Ермен Анти: «Любому глупому решению властей мы находили интересную альтернативу»

Эта весна станет последней для культовых актюбинских панк-рокеров «Адаптация»: в январе этого года бессменный лидер коллектива Ермен «Анти» Ержанов анонсировал выход альбома «Оруэлл» и тур-презентацию, который заодно станет прощальным и поставит жирную точку в почти 30-летней истории группы. Перед последним концертом «Адаптации» в Москве Александр Нурабаев обсудил с Ерменом Анти историю группы, Егора Летова, новый альбом «Оруэлл» и даже казахстанских рэперов.

— Почему ты распускаешь группу?

— Я не люблю повторяться, к тому же этот вопрос в последние месяцы мне постоянно задают знакомые, журналисты и т.д. Скажу просто и коротко — пришло время. Я это чувствую и знаю.

— В последние пять лет «Адаптация» находится, пожалуй, в наилучшей форме за все 27 лет существования. Нет ли хоть минимальных сожалений, что такая важная часть жизни подходит к концу, или так и надо — уходить на самом пике?

— Какой смысл жалеть о том, чего не вернуть? Это были красивые и очень насыщенные 27 лет, я ни о чем не жалею, разве что немного о том, что не всегда хватало сил быть предельно сконцентрированным, быть жестче в некоторых вопросах и гнуть свою линию до упора.

— Давай вернемся в 90-е, когда все начиналось. Я вырос в Северном Казахстане, в Кокшетау, и прекрасно помню то время. И оно определенно было тяжелым — низкие зарплаты, которые не выплачивались месяцами, тотальная нищета, постоянное отключение электроэнергии, перебои с отоплением-водоснабжением. Люди в буквальном смысле выживали во мраке и холоде — им было не до музыки. Насколько похожей была обстановка в Актюбинске (с 11 марта 1999 года — Актобе. — Ред.), когда ты взял в руки гитару и запел?

— Была такая же жопа, как и на всем постсоветском пространстве. Но мы были молоды, энергии было столько, что эти «лихие» годы как-то быстро пролетели, хотя, конечно, свой отпечаток на каждом из нас они оставили. Я в эти годы как художник состоялся, заматерел, и все последующие политические или финансовые кризисы меня уже не пугали.

— В моем городе никакого рока не было и в помине — разве что горстка никому не известных металлистов, которые подрабатывали ресторанными лабухами. Но, насколько мне известно, в Актюбинске была довольно самобытная панк-сцена. Расскажи о ней. И что за публика приходила к вам на концерты?

— До «Адаптации» в Актюбинске не было панка и новой волны. Старперы из 70-х — 80-х торчали на битлах и флойдах, были какие-то смешные металлисты, барды и очень много лабухов, которые играли по кабакам. Мы сразу отдельно стали себя позиционировать, играли закрытые сейшены, куда можно было попасть только по знакомству. Постепенно вокруг нас стала собираться тусовка, которой весь этот панк был интересен. А у лабухов, наоборот, началась разруха: кабаки закрывались, да и опасно в них стало ходить, народ одичал, постреливать стал. Мы довольно активную деятельность тогда в Актюбинске развили: электрические сейшены, самиздатовские журналы, магнитиздат — мы были первой местной группой, чьи записи молодежь стала слушать, а песни петь во дворах под гитару. Когда акиматовские (сотрудники акимата (мэрии). — Ред.) запустили разнарядку не пускать «Адаптацию» на официальные площадки, мы стали играть квартирники, то есть любому глупому решению властей мы находили интересную для нас и наших слушателей альтернативу.

Была такая же жопа, как и на всем постсоветском пространстве.

— А что сегодня слушает продвинутая актюбинская молодежь?

— «Адаптацию»! Про остальных ничего не знаю, наверное, рэп. Эта часть молодежи просто потребляет то, что ей впаривает интернет.

— Безусловно, Егор Летов — один из знаковых для тебя исполнителей. Помнишь ли ты, когда впервые услышал его песни?

— В 1991 году, летом. Какой-то пацан из Минска приехал в Актюбинск погостить, и он мне дал две кассеты: на одной была Янка в акустике, на другой два альбома Летова — «Некрофилия» и «Здорово и вечно» в ужасном качестве, но этого хватило, чтобы энергообмен произошел и история получила продолжение.

— Был ли ты с ним лично знаком?

— Нет, к сожалению. Играли вместе два раза: один концерт [Сергей] Удальцов делал в каком-то кинотеатре, и там была куча акаэмовских групп («Авангард красной молодежи». — Ред.), которые оккупировали гримерку «ГО», и мы даже попасть туда не пытались, но Егор с Наташей наш сет полностью посмотрели. Спустя пару лет «разогревали» «ГО» в «Горбушке», и снова не удалось познакомиться и поговорить, так как после выступления мы рванули на вокзал: у нас на следующий день был концерт в другом городе.

— На твой взгляд, почему у Егора получилось попасть в вечность, а Башлачева и Майка народ подзабыл?

— Не могу судить о вечности, пока сам туда не попал. С Майком жалко, что так вышло. Я очень люблю его песни, но так вышло, что его забыли, а молодежь не знает про него ничего. Может быть, фильм «Лето» изменит ситуацию?

— Долгое время если кто-то что и знал о казахстанской рок-музыке, то только о группе «Адаптация». Как у тебя получилось вырваться из актюбинского андеграунда и уже 20 лет ездить с гастролями по всей России, Украине и Белоруссии?

— Я всегда ставил перед собой конкретную цель и не разменивался на мелочи. Многие пытались рок-н-ролл с работой совмещать, какие-то запасные варианты для себя искали, а я шел напролом, так как понимал, что рок-н-ролл в том смысле, как я его понимаю, не терпит компромиссов. Я так и живу все это время: 20 лет официально нигде не работаю, не имею военного билета, стараюсь с социумом как можно меньше контактировать.

— Зато сейчас наблюдается явный интерес к рэп-исполнителям из Казахстана. Скриптонит, Масло Черного Тмина, Jah Khalib. Тебе знакомы эти имена?

— Слышал первый альбом Скриптонита, «Вечеринка» — хорошая песня, зацепила в свое время. Jah Khalib — слышал в такси, не знал, что он из Казахстана, думал, что с Северного Кавказа исполнитель. У нас многие русские рэперы с кавказским акцентом поют, тот же Хаски. Я, если честно, не понимаю зачем. Может, они так под негров с Гарлема косят?

— Уже несколько лет бытует мнение, что рэп — это такой новый рок. Согласен ли ты с этим?

— То, что они ближе к молодежи, чем вся эта ботва с «Нашего радио», — это точно, так как поют о реальной жизни подростков, а не витают в облаках и не строят из себя целок.

В России сильнее интернет-цензура.

— У «Адаптации» есть своя аудитория и во Франции, и в Германии. Вы для них больше экзотика или носители трушного панковского духа, для которого языкового барьера не существует?

— Для кого-то экзотика, но после концерта подходят и говорят, что мы настоящий панк играем, не хардкор, который многих уже достал, так как группы все однообразные и поют об одном: «Убей буржуя, капитализм — говно». Это все верно, но когда 10 групп подряд поют под один ритм и про одно и то же, то я могу понять тамошних меломанов. Русскоязычных зрителей больше всего в Германии, но там их действительно много живет. Во Франции, Финляндии, Швейцарии, Испании наших соотечественников очень редко на концертах встретишь.

— Много ли приходит молодых на ваши российские концерты?

— Мне хотелось бы больше молодежи видеть. Сейчас, после объявления о роспуске команды, народу на концертах стало гораздо больше, в том числе и молодежи прибавилось.

— Поговорим о свежем альбоме-эпилоге «Оруэлл». Мощная работа, оставившая у меня четкое ощущение предчувствия глобальной катастрофы. Насколько верно это ощущение?

— Я бы хотел ошибаться в своих прогнозах, но, похоже, хозяева жизни готовы на все ради денег и власти. А Большой Брат — это уже реальность. Ты видел сериал «Черное зеркало»? В Китае уже несколько серий тестируют на своих гражданах.

— Где сильнее ощущается присутствие Большого Брата — в России или в Казахстане?

— В России сильнее интернет-цензура, а так все подсели на Инстаграм и смартфоны, люди мало общаются между собой, все смотрят на экраны своих смартфонов.

— Я слышал, что песня «1984» навеяна событиями в Актобе 2016 года, когда радикальные исламисты ограбили два оружейных магазина, попутно постреляв мирных жителей и национальных гвардейцев, а затем держали в страхе весь город несколько дней. Расскажи об этом.

— Это салафиты устроили. Молились где-то вместе на дому, а потом джихад пошли устраивать. Напали на оружейные магазины, постреляли людей, далее — на часть Национальной гвардии… Короче, неделю город жил при красном уровне террористической угрозы: постоянные сирены, временами стрельба, отключение интернета. В одно утро я проснулся от звука вертолета, который пролетал над моим домом. Исламский экстремизм — одна из самых опасных угроз для Казахстана, то есть при монархии и диктатуре выжить еще можно, а если эти ребята к власти придут, то чемодан — вокзал — и дальше. Песня «1984» сразу после этих событий написана. «Дети свободы совести рвут на куски правительства» — это про те невеселые дни.

Как нефть пошла, им по барабану все это стало.

— В стране, где еще в 90-е были на корню вытоптаны жухлые зачатки оппозиции, ты поешь песни «Жизнь в полицейском государстве», «Так горит степь», «Телефонный разговор с Н. Назарбаевым». Как часто с тобой разговаривали из полиции и КНБ (Комитет национальной безопасности Казахстана. — Ред.)?

— В 90-е люди в штатском были часто на концертах в официальных ДК, а как нефть пошла, им по барабану все это стало. Запах бабла утянул всю эту публику, они и салафитов проморгали, потому что не работой своей занимались, а бизнесом. А с оппозицией мы в 90-х немного сотрудничали, помогали коммунистам, но это бесперспективное направление: очень скучные люди, хотя и честные. Почти все умерли или уехали. А те, кто себя в 2000-х или сейчас оппозицией в Казахстане считает, — так это те же люди, про кого я в 90-х сочинил песню «Мафия и власть»: от кормушки их отстранили — вот они и в оппозиции. Я, к большому сожалению, не вижу сейчас такого человека в Казахстане, кто мог бы реально составить альтернативу нынешнему режиму.

Сейчас идет смена власти, но, как и во всем мире, в Казахстане очень большой разрыв между богатыми и бедными, и пропасть эта становится только больше. «Безработные из резерваций ждут момента взять в руки ножи», — спел я на альбоме «Цинга», и если это произойдет, то мало никому не покажется

— Спустя каких-то два месяца после заявлении о роспуске «Адаптации» произошло невероятное — президент Назарбаев сложил с себя полномочия. Насколько случайно это совпадение?

— Не знаю, я об этом не думал, но вот 8 июня у нас последний концерт в Актобе, а вчера «они» сообщили, что 9 июня у «них» президентские выборы. Снова совпадение?

— Что будет с Ерменом Анти после «Адаптации»?

— Я никуда не денусь, просто отдохнуть немного хочу. Быть лидером группы — большая ответственность и работа, от которой я подустал. Наберусь сил. Дома куча непрослушанной музыки, непрочитанных книг, непросмотренных фильмов накопилась… Два пацана у меня подрастают, им тоже хотелось бы больше времени уделять, так как вижу их не так часто, как хотел бы. Хотя все может быть — я не исключаю варианта, что уже через неделю после последнего концерта «Адаптации» внутренний голос опять мне скажет: «Пора на войну».

26 апреля «Адаптация» сыграет прощальный концерт в Москве, а 27 апреля — в Санкт-Петербурге.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!