Презервативы гибридной войны

Раздача бесплатных презервативов и шприцев, а также социологические опросы среди наркозависимых и людей, живущих с ВИЧ, — это теперь не просто политическая деятельность, а «участие в гибридной войне Запада против России». Во вторник саратовскую общественную организацию «Социум» признали иностранным агентом: прокуратура города Энгельса посчитала, что данные тех соцопросов использовались при принятии решений — значит, политика. А автор экспертного заключения про гибридную войну, профессор кафедры истории, социологии, политики и сервиса СГЮА Иван Коновалов, сказал журналистам, что программы снижения вреда, как у «Социума», «разрушают и наши традиции, и наши национальные ценности».

Еще раз: сбор и использование социологической информации по назначению и программы, направленные на снижение риска передачи неизлечимого заболевания (бесплатные одноразовые шприцы и иглы, а также презервативы), — не просто политическая деятельность. Хотя вообще, конечно, необходимость для своей защиты оправдываться в терминах «никаких пикетов и митингов не устраивали» вызывает тошноту. Как будто пикеты и митинги — это порочные связи, в которых никак нельзя быть замеченным.

Все это, словами эксперта Коновалова, с которым согласился Минюст, еще и деятельность, «принципиально расходящаяся с деятельностью и задачами нашего государства». Это мы уже читали в докладе о борьбе с ВИЧ Российского института стратегических исследований, авторы которого написали, что такая американская модель не учитывает национальные интересы и абсолютизирует права человека.

Итак, работа по реальному снижению риска передачи ВИЧ с доказанной эффективностью (об этом чуть ниже) принципиально расходится с задачами нашего государства. Это любопытный диссонанс, потому что вообще-то на словах своих представителей государство соглашается, что проблема ВИЧ в России есть и она решается, вон и стратегию подготовили.

Подобное поведение напоминает тактику некоторых отрицателей ВИЧ. Это такие интересные люди, которых не убеждают 30 с лишним лет фотографий и исследований вируса и которые называют его «величайшей мистификацией XX века». Недавний красочный репортаж «Таких дел» о наиболее знаменитых ВИЧ-отрицателях (их часто называют «диссидентами», но мы так делать не будем) приоткрыл этот удивительный мир заговоров тем, кто с ним раньше не пересекался: борьба с геноцидом, ни в коем случае не тестируйтесь на ВИЧ, врачи-травачи, идущие в СПИД-центры за непомерными деньгами.

Так вот, прежде всего, отрицатели признают научной только ту информацию, которая согласуется с их отрицательскими убеждениями. Ученые делятся на тех, кто с потрохами куплен организаторами заговора (от американцев и евреев до космических сущностей, по вкусу), и на истинных ученых, которые не боятся раскрыть этот заговор. Причем делятся, естественно, не по принадлежности к научным организациям, конфликтам интересов и прочей зауми, а по одному критерию: есть ВИЧ или нет его.

Профессор СГЮА сообщил журналистам: программы снижения вреда, как у «Социума», «разрушают и наши традиции, и наши национальные ценности».

Если выбирать методы противостояния ВИЧ-инфекции по научному критерию их эффективности, то оказывается, что программы снижения вреда (это про шприцы и презервативы) работают — причем не только в странах, поставляющих нам иностранных агентов. Республиканский центр по профилактике и борьбе со СПИДом Таджикистана подсчитал, что с их помощью в 2005—2010 годах удалось предотвратить около 4 тысяч случаев заражения ВИЧ среди лиц, употребляющих инъекционные наркотики, с экономическим эффектом для системы здравоохранения в 100 тысяч долларов.

А вот Белоруссия подсчитала, что расширение охвата комплексной программы снижения вреда — иглы и шприцы, заместительная терапия, антиретровирусная терапия, диагностика — позволит на 40% снизить количество новых случаев заболевания ВИЧ, «значительно повысить число сохраненных лет полноценной жизни при увеличении финансирования от настоящего уровня всего на 17%».

В конце концов, и общественники, и врачи из Пензы считают, что «ухудшение эпидемической ситуации по ВИЧ-инфекции в Пензе обнаруживает отчетливую связь с прекращением работы программы [снижения вреда]». Аптечные интервенции (когда участник программы может по специальной карточке получить в конкретной аптеке презервативы, иглы, шприцы, салфетки и информационные буклеты — и даже небольшую консультацию) с 2013 года успешно работают в Крыму, рассказывает АНО «Молодежный центр женских инициатив».

Это никакая не секретная информация: вы, как и я, можете открыть сборник тезисов недавней международной конференции по ВИЧ/СПИДу в Восточной Европе и Центральной Азии и прочитать там то же самое.

Еще работает опиоидная заместительная терапия (ОЗТ), когда наркозависимый может бесплатно получить метадон в таблетках и вообще избежать таким образом особенно надежного пути передачи ВИЧ — через общие иглы и шприцы. В докладе представителей Республиканского центра по профилактике и борьбе со СПИДом в Алма-Ате один только экономический эффект от ОЗТ в расчете на одного пациента в год оценивают так: или максимум 600 долларов на терапии, или от 490 до 1750 долларов, в зависимости от продолжительности и частоты госпитализаций, для лечения наркозависимости в дневном стационаре. И это не говоря о таких результатах программы, как «налаживание семейных отношений», «прошли обучение и обрели профессию», «прекращение употребления наркотиков и метадона».

Но вот у главы ФСКН Виктора Иванова даже программы обмена шприцев и игл вызывают усмешку, какой уж там бесплатный метадон, что вы. Иванов считает , что только полномасштабная реализация «программ реабилитации» наркопотребителей и «правовое побуждение» к ней способны остановить распространение ВИЧ-инфекции в России. На что бывает похоже такое побуждение — совершенно бесправное, правда, — тоже можно прочитать в недавних репортажах: пытки, убийства, «пока он колется, он не человек». Есть некоторая надежда, что планируемая сеть центров под руководством РПЦ все-таки будет чуть менее средневековой; правда, если посмотреть, какие диковатые ответы дают на местах священники, например, на вопросы об антиретровирусной терапии (а некоторые, случается, и вовсе отрицают существование ВИЧ вопреки концепции участия РПЦ в борьбе с эпидемией), качество медицинской помощи, которая будет оказываться людям в таких центрах, вызывает некоторые вопросы.

Между тем основной аргумент в пользу ОЗТ и программ снижения вреда — как раз в том, что они эффективно выводят людей, употребляющих инъекционные наркотики, из тени в область здравоохранения: в обмен на возможность получить метадон бесплатно те сдают анализы, получают лекарства и консультации, в конце концов, видят врачей, которые не относятся к ним только как к источникам судебно-следственных и тюремных затрат (в экономии на них глава ФСКН измеряет экономическую эффективность своего плана).

Люди, живущие с ВИЧ, по основным социальным и демографическим показателям не отличаются от неинфицированных. Это говорят социологи, а половина россиян тем временем убеждена: ВИЧ-положительная женщина, скорее всего, занимается проституцией либо употребляет наркотики.

Но это все, напомним, попытки выбирать по критериям эффективности, которые внезапно могут не учитывать интересы России. Учитывают интересы России, по-видимому, публичные предложения не заключать брак без сертификатов об обследовании на ВИЧ-инфекцию, а также борьба с распространением вируса с помощью в буквальном смысле благих пожеланий, то есть «пропаганды здорового образа жизни, семейных и морально-нравственных ценностей, неприятия моделей рискованного поведения, а также пагубности вредных привычек». Это цитата из проекта той самой стратегии по борьбе с распространением ВИЧ-инфекции в России.

Кстати, ВИЧ-отрицатели тоже считают, что «ядотерапия», как они ее называют (лекарства, сдерживающие вирус), убивает здоровых людей, а лечить надо не какую-то там придуманную ВИЧ-инфекцию, а Реальные Болезни — нравственную деградацию, отказ от семейных ценностей… пардон, туберкулез, кандидоз и отравление лекарственными препаратами.

Московский фонд «Фокус-медиа» приводит такие данные об отношении россиян к людям, живущим с ВИЧ: 40 процентов опрошенных испытывают «страх», 25 процентов — «отвращение». Половина респондентов согласна, что ВИЧ-положительная женщина, скорее всего, занимается проституцией либо употребляет наркотики (при том что у женщин преобладающий путь заражения — гетеросексуальный контакт с одним партнером). 60 процентов считают, что государство должно изолировать людей с ВИЧ, а две трети уверены, что у них нет риска заразиться.

Неудивительно, что добрая половина сообщений от новичков в сообществах отрицателей начинается по одинаковому сценарию: влепили «плюс», как так, я же не наркоман(ка), с кем попало не сплю, женат/замужем, бегаю по утрам. А как же иначе, если твоя защита от СПИДа — любовь и верность партнеру, сообщают рекламные постеры.

Для государства такой уровень представлений о сути проблемы непростителен. Анастасия Покровская из Федерального центра по профилактике и борьбе со СПИДом на той же конференции представила подробный доклад о социально-демографических характеристиках людей, живущих с ВИЧ. Анализ выборки из 7 тысяч пациентов территориальных центров СПИДа в 27 регионах России показал немыслимое: эти люди «по основным социальным и демографическим показателям не отличаются от не инфицированных ВИЧ граждан РФ того же возраста». Не отличаются, как их ни демонизируй и как ни притворяйся, что это какие-то люди второго сорта. Это такие же граждане РФ, многие из которых тоже наверняка бегают по утрам и перед которыми государство тоже несет ответственность.

В Пензе прекратили программу снижения вреда – и зараженных ВИЧ немедленно стало больше.

В прошлом мае академик РАМН Вадим Покровский на пресс-конференции рассказал журналистам (их, помнится, было человек пять или около того, как рассказывал корреспондент «Коммерсанта» Александр Черных), что ситуация с ВИЧ достигла уровня национальной катастрофы, — после чего депутат Мосгордумы обвинила его в «распространении небылиц» и назвала «агентом, действующим против интересов России». Видели бы вы, как отрицатели в тот момент радовались, что наконец-то их правду услышали: ведь ВИЧ — это же западный проект, направленный на геноцид неугодных, ну и так далее.

Разговоры о небылицах поутихли, но их место заняло нечто вроде плохо скрываемого раздражения при каждом упоминании масштаба проблемы (а масштаб такой: Россия — единственная из развитых стран, которой не удалось остановить распространение ВИЧ-инфекции). Посмотрите, как активисты и сами люди, живущие с ВИЧ, характеризуют позицию государства: есть ощущение, что темой занимаются на правительственном уровне, но ничего, кроме этого ощущения, нет.

Подавляющее большинство отрицателей ВИЧ-инфекции, если верить их словам, кажется, все-таки ведет себя не совсем антисоциально, хотя свой «плюс» их очень раздражает. Как правило, о статусе сообщают супругам и партнерам, кто-то даже одним глазом следит за развитием болезни по показателям нагрузки «несуществующего вируса», отказы от антиретровирусной терапии оформляются официально, то есть о них становится известно лечащим врачам и иногда органам опеки. Отрицатели знают об ответственности за заражение ВИЧ-инфекцией и, кроме совсем уж упертых, предпочитают не бросать вызов системе. А кое-кто и на учете состоит, и получает терапию, но молча не принимает ее или принимает нерегулярно — то есть создается полная видимость активных действий, но именно видимость.

Так вот, таких «подпольных» отрицателей тоже рано или поздно неизбежно выдают плохие показатели анализов на ВИЧ-инфекцию.

Понравился материал? Помоги сайту!