Профессионал

Главный вопрос, который возникает в связи с именем Эннио Морриконе, вовсе не в том, как ему удалось написать музыку к сотням кинофильмов или достичь такого долголетия, не снижая производительности. И даже не в том, как ему удавалось удивительно просто, в нескольких нотах, передать самые сложные человеческие чувства и эмоции. Интереснее всего — как итальянский композитор, вышедший из экспериментальной группы, смог заполнять концертные залы по всему миру, совершенно не изменяя себе и своим убеждениям. Как Эннио Морриконе вывел авангард в мейнстрим — да так, что совершенно никто этому не удивился.

Любовь к экспериментам со звуками и традиционной эстраде бывший вундеркинд, виртуозно владевший любым инструментом, демонстрировал еще в шестидесятых. На припев его самой известной в Италии вещи «Se Telefonando» (1966), исполненной певицей Миной, Морриконе вдохновили звуки сирены французской полиции.

Услышать в звуках, традиционно связанных с тревогой и опасностью, зачатки эпической баллады в духе Берта Бакарака или Фила Спектора мог только человек, хорошо знакомый с возможностями звукоизвлечения, лежащими далеко за пределами нотного стана. Эти возможности Эннио Морриконе изучал как раз в составе кружка авангардистов Gruppo di Improvvisazione Nuova Consonanza. Созданный в 1964 году в Риме коллектив экспериментальных композиторов, в который помимо Морриконе входили Эджисто Макки, Джанкарло Скьяффини, Фредрик Ржевски, Роланд Кайн и другие не последние имена в кругах музыкального авангарда, был своего рода лабораторией, участники которой при помощи антимузыкальных, атональных и электроакустических манипуляций, шумовых техник и полевых записей пытались найти в импровизации новые созвучия. Отсюда и название коллектива.

Морриконе играл в нем на трубе — хотя иногда ему приходилось извлекать звуки не из самого инструмента, а из мундштука для него. Спустя пару десятилетий легенда джазового авангарда из Нью-Йорка Джон Зорн напомнит о том, чем занимался маэстро в шестидесятых, на своем альбоме «The Big Gundown», где исполнит знаменитые мелодии из кинофильмов Морриконе при помощи тех же мундштуков, пищиков и охотничьих манков.

О важности саундтреков Морриконе к трилогии спагетти-вестернов Серджо Леоне красноречиво говорит тот факт, что во время съемок «Однажды на Диком Западе» Леоне ставил уже сочиненные и записанные композиции на полную громкость — к большому неудовольствию оператора Тонино Делли Колли: из-за них его команд просто не было слышно на съемочной площадке. Музыка Морриконе не просто создавала атмосферу и настроение — она расставляла нужные акценты, драматические или иронические, помогала представить персонажей фильма, а в случае с Гармоникой в исполнении Чарльза Бронсона даже развивала сюжетную линию. В фильмах Леоне благодаря Морриконе каждый револьвер действительно пел свою мелодию — по цитате из «Хорошего, плохого, злого». При этом эксперименты Морриконе никуда не делись: инструментовка была самой причудливой, вместо бравурных маршей голливудских вестернов итальянский маэстро использовал врезающиеся в память мелодии, свист хлыста, крики койотов и выстрелы револьверов, звенящие серф-гитары и художественный свист (за то и за другое отвечал Алессандро Алессандрони, давний напарник Морриконе и обладатель богатой и разносторонней дискографии) или привязчивый вокал — от оперного сопрано до хорового хрюканья. Многие композиторы-современники брали методы Морриконе на вооружение (Бруно Николаи, Пьеро Пиччони, Риц Ортолани и другие), но далеко не всем удавалось так убедительно сплетать разношерстные стили в единое целое.

Морриконе — именно композитор, без каких-либо приставок.

Если музыка Эннио Морриконе так легко солировала в шедеврах Серджо Леоне, то что уж говорить о сотнях остальных фильмов, одухотворенных композитором, — многие из них представляют интерес лишь для заядлых киноманов. Фильмы самых разных жанров, от документальных до триллеров джалло, могли быть не высшего качества, но саундтреки, созданные Морриконе, всегда отличались самобытностью и смелостью, передавая эмоции и в отрыве от картинки. Поэтому его приходится называть кинокомпозитором — с неохотой. Режиссер «Малены» и «Нового кинотеатра “Парадизо”» Джузеппе Торнаторе, например, настаивал на том, что Морриконе — именно композитор, без каких-либо приставок. Действительно, Морриконе невозможно поставить в один ряд с прочими тружениками киномузыкального цеха — при том что основные его достижения, награды и самые известные мелодии неотрывно связаны с озвучиванием чужого видеоряда. Получая номинации на «Оскар» за свои более традиционные партитуры к фильмам «Дни жатвы», «Неприкасаемые», «Багси», Морриконе, отличавшийся ворчливым характером, с неохотой посещал церемонии награждения — да и английским не владел. Голливуд же, напротив, тянуло к Морриконе: итальянец делал музыку к фильмам Уильяма Фридкина, Барри Левинсона, Брайана Де Пальмы, Романа Полански, Оливера Стоуна и Терренса Малика, а, например, Квентин Тарантино просто вставлял в свои фильмы композиции итальянца, написанные к вестернам Леоне, перегружая их и без того зашкаливающую знаковость. Морриконе ответил Тарантино тем, что вставил в первый оригинальный саундтрек к вестерну «Омерзительная восьмерка», который заказал ему режиссер в 2015 году, неиспользованные сочинения для хоррора «Нечто» (1982) Джона Карпентера.

Как раз в поздний период, когда в творчестве Морриконе эксперименты стали уступать роскошным и традиционным оркестровкам, увеличилось количество попыток напомнить маэстро о его экспериментаторских корнях, зачислить его в свою компанию. Этим занимались не только легенды американского авангарда, но и герои тяжелого рока — Metallica постоянно использовала на концертах «Ecstasy of Gold» Морриконе в роли вступления. Но итальянский мастер, относящийся вежливо к таким проявлениям уважения, по-настоящему своим будет себя чувствовать, наверное, лишь в компании Бернарда Херрмана, чьи нервные струнные из «Психо» Альфреда Хичкока, безусловно, оказали на него влияние. И других бескомпромиссных одиночек музыки прошлого столетия, таких, как Пьер Булез, Карлхайнц Штокхаузен, Лучано Берио и Майлз Дэвис. Когда же ему напоминали о невероятном объеме музыки, сочиненной им, он скромно указывал на количество написанного Бахом или Моцартом и утверждал, что по сравнению с ними не сделал почти ничего.

Конечно, хочется закончить некролог маэстро на напрашивающемся, легком и бесспорном утверждении, что фигур, равновеликих ему, в музыке мы уже не увидим. Однако видеть нужно уметь, и здесь уже потрудиться предстоит нам. Как написал Джон Зорн в буклете к сборнику раритетов из портфолио Морриконе «Crime and Dissonance», составленному Аланом Бишопом из Sun City Girls и вышедшему на лейбле Ipecac, который принадлежит лидеру Faith No More Майку Паттону: «Ответственность за то, чтобы нести факел истины и честности сквозь темное время, в котором мы находимся, ложится на плечи немногих. Эта героическая подборка редкой киномузыки доказывает нам, что дух свободы был, есть и всегда будет жив. Его лишь нужно уметь найти». Мы не знаем, откуда придет следующий Морриконе и снова все перевернет. Возможно, снова из области саундтреков к кинофильмам, где в последнее время наметился самый настоящий ренессанс благодаря работам передовых продюсеров, не чуждых авангарду. Дэниел Лопатин, Мика Леви и иже с ними следуют духу Морриконе, в первую очередь, потому, что отказываются идти по уже проторенной им дороге.

Понравился материал? Помоги сайту!