«Burning Man — это прощание с человеческим»

Раз в год, в конце лета, в пустыне Блэк-Рок в штате Невада десятки тысяч людей сжигают деревянного человека ростом с водонапорную башню. «Горящий человек» символизирует тщетность бытия, а также призыв перестать думать о прошлом и мечтать о будущем. В этом году фестиваль Burning Man пройдет в тридцатый раз — первого «человека» основатель фестиваля Ларри Харви сжег на пляже в Сан-Франциско в 1986-м. Традиционно прямо в пустыне будут построены десятки скульптур, над которыми работают художники и архитекторы из разных стран. COLTA.RU поговорила с художником Олегом Куликом и фотографом Данилом Головкиным о фестивале и о том, к чему нужно быть готовым, покупая на него билет.

Данил Головкин

Получилось все странно вообще. Кто-то меня спросил: не хочешь на Burning Man? Я, конечно, ответил, что хочу, но ни о чем конкретном поговорить мы не успели. А потом звонок — как-то резко, сразу после майских праздников — «помнишь, говорил, что хотел?» Ну, я что-то промямлил типа «ну да, помню», хотя, если честно, даже не представлял, кто это мне звонит. В общем, я поехал на Burning Man в команде художника Олега Кулика.

Олег Кулик

Для большинства людей приезд на Burning Man начинается в Сан-Франциско. Вы прилетаете в этот великолепный город, который очень похож на старый Киев — большие холмы, маленькие дома, доброжелательные люди. Я даже удивился, когда оказалось, что это мировой центр гомосексуализма. Я вообще не видел в Сан-Франциско ни одной брутальной, вульгарной целующейся пары. Мы, правда, не заходили в их огромный центр, где огромные билдинги стоят и где каждую минуту откуда-то сверху падает стартапер. Вы же знаете, что Сан-Франциско — не только центр гомосексуализма, но и город-рекордсмен по суицидам? Это интересно, потому что в этом тихом, приятном городе люди делают деньги на несуществующей реальности, а если не получается, вложив два миллиона, заработать двадцать, бросаются в своих дорогих костюмах с крыш небоскребов. Именно поэтому в Сан-Франциско тихо, как на кладбище, — его жители полностью забили свой электронный светящийся х*й на этот мир и вообще мечтают переехать на Марс.

Олег Кулик

Из Сан-Франциско, в котором все жители только и говорят о Burning Man — «а вы когда едете?», «в первый день или во второй?», «а мы едем за день, потому что монтируемся», — все попадают в город Рино, и это настоящее чистилище. После прекрасного, ветреного Сан-Франциско мы попали в ад. Выжженный асфальт, никакой растительности, редкие прохожие, которые все либо прихрамывают, либо подергиваются, как в фильмах ужасов, гигантские здания вообще без окон и практически без дверей. Если не знать, что такое казино и как они устроены, то кажется, что это и не здания вовсе, а циклопические мясорубки, которые засасывают жителей. В Рино мы с моим другом — художником Олегом Мавроматти провели три дня. И, в принципе, это подготавливает. Потому что вам все говорят: «По пути на фестиваль вы посетите обычный американский город». И вы думаете: если это обычный американский город, то каким же будет этот их необычный ивент на природе? И вот едем мы в микроавтобусе, который весь забит какими-то морожеными курицами, консервами, водой, смеемся, разговариваем. Рядом сидят симпатичные ребята из Москвы. И после восьми часов езды вдруг попадаем в легкий туман. И вроде бы неоткуда этому туману взяться — вокруг жаркая пустыня. И выясняется, что это не туман, а пыль. Несмотря на то что у нас новый автобус и окна плотно закрыты, вдруг обнаруживается, что пыль эта уже внутри и все вокруг покрывает. Ты ее чувствуешь на зубах — но она не скрипит, а как бы обволакивает небо. Ее дисперсия выше, чем у самой дорогой пудры. И — вот это самый главный момент — пыль эта отсекает тебя от всего. Ты едешь, едешь, едешь восемь часов и в какой-то момент понимаешь, что находишься в ситуации, когда земля, воздух и небо одного светло-бело-серенького цвета. Иногда пыль немножко оседает, но это еще страшнее, потому что ты ждешь, что вот-вот увидишь какой-то красивый ландшафт, но — не видишь вообще ничего!

Олег Кулик

И вдруг в пустыне появляются ряды флажков — причем сразу рядов десять. И все машины постепенно выстраиваются и движутся уже организованно. И вдруг между этими флажками появляются феноменальные мужики — какие-то грабители с большой дороги века этак XVII: огромные бороды, полураздетые, в шапках, в масках, в сапогах, и все абсолютно присыпаны пеплом. И так уверенно останавливают машины — проверяют. Когда такой бармалей зашел к нам в трейлер, мы все притихли. Он везде пошарил, проверил наши пермиты и спрашивает: «Кто из вас в первый раз на Burning Man?» Мы молчим, а какой-то дурачок взял и руку поднял. Бармалей этот хватает его за шкирку, вытаскивает из машины и начинает таскать мордой по песку. Потом забрасывает обратно в салон, хлопает дверцей и кричит: «Гоу!» Дурачок начинает возмущаться: «Что такое? Что это было? Как со мной обошлись?» Но оказалось, что это типа посвящение. Мы въезжаем в кемпинг, пыль оседает, и мы понимаем, что прошли какую-то зону, отделяющую реальность от черт знает чего.

Данил Головкин

Всем, кто едет на Burning Man, организаторы присылают памятку. Я, когда этот листок просмотрел, немного прифигел. У меня полчемодана было медикаментов: какие-то регидратанты, чтобы не было обезвоживания, какие-то витамины на все случаи жизни, пластыри. И — хочу отметить — все пригодилось. На самом фестивале с медицинской точки зрения все тоже очень правильно устроено: каждые полчаса к тебе подходят какие-то люди и прямо заставляют пить воду. Потому что очень жарко, и обезвоживание может наступить быстро и внезапно, а ты, если впервые в пустыне, этого и не заметишь. В памятке помимо прочего написано, что телефоны и прочая аппаратура должны быть в пыле- и влагонепроницаемых корпусах, а лучше даже в водных боксах. Меня предупреждали ребята, которые уже в той пустыне были, что аппаратура умирает вся сразу. Я объехал пол-Москвы в поисках специальных защитных полиэтиленовых боксов — в пластиковых неудобно снимать.

Олег Кулик

Вы когда-нибудь подвергались изнасилованию в подъезде? Вам кажется это ужасным? Я сам не подвергался, но знаю, что все, кто такое пережил, делятся на две категории: для которых это ужасно и по которым видно, что они не против еще раз. Понятно, Burning Man — не подъезд, но зачем через каждые 110 м в пустыне медицинская палатка? Странновато — нет? Столько врачей я не видел даже в сумасшедшем доме. И, как ни странно, болеет молодежь — неопытная, неподготовленная, «впервые в подъезде», что называется. Взрослые вообще не болеют. Ходят голые, дряблые, бодрые и — совершенно здоровые.

Данил Головкин

В Блэк-Рок постоянно пыльные бури, постоянно стоит пыльный туман. Все ходят в масках и очках — многие в респираторах, потому что трудно дышать. Из-за того что у всех замотаны лица, все в пыли, никого не узнаешь. Непонятно даже, мужчина перед тобой или женщина. А вообще это реально очень красиво, когда ты впервые приезжаешь в это пространство, в город, который состоит из машин, и в этот момент налетает пыльная буря. Прямо такое кино.

Олег Кулик

Я серьезно отношусь к своей работе. Я сделал произведение, оно поехало на экспозицию. Я думал, что обойдется все без меня. Я думал, что все как всегда: есть куратор, критики, галеристы. Но выяснилось, что на вернисаже требуется мое присутствие, и мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться. Так я оказался на выставке, где, в принципе, всем друг на друга наплевать и где очень хорошо и удобно представлять работу, особенно новую. Потому что по большому счету это интересно только тебе, а критика не то чтобы конструктивная, а толерантная. «Толерантность» — это слово там просто золотыми буквами на небе выгравировано. Все — кроме климата — на Burning Man очень толерантно. Но климат нетолерантен настолько, что всего остального ты просто не замечаешь.

Данил Головкин

Гигиены на Burning Man вообще нет нигде. К примеру, у каждого персональная посуда, все ходят по фестивалю с личными чашками. А душ — это такая палаточка с небольшим детским бассейном внутри. Сверху подвешена фляга, в которую заливают воду. Нужно встать ногами в бассейн — а до тебя там уже постояло несколько человек — и под слабой струйкой как-то ополоснуться. Я в таком душе раз или два искупался, но это было абсолютно бесполезно, потому что ты выходишь из душа — и тут же тебя облепляет пыль и у тебя моментально такие же грязные волосы, как были до душа. Или другой пример: чистишь зубы и выплевываешь в бочку, в которую до тебя уже поплевали десятки человек. Бочку эту так и называли — grey water. Да, быт сложный, но слежение за чистотой просто маниакальное. Всех предупреждают: нельзя сорить, нельзя ничего выливать. Вообще ничего нельзя! Не знаю почему. За нарушение — штраф или (что в сто раз страшнее) в будущему году поселят в какое-нибудь не очень хорошее место.

Олег Кулик

Я не видел места чище, чем пустыня Блэк-Рок. Ты весь в пыли, в грязи, но вокруг ни одного окурка, ни одной бумажки. Никто не курит, наркотики строжайше запрещены. Все думают — приедем и оттянемся, но по территории постоянно ездит полиция. Шестьдесят арестов с доведением до суда в прошлом году на Burning Man было! За употребление не наказывают, но — за ношение, демонстрацию, продажу, угощение. Если ты идешь по улице, а тебя остановят, обыщут и найдут — все, тюрьма. Помимо этого — никакого публичного бл*дства, но много непубличных зон, в которых происходит разное. В некоторые зоны я, всюду ходящий смело, боялся зайти. Я как-то к одному месту подошел, а там реально черепа бараньи кровавые, расписанные какими-то знаками, — и я сразу понял, что там люди, про которых никак не скажешь, что они «свои».

Данил Головкин

Как я понял, на Burning Man приезжают богемные персонажи, старые тусовщики. Все приличные, все доброжелательные. Была куча поводов, когда мы могли получить по морде — и чудом не получали. Люди взрослые — мне кажется, я вообще тинов там не видел. Почему? Потому что Burning Man — это дорого. Можно даже посчитать: купить билеты, купить все указанные в памятке медикаменты, арендовать машину, а точнее, автобус, в котором будете жить (при этом компании, сдающие автомобили в прокат, когда узнают, куда ты едешь, прайс тут же поднимают в разы, потому что знают: в Блэк-Рок все убивается), затариться бензином, газом, едой, водой. Плюс все неудобно. Согреть и выпить чаю — это требует какого-то времени. Заправить бензином горелку, зажечь ее, сходить с чайником за водой. Пока все сделаешь, чай расхочешь.

Олег Кулик

Фестиваль заброшенности — так я теперь его называю. Каждый человек, оказавшийся на Burning Man, в какой-то момент начинает испытывать чувство потерянности. В первую очередь, физически, потому что ты постоянно теряешься то в огромном количестве людей, то в огромном количестве улиц, названия и расположение которых выучить невозможно. Если днем более или менее можно как-то освоиться, то ночью узнать уже ничего нельзя. Волею судеб ты почти всегда один — в поисках места, друзей, ощущений, переживаний. Люди, которые не готовы к этому — а не каждый готов потеряться, — рассказывают, что большего ужаса в жизни они не испытывали.

Данил Головкин

Ориентироваться на Burning Man очень сложно. Несмотря на то что даже есть какая-то разметка — написано, например: улица такая-то. Ночью этого всего не видно. Когда ты в темноте куда-то выдвигаешься — например, в туалет, — то стараешься запомнить: вот тут стоит машина с такими-то огнями, а вон там что-то светится. Но все может в один миг измениться: огни потухнут, машина переместится. У нас один парень так вышел и вернулся лишь под утро — не мог нас найти.

Олег Кулик

Burning Man — про тотальную индивидуализацию, как после смерти: ты есть только то, что ты есть, а не то, чем ты хочешь быть. Чем ты персональнее, тем тебе комфортнее, тем тебе больше окружающие радуются. И наоборот. Очень страшно и жалко смотрятся организованные русские. Команда из шести человек в желтых майках — шагают бодро, но взгляд растерянный, потому что они, конечно, ждали внимания, но скорее восхищенного, а все на них смотрят недобро. Вообще на Burning Man так одеваются либо технические работники, либо уборщики, либо дебилы-неофиты, которые хотят подчеркнуть свою идентичность. А фестиваль вообще не об этом. Там, в пустыне, ты можешь вообще не понимать, кто с тобой разговаривает — негр в пыли или просто грязный белый. Лесбиянка, гомосексуалист, коммунист — это вообще не работает.

Данил Головкин

Еды на Burning Man было очень много. Помню, как в один из последних дней Паша Вардишвили — после какого-то рейва, будучи слегка не в себе, — готовил стейки для всей нашей оравы, человек на тридцать. Но когда мы начали стейки есть, выяснилось, что мясо немного «медиум», то есть чуть сыровато, и парень, который зашел к нам поужинать, — бывалый, можно сказать, местный — сказал: «Ребята, тут мясо с кровью лучше не есть, а то сальмонеллы». И Паша все стейки по новой зажаривал. Я не знаю, как остальные, возможно, это у меня только такие ощущения — но, видя, в каких условиях еда хранится и как готовится, я понимал, что точно есть это не буду. И потому питался «Дошираком»: это самая правильная еда, потому что ее не надо готовить.

Олег Кулик

На Burning Man все выпендриваются — делают разные мобили фантастические. Обычно это просто автобусы переделанные — с мордами, с хвостами, — но попадаются и большие оригиналы. В моем личном рейтинге победили старички. Представьте, еду я ночью, и вдруг через все поле на невероятную высоту откуда-то издалека взмывает пунктир из лампочек и, как хвост, извивается, плывет. Я понимаю, что штука эта к чему-то прикреплена, и я на велике еду в темноту, чтобы найти точку, где эта гирлянда прикреплена. И когда я подъезжаю, то обнаруживаю самый маленький, какой только можно себе представить в огромной пустыне, автомобильчик, в котором сидят два розовых одуванчика — бабушка и дедушка, и к крыше их микроавтомобиля привязана веревочка, а к ней через равное расстояние привязаны черные шарики, надутые гелем, и у каждого шарика — светодиодная лампочка. Шарики в ночном небе исчезают, и создается впечатление, что лампочки летят сами. Вот это, как я понимаю, ветераны. Лучшая инсталляция! Но в конце моего пребывания на фестивале я увидел еще кое-что.

Дело было так. Я отправился искать какого-то друга. Началась страшная пыльная буря, все попрятались, а я встал на перекрестке, решив переждать бурю так. Надел маску, надел очки, включил музыку — и сижу на своем шикарном Cargo Bike. На перекрестке было невероятно красиво: вьюга, буря, редкие прохожие-экстремалы, все перемотанные, как аравийские террористы, — крепкие, мужественные, сильно изношенные старики в трусах и с рейтузами на головах с достоинством куда-то идут. Я всем этим любуюсь и вдруг слышу приятную восточную музыку. Дымок чуть-чуть оседает — и я вижу, что издалека мне навстречу очень плавно летит ковер, на котором сидит приятный человек, у него кальян, он его покуривает и — пролетает мимо меня. Я потом только понял, что ковер этот прикреплен к маленькому бесшумному электромобилю: от него в сторону отходят дуги, держащие раму, на которой растянут ковер. Но так как в пыли машинки видно не было, а края ковра еще немного свешиваются, первая мысль у меня была такая: ну этого же просто не может быть, ну такой реальный глюк, просто не бывает. Это был, конечно, победитель.

Данил Головкин

Важная вещь на Burning Man — беруши. Потому что фестиваль не останавливается ни на минуту — рейвы идут круглосуточно. У меня вообще сложилось впечатление, что туда приезжают не на арт смотреть, а на рейвы ходить. Танцевальных площадок очень много, и все они постоянно перемещаются с места на место. Ты как бы находишься целый день в музыке, которая прямо грохочет. К этому, конечно, быстро привыкаешь, и когда в один из последних дней сжигали главный Храм умерших, выключили музыку. Я как раз снимал это зарево и вдруг услышал — тишина, единственный звук производит затвор моей камеры.

Олег Кулик

На Burning Man каждый переживает свой трип. Все ходят по пустыне и натыкаются на какие-то объекты. Наш «Оракултанг» — это был проект, суммировавший все философские рассуждения о свободе, но в пересказе. Лао-цзы, Сократ и все-все. Очень много сил потрачено было на этот текст, и я был уверен, что когда скомпилирую всю мудрость человечества, я в конце концов сформулирую ее настолько пафосно, что человеку ее будет неловко произносить и идеально будет, если ее скажет обезьяна. Пять с половиной часов речи! Но в результате я пришел к полной пустоте — ничего сказать не мог. Это удивительно было! Благодаря этой работе я закончил с философией, которая отделяет жизнь философа от его мыслей. А теперь представьте: люди, уже потерявшие связь с реальностью, оказываются в пустыне, и вдруг с ними заговаривает обезьяна, сделанная чудовищно реалистично, у которой открываются глаза и рот: «Свободу! Свободу надо! В грязь мордой, в грязь мордой! И тогда ты можешь говорить со мной о свободе. А пока такая уверенная пьяная харя…» Ну и все такое тому подобное. Представляете? Дима Волков (бизнесмен, сооснователь компании Social Discovery Ventures. — Ред.) — гениальный человек. Сделать дорогущую вещь — сложная электроника, механика тончайшая, четырнадцать лицевых мышц — с этой обезьяны пыль сдувать нужно, в комнате со специальными кондиционерами выставлять, а мы ее отвезли в самое страшное место на земле! Только русские могут так поступить. Сейчас обезьяна томится в застенках Social Discovery — ждет реставрации.

Данил Головкин

К такому фестивалю надо готовиться, конечно, — какие-то костюмчики с собой брать. А я про одежду совсем не подумал — поехал в обычной в майке и джинсах. Большинство людей, как я потом узнал, очень сильно на этот счет запариваются. Я заметил, что даже фотографы, которые на фестиваль приезжают, серьезно продумывают свой прикид. Чтобы не выделяться, чтобы быть одним из тусовки. Тогда к тебе совершенно по-другому относятся. Я вообще в какой-то момент все про работу фотографа на Burning Man понял. Когда я выходил со здоровыми камерами Canon, то чувствовал, что люди мне позируют, но выглядит это так, будто ты приехал просто на них посмотреть. Я потом выходил с невзрачной такой мыльницей, и меня всюду уже принимали за своего. Думаю, что в следующий раз я вообще с GoPro поеду. Там это самый верный формат. Цепляешь ее на себя и ходишь кругом, снимаешь.

Олег Кулик

На Burning Man нету денег, нету связи. К счастью. И все очень доброжелательные. Если ты на кого-то смотришь дольше секунды, человек тут же бежит, тебя обнимает. И это для русского человека такое ощущение! После 151-й тысячи объятий я почувствовал себя существом другого вида. Я вообще не понимал, где я нахожусь, — меня обнимали какие-то огромные красавцы, девицы роскошные. Первый день: проедусь, думаю, осмотрюсь. Яркое солнце, пустыня и несколько трейлеров поставлено в форме каре. И вот этот дворик — это садомазо-клуб. Абсолютно голые красивые мужики висят на дыбах, а другие, такие картинные, мужики плетками их хлещут. Мне было как-то неудобно сначала смотреть, потом я подумал: а чего неудобно, тут же открыто, это же все почти на улице. И это невероятно было. Это не выступление, это жизнь, утро, рассвет, гимнастика. То есть сам контекст. Писсуар Дюшана отдыхает! И это было не самое интересное.

Данил Головкин

Вот так заканчивается Burning Man. Всё сжигают — Храм Лотоса, Храм умерших, самого Burning Man. Очень, конечно, красиво и страшно, но надо признать, что с безопасностью все очень классно организовано. Зрители сидят на определенном расстоянии, вокруг и пожарные, и «Скорая помощь», и какие-то охранники. Все организовано очень круто.

Олег Кулик

На Burning Man люди удивляются только одному: что кто-то на фестивале в первый раз. Тут же подбегают — «ты впервые?!» — и обнимают тебя. Я хоть и поехал в первый раз, но на перворазрядника похож не был. Я сразу понял: это чистый ад на земле, мир без людей. На Burning Man нету денег, нету связи. А что такое современный человек? Злое, одинокое, все время сидящее в сети существо, думающее о деньгах и говорящее о гуманизме и построении свободного общества.

Нет денег, но зато можешь работать и строить — инструментов невероятное количество! Там самые лучшие строители в мире, которые из говна замки строят. Архитектурные сооружения потрясающей композиции и изобретения.

Данил Головкин

Крутых объектов — по-настоящему крутых — на Burning Man немного. Я видел штук пять. Остальные попсовые — такое впечатление, что ты попал в сувенирную лавку, а все сувениры там увеличены. Но потом меня попросили отдельно поснимать транспортные средства, потому что там многие приезжают на очень прикольных конструкциях — в виде носорога, например. Кто-то приезжает уже на готовом мобиле, а кто-то прибывает дня за два и собирает все на месте. А был такой транспорт, про который я так и не понял, как это вообще можно было выстроить. Я хочу сказать, что люди запариваются по-серьезному и готовятся к фестивалю, наверное, за год. Думаю, что единственный русский художник, который имел бы там безумный успех, — это Андрей Бартенев. Если он сделает что-то здоровенное — или даже просто будет кататься на велосипеде в своих костюмах по пустыне. Точно, ему обязательно нужно туда ехать.

Олег Кулик

В некоторые автобусы, фланирующие по пустыне, можно было заходить не всем, а только випам и только через фейсконтроль. А внутри этих автобусов — самые интересные тусовки. Автобусы двухэтажные: наверху все открыто, а внутри что-то вообще невообразимое. Говорят, в одном из таких автобусов катались Илон Маск (основатель компаний SpaceX и X.com. — Ред.) и Сергей Брин (сооснователь компании Google. — Ред.), оба в первый раз на Burning Man. И, говорят, они там решили, приняв немного тамошней атмосферы внутрь, устроить Burning Mars, потому что поняли, что никуда уже лететь не надо, что Марс здесь.

С одним из таких автобусов у меня был случай. Еду я на велосипеде, наслаждаюсь одиночеством. Невероятно счастлив. Вокруг такой легкий туманчик. И вижу, что мимо меня едет светящийся автобус, из которого играет приятная музыка. Автобус останавливается, и я вижу: открывается передняя дверь, из нее выходит мужичок, абсолютно обнаженный, тело у него поблескивает, и пальчиком меня подманивает. Я подъехал, а он мне говорит: «Come in». Я смотрю, там и девица роскошная на меня из глубины смотрит, улыбается. Ну, думаю, наверное, пати для обнаженных. О'кей, зайду. Дело ночью происходит (а в пустыне по ночам не жарко), на мне шуба, шапка медвежья, портянки. В общем, я все это быстро скидываю и запрыгиваю в автобус. Мне говорят: «Стоп-стоп, минуточку» — и в одно мгновение обмазывают меня с ног до головы вазелином. И я оказываюсь в автобусе, который буквально забит людьми. Плотно-плотно друг к другу все стоят, окна закрыты целлофаном, жуткая духота, и все как будто плавают в бочке с фруктами. Чужие руки, головы, ноги оказываются в самых неожиданных местах и в самые неожиданные моменты. Я начинаю, как человек скромный, деликатный, воспитанный в традиционной украинской семье, отпихиваться. Но отпихиваться не получается! Все скользкое, и руки моментально куда-то проваливаются, и ты не знаешь даже, как их оттуда выдернуть! В общем, я веду себя немного нервно, сопротивляюсь, и меня — если представить автобус как живой организм — проталкивают по кишке и выпихивают в задний проход. Как какашку. Я вываливаюсь в пустыню, весь в вазелине, немного возбужденный, — холодно, дует пыль, — а автобус заводится и потихоньку уезжает. Я даже пробежался за ним несколько метров с криком «а как же я». Потому что, можно сказать, только понял, что внутри было не так уж плохо. Хорошо, рядом были велосипед, шкуры мои. Я оделся, оглянулся, чтобы начать преследование, а автобуса нет. И это удивительно, потому что он огромный, а пустыня плоская. Но это было очень круто — такая анально-эротическая фантазия.

Данил Головкин

Насчет того чтобы еще раз поехать — не знаю. Хорошо помню, как мы выбирались оттуда. Нужно было сначала сдать мусор в одно место, несъеденную еду — в другое, велосипеды — в третье. Уезжали дольше, чем приезжали. Даже на ночевку в пустыне останавливались. И когда наконец доехали до первой гостиницы, один из наших — городской парень, неделю не мылся, зубы не чистил, грязный, небритый, обгоревший — целовал асфальт перед гостиницей. Я сам часа два в душе провел — просто не мог из него выйти. Потом погуглил, где поблизости в городке Рино ресторан, нашел какой-то стейк-хаус и часа три просидел там, пил вино.

Данил Головкин

На Burning Man постоянно патрулируют кареты «скорой» и, если видят, что человек принял что-то не то или в чрезмерном количестве, останавливаются и оказывают медицинскую помощь. Были и полисмены, но очень аккуратные и не вмешивались, если видели, что угрозы нет. Но если кто-то употреблял наркоту на глазах у всех, конечно, подходили, забирали. Зато в собственном кэмпе ты волен делать все что угодно — никто не проверяет.

Данил Головкин

В принципе, я так до конца и не въехал, как надо себя вести на Burning Man. Помню, что все время приходил куда-то и думал: вот черт, надо же было во все тигровое одеться. То есть всегда постфактум. Конечно, там распространяют какие-то программки — целая книжка такая, по которой можно ориентироваться. В одном кэмпе йога каждый день, в другом садомазо-вечеринки, в третьем учат готовить, в четвертом всем желающим моют голову, в пятом собираются те, кто любит кататься голыми на велосипеде. Я за всем этим не следил — просто наугад шел, тусовался — куда попадал, туда попадал. И мне дико все понравилось. Второй раз можно было бы, конечно, съездить. Но это не отпуск — тут надо четко это понимать. До меня это знание дней семь-восемь доходило. Как раз к отъезду дошло.

Олег Кулик

Это не ивент на природе, это действительно прощание с человеческим. Я это везде ощущал: как человек, я чувствую себя ужасно, а как нечеловек — прекрасно, и даже сила какая-то просыпалась. Вообще это уникальный проект, попирающий любые традиционные представления. Все хотят жить лучше и поэтому выбирают красивые ландшафты, красивых людей, и все несчастные, убогие, голодные бегут за ними и устраивают конфликты. А здесь все наоборот: люди едут в место с самыми невыносимыми условиями, куда не только бедные — ни один нормальный человек не сунется, и устраивают там космическую демократию. И это не отдельно взятый художник Олег Мавроматти, который и укол сделает, и в чувство тебя приведет, и переночевать к себе пустит, и расскажет все о современном искусстве в Москве, — там все такие, все каких-то невероятно больших талантов и с нечеловеческой широты душой.

Понравился материал? Помоги сайту!