— В прошлом году впервые за 22 года организаторы фестиваля «Возвращение», один из которых — ты, решили его не проводить и, соответственно, не затевать краудфандинговую кампанию. В этом году уже не так страшно, что все сорвется из-за пандемии?
— Я даже уже забыл, какая ситуация с пандемией была в прошлом году в это время. Помню, что был момент, когда вроде бы концерты начались, но все было очень непонятно. Я сидел и думал, что сейчас начну собирать деньги, соберу, а потом нас закроют — и как я эти деньги буду возвращать людям? В этом году решили рискнуть. Вроде консерватория сказала, что в любом случае будет пускать по QR-коду. То есть меньше вероятность, что совсем отменит.
— Сейчас деньги собираются сложнее?
— Да мне кажется, так же, как и раньше. Просто у меня немножко меньше сил было сейчас этим заниматься.
— Твои развеселые посты в Фейсбуке с историями из фестивального прошлого помогают?
— Помогают в том смысле, что я как бы у людей на виду. Нарабатываешь узнаваемость. Уже сложился своего рода ритуал — люди ждут, что им что-то будет рассказано. Если я просто каждый день буду писать «мне не хватает еще 400 000 рублей», то не думаю, что это будет хорошо работать. Я же не Антон Долин, которому достаточно написать, что идет сбор, и за день собрать миллион. А на самом деле это работа. И чем дальше, тем больше она занимает сил и времени. Бывает, пишу что-то и понимаю, что эту историю я несколько лет назад уже писал.
— Как-то невесело ты про это говоришь. Какие темы в этом году будут на «Возвращении»?
— Первый концерт называется «Доля шутки». Соответственно, там будет всякий юмор и не очень юмор. Например, «Сатиры» Шенберга. Это произведение вообще-то совсем не смешное. Ну, чувство юмора у Шенберга было своеобразное. Если оно у него вообще было. Но он считал, что это смешно. Или у Хиндемита есть произведение «Увертюра к “Летучему голландцу”, исполненная плохим санаторным оркестром». Для струнного квартета.
Второй концерт называется «Размышления». От средневековой музыки, которую Данил Рябчиков будет делать, до «Размышления на тему хорала Баха» Губайдулиной.
— А о чем размышляли в Средневековье?
— Ну, там две песни, в которых говорится: «Подумай о жизни своей, ведь скоро умирать» — и тому подобное. Третий концерт называется «Первая любовь». У Рахманинова есть пьесы для игры в шесть рук на фортепиано. Были такие сестры Скалон, с которыми он тусовался на даче. И там сложно все: в одну он был влюблен, с другой переписывался. В общем, это произведение он написал, чтобы с ними обеими его играть. Начало второй пьесы он потом использовал в медленной части Второго концерта. Еще там будут Мессиан, Григ, Корнгольд; они, кстати, все женились на своей первой любви.
— В отличие от Рахманинова…
— Еще Яначек будет. Но задолго до знаменитой истории с его поздним увлечением. Из-за чего его жена была очень несчастна. У нас будет произведение, которое он ей посвятил в самом начале их общения, еще до женитьбы.
— Отвлечемся от «Возвращения». Последние несколько лет ты плотно работаешь с Московским ансамблем современной музыки. Ты и раньше был этой музыке не чужд. Но теперь ее в твоей жизни стало намного больше. Насколько это тебе комфортно? Открылись ли новые горизонты?
— Не могу сказать, что прямо открылись. Дело в том, что когда ты сам по себе, то выбираешь из всего массива новой музыки то, что считаешь наиболее достойным, фильтруешь. Но поскольку у МАСМа есть некая миссия, которая заключается в том, что все написанное должно хоть раз прозвучать, а уж дальше — как пойдет, то, естественно, удельный вес чего-то, заслуживающего внимания, гораздо ниже. Хотя, конечно, что-то я для себя новое узнал, когда в МАСМ попал. Из крупных фигур — например, Элвин Лусье, Филипп Юрель. До МАСМа я про них не знал.
— У современной музыки и публика другая…
— Я, когда много лет назад играл в ансамбле современной музыки в Англии, немало повидал такого рода публики. Когда выходишь на сцену, а в зале сидит 10 человек, прошаренных во всем этом, и ты для них играешь. То есть эта ситуация для меня не новая. Что новое и что нравится — это «Композиторские читки». Потому что во время них ты какие-то полезные вещи людям можешь сказать.
— В смысле — композиторам?
— Да, молодым композиторам. К сожалению, абсолютно логичные для меня, как исполнителя, вещи для них вообще неочевидны. Что меня каждый раз повергает в изумление. Потому что я привык, что композитор все-таки должен уметь на чем-то играть, а значит — понимать логику исполнителя. Но сегодня с этим ситуация так себе, прямо скажем.
— А что, наши молодые композиторы уже не умеют играть на музыкальных инструментах?
— Честно говоря, я не спрашиваю человека, умеет он играть или нет. Я спрашиваю: каким образом получается, что есть аккорд, в котором один и тот же звук в одном голосе написан как соль-бемоль, а в другом как фа-диез? Так, чтобы исполнитель в принципе не мог это прочитать с листа. Это неудобно. И неправильно. Это происходит, потому что они набирают ноты сразу на компьютере, наигрывают с клавиатуры, и как компьютер расшифровал, так оно и записано. И таких случаев много. И даже если умеют на каком-то одном инструменте играть, на другом не умеют. Я говорю: «Вот эту ноту сыграть нельзя». «А я посмотрел в книжке». А зачем смотреть в книжке, когда надо отловить коллегу-студента и попросить эту ноту издать. И все. Тогда сразу будет понятно, можно ее сыграть или нет.
К тому же из читок я извлек и пользу для себя — в Новосибирске ко мне подошла Карина Абрамян и сказала, что Союз композиторов готов нам помочь, если мы будем членов СК исполнять. А мы исполняем в этом году Десятникова, Губайдулину, Зеленского. Так что в этом году фестиваль пройдет при поддержке СК.
— Смешно, что Губайдулина — член СК.
— Звучит диковато, конечно. Я думаю, она просто никогда не выходила из союза и осталась там, как и все советские композиторы.
— Какие на фестивале еще будут большие ансамблевые сочинения?
— Я хочу завершить фестиваль сочинением Гэвина Брайерса. Это английский композитор, он общался с Кейджем, основал знаменитый Portsmouth Sinfonia — оркестр, где играли либо любители, либо музыканты, но не на своих инструментах. У него там и Брайан Ино играл.
Его самое известное сочинение 1971 года называется «Jesus' Blood Never Failed Me Yet». Это очень интересная вещь, там используется запись, где бездомный поет песню. И этот кусок закольцован. Он все время повторяется, а инструменты по очереди вступают с неким аккомпанементом. Длинная медленная красивая музыка. Такой английский Мартынов задолго до «Войдите», но более сердечный, что ли. Исполнять можно любым количеством участников. Ноты все прописаны, но в какой последовательности вступают исполнители — это они сами решают. Длиться она может сколько угодно. Один раз в Tate Modern было исполнение — 12 часов играли. Брайерс потом сделал версию, где ближе к концу вступает еще Том Уэйтс. Но она, по-моему, хуже. Эту вещь часто исполняют. Но у нас — так, чтобы официально, с покупкой нот — кажется, мы первые. Я рассчитываю, что большинство участников будут ее играть. Так что это будет самый большой ансамбль на фестивале.
— А как долго вы ее играть собираетесь?
— Как пойдет. Это зависит еще и от того, какой будет окончательный состав. Я его еще не знаю.
Понравился материал? Помоги сайту!