. Она возникает и в романе «Хомо Фабер», и в пьесе «Дон Хуан, или Любовь к геометрии», где герои исполняют возлагаемые на них социальные ожидания, но лишь затем, чтобы от них дистанцироваться.

Самая знаменитая пьеса Фриша «Андорра» (1976) — также о взгляде «других», который приводит к трагедии. Благонравные жители вымышленной маленькой страны Андорры уверены, что мальчик Андри — еврей. Его вывез местный учитель из соседней державы «черных», где преследуют инородцев. Начинается постепенный процесс отчуждения, наделения мальчика несвойственными ему, но, по «народному мнению», типичными еврейскими качествами: трусостью, скупостью. В какой-то момент читателю становится ясно, что Андри не еврей, а внебрачный сын того самого учителя и женщины из страны «черных», то есть коренной андоррианец, но это не меняет дела. В финале «черные» нападают на Андорру, и мальчика приносят в жертву, его делают козлом отпущения.

Эта пьеса — не просто осмысление механизмов национал-социализма. В ней впервые открыто ставится вопрос о роли Швейцарии во Второй мировой войне и ее фарисействе. В то же время притчевый характер пьесы придает ей универсальное значение, ставя более широкие вопросы об изолированности, навязывании определенной роли и невозможности существовать под ее бременем.

Против Швейцарии и в неравной борьбе с современностью

Если герои то и дело меняют свою идентичность, то пространство их существования неизменно остается замкнутым: в «Гантенбайне» это квартира, в «Хомо Фабере» — больничная палата, в повести позднего периода «Человек появляется в эпоху голоцена» (1979) — заброшенный дом. Это и знак запертости героев в заведомо предписанных им границах, но, кроме того, это еще и метафора тесноты родной Швейцарии. Недаром другой швейцарский писатель Пауль Низон пишет в 1970 году сборник эссе о швейцарском искусстве под названием «Дискурс в тесноте». Со всей остротой в эссе «Вильгельм Телль для школы» (1971) Фриш развенчивает основополагающий национальный миф о герое-освободителе: он разоблачает Телля как убийцу, а швейцарцев — как узколобый, консервативный и склонный к ксенофобии народ.

Его участие в делах страны этим не ограничивается. В 1989 году Фриш пишет эссе «Швейцария без армии. Пустопорожний разговор»: это его вклад в дебаты о роспуске национальных Вооруженных сил, и Фриш всячески поддерживает эту идею.

В 2014 году «Зуркамп» публикует заметки Фриша 1973–1974 годов под названием «Из берлинского дневника». Это период глубокой депрессии, невозможности и нежелания о чем-либо писать и что-либо отстаивать. В этом дневнике перед читателем предстает совершенно иной, уставший от жизни и сомневающийся в себе и в мире автор. Возможно, именно по этой причине Фриш запретил публиковать этот текст в течение 20 лет после своей смерти.

В 1986 году по случаю своего 75-летия Макс Фриш произносит на собрании швейцарских писателей в городе Золотурне речь под названием «На исходе Просвещения — золотой телец». Швейцарский автор задается вопросом об истоках Просвещения и приходит к выводу, что человечество не хочет знаний, которые предлагало ему Просвещение, оно хочет веры и наслаждений. Идеи Просвещения и мечты просветителей о разумном мироустройстве потерпели крах, они не смогли спасти человечество от войн, голода и бедности. Им на смену идет эра золотого тельца, эра капитала и эксплуатации. Эта юбилейная речь полна пессимизма и резиньяции.

Незадолго до смерти Фриш с возмущением узнает, что долгие годы считался политически неблагонадежным и находился под наблюдением секретных служб Швейцарии. Более того, он получает свое дело и с изумлением обнаруживает, что факты его биографии собраны с удивительной небрежностью. И тогда он пишет свое последнее произведение — «Невежество на страже госбезопасности» (1991), где комментирует и дополняет свое дело, превращая безликий документ в полнокровную биографию творческого человека. Этот текст был опубликован посмертно, только в 2015 году.

В напрасных поисках утопии

Утопии интересовали Фриша и в его творчестве, и в жизни. Он сменил 19 адресов и несколько стран. Он объездил США, Израиль, Балканы, Японию, Кубу, Мексику. Поиск утопического пространства привел его и в СССР, но за построением коммунистической утопии он довольно быстро распознал идеологию и пропаганду. После того как Фриш в 1968 году написал послесловие к немецкому изданию меморандума Андрея Сахарова, ему был запрещен въезд в СССР. В следующий раз он смог приехать лишь во время перестройки, в 1987 году.

Тоска по неизведанному была подчас сильнее реальности, которая его окружала. «Утопия необходима. Она — магнит, который не отрывает нас от действительности, но задает направление нашей жизни на протяжении двадцати пяти тысяч рутинных дней».

Эта же утопия бросала его всю жизнь от одной женщины к другой. Одной из его многочисленных возлюбленных на протяжении восьми лет была австрийская писательница Ингеборг Бахман.

Фриш никогда не был «ангажированным» писателем, в чем его не раз публично упрекали, но он всегда был политически активным, публичным человеком. При этом он не столько давал ответы, сколько задавал вопросы, как правило, сократовского типа, как бы подталкивая собеседника открыть в себе уже имеющееся знание. Один из них актуален и сегодня: «На что вы обычно надеетесь? Сколько раз надежды (например, политические) должны быть обмануты, прежде чем вы их оставите, и сможете ли вы оставить их без надежды на что-то новое?»

При подготовке текста использовалась следующая литература:

● Jutta Birmele. Anmerkungen zu Max Frischs Roman «Mein Name sei Gantenbein» // Monatshefte, Vol. 60, № 2 (Summer, 1968), pp. 167–173.

● Julian Schütt. Max Frisch. Biographie eines Aufstiegs. — Suhrkamp, 2011.

● История швейцарской литературы. Том III. А.В. Маркин, Н. С. Павлова. Макс Фриш — М.: ИМЛИ РАН, 2005. С. 265–296.

● Max Frisch, Thomas Strässle (Hrsg.), Margit Unser (Hrsg.). Aus dem Berliner Journal. — Suhrkamp-Taschenbuch, 2015.

Понравился материал? Помоги сайту!