— Во-первых, хотелось бы узнать из первых уст, что именно происходит с «Чайковским». Я правильно понимаю, что Фонд кино не поддержал фильм, несмотря на благосклонность Мединского к этому проекту? То есть Фонд кино по-прежнему обладает автономией и не подчиняется напрямую Минкульту?
— Действительно, Министерство культуры и Мединский поддержали «Чайковского», но экспертный совет Фонда кино спустя какое-то время отказал в финансировании картины, мотивируя это тем, что проект не является для них приоритетным и не представляет коммерческой перспективы. Поскольку Фонд кино нас не поддержал, то обязательства по выполнению договорных отношений, которые я должна взять на себя перед Минкультом, я не в состоянии выполнить. В контракте жестко сказано: на момент его подписания я должна обеспечить внебюджетное финансирование, вовремя снять фильм и его сдать. В такой ситуации это невозможно. Для Кирилла Серебренникова это достаточно тяжелый момент, поскольку он давно собирался снимать фильм и мы находились в активной разработке. Он услышал мои аргументы и решил, что не может обрекать меня на невыполнимые финансовые обязательства. Сейчас мы решили взять паузу и подумать, как собрать эти деньги.
— То есть решение не брать эти 30 млн — это ответ на лицемерную позицию Минкульта, который, обеспечивая совсем небольшую часть финансирования, обязывает вас тем не менее выполнять свои жесткие требования по срокам?
— Не совсем так. Позиция Минкульта — это нормальная позиция любого ведомства. Всегда принято изначально оговаривать сроки, которые необходимо соблюсти. Вопрос в другом — в том, что Министерство культуры не может поддержать нас на бóльшую сумму. Я понимаю, что для какого-то проекта сумма 30 миллионов покажется огромной, это действительно большие деньги, и я рада, что нас поддержали. Но в нашем случае отсутствие средств Фонда кино сыграло решающую роль — мы не можем позволить себе сложный постановочный исторический проект. Поэтому нам нужно выстроить другую стратегию поведения.
— Как вы считаете, решение Фонда кино может быть связано с волной разговоров вокруг «Чайковского» в прессе? Это какая-то идеологическая перестраховка или же чистый бизнес?
— Мне сложно оценивать это. Я прочла официальный комментарий фонда о том, что у фильма нет коммерческого потенциала, это их главный аргумент. Верить в какие-то идеологические вещи мне сложно, потому что нас уже поддержало Министерство культуры. Также Фонд кино не поддержал наш проект с Мизгиревым, абсолютно, на мой взгляд, мейнстримный и со зрительским потенциалом. И не просто не поддержал, а вообще не рекомендовал его на рассмотрение. Поэтому я не берусь судить об истинных мотивах фонда, но я понимаю, что критерии оценки размыты или вообще не установлены, а порой даже противоречат друг другу.
— Но ведь в «Комаре» Мизгирева у вас были заявлены актеры Чулпан Хаматова, Безруков... То есть даже такой фактор не гарантирует получения господдержки?
— Ну и в «Чайковском» заявлен голливудский актер (мы не называем публично его имени). Это, видимо, не приоритетный критерий, вероятно, считается, что актеры не собирают кассу. В результате такие серьезные режиссеры, как Серебренников и Мизгирев, не могут реализовывать свои таланты.
Условное разделение артхаусного и коммерческого кино — медвежья услуга всем игрокам рынка.
— Что вы думаете о звучащих время от времени призывах вообще отказаться от госфинансирования и бойкотировать государство таким образом? Это вообще возможно?
— К сожалению или к счастью, это невозможно, сегодняшнее кино существует во многом благодаря господдержке. У нас не развит рыночный механизм возврата (надеюсь, это все-таки вопрос какого-то недалекого будущего), пока эта система не будет работать, это невозможно. Но дотационное кино существует во всем мире, государство участвует в поддержке фильмов через фонды и ставит в приоритет не только коммерческие задачи, но и культурные, социально значимые.
— Есть ли какие-то зарубежные фонды, готовые поддержать «Чайковского»?
— Нет никаких подписанных договоров. У нас были какие-то частные инвестиции, мы планировали дособирать эти деньги, но сейчас разрыв в дефиците средств увеличивается, так что нам предстоит длинный путь переговоров.
— Как показывает практика последнего времени, нашим проектам очень сложно найти деньги за границей. Миндадзе пришлось просить деньги на постпродакшн у государства, Сокуров с «Фаустом» вообще в итоге обратился к Путину...
— Конечно, очень сложно. И даже несмотря на то, что Чайковский — фигура мирового масштаба, он остается нашим национальным героем, снимать мы тоже собираемся на русском языке, поэтому, конечно, задача сложная. Ну не соберем денег — значит, не будет фильма «Чайковский».
— Будет проект о Мусоргском?
— (Смеется.) Ну, например, да. Условно говоря, бюджет в 5,5 млн евро кажется более чем реалистичным, это вопрос времени, переговоров и логистики проекта.
— Как вы относитесь к ситуации, когда даже на первый взгляд незначительное столкновение художника с госструктурой — а точнее, лично с Мединским — вызывает волну обсуждений, интервью и раскручивания в прессе? Вредит это кинобизнесу или, наоборот, создает паблисити?
— Признаюсь, я не публичный человек, я не была готова к такой реакции прессы на проект «Чайковский». С одной стороны, это, безусловно, привлекает внимание, но с другой — это очень тяжело. Такому художнику, как Серебренников, тяжело работать в подобной атмосфере. Вместо того чтобы заниматься сценарием, актерами, он вынужден провисать, давая комментарии. Это невыносимо, и поэтому мы хотим взять паузу. Наша с Кириллом задача была просто сделать фильм о Чайковском, художественный, стильный, арт-мейнстримный. Когда проект стал обрастать какими-то слухами, домыслами, мы намеренно отказались что-либо комментировать и держались этой позиции до сих пор.
Все проще, чем кажется, на все есть простые объяснения. Не хотелось бы усложнять, но, видимо, простые решения иногда даются сложным путем.
— Но в случае Миндадзе общественный резонанс скорее сыграл в пользу его проекта.
— А как это можно просчитать? Я, например, до вчерашнего дня думала, что мы запускаемся с «Чайковским», и была внутренне спокойна, что нас поддержит Фонд кино. Тут такая ситуация, что каждый день тебе диктует новые условия, и ты вынужден... ну не то чтобы приспосабливаться, но постоянно принимать новые решения.
Критерии оценки размыты или вообще не установлены, а порой даже противоречат друг другу.
— Что вы думаете по поводу комментария, который месяц назад дал Арабов и которому сейчас вторит Мединский, это была такая контроборона проекта с его стороны?
— Понимаете, Юрий Николаевич настолько самодостаточная и яркая личность, что может позволить себе говорить все, что считает нужным и когда нужно. Мне нечего на это ответить, кроме того, что я счастлива работать с таким автором.
— Как вы считаете, чего нам вообще ждать от Мединского, какими принципами он руководствуется как чиновник? Я спрашиваю, потому что действия Минкульта в последнее время выглядят довольно хаотичными...
— По поводу Мединского могу вам сказать, что у меня была возможность пообщаться с ним в Министерстве культуры во время питчингов. Это человек, который готов слушать и слышать. Не все министры до Мединского были так открыты. С другой стороны, я понимаю, что сложившаяся политика в области кинематографии — условное разделение артхаусного и коммерческого кино — настолько ложная и двусмысленная, что это медвежья услуга всем игрокам рынка. Есть объективно качественные проекты, которые надо поддерживать, и есть сомнительные проекты, невзирая на какой-либо потенциал. Мы прекрасно знаем, что одни из самых коммерчески успешных фильмов, которые долго собирают деньги, — это как раз фильмы Сокурова и Звягинцева.
— Можете вы прояснить ситуацию с этим разделением на артхаусное и коммерческое кино? Раньше все было вроде понятно: фильм получал либо грант от Минкульта (как артхаус), либо деньги из Фонда кино (как коммерческая студийная картина). Финансирование было разделено — хотя, конечно, известны случаи, когда благодаря ловкости продюсера один проект финансировался дважды.
— На самом деле довольно много проектов получало поддержку и в фонде, и в Минкульте одновременно; недавно Вера Глаголева получила поддержку сперва в фонде, а потом — в министерстве. Это просто разные схемы, более того, те деньги, на которые мы претендовали в Фонде кино, были возвратными средствами, они не предоставляются безвозмездно. Каждая компания, которая не являлась мейджором, могла претендовать на деньги обеих организаций, вопрос был в возвратности-невозвратности получаемых дотаций.
— Как именно сегодня разделены функции между Фондом кино и Минкультом?
— Насколько я понимаю ситуацию, приоритет Министерства культуры — за авторскими проектами. У Фонда кино основная часть бюджета идет на студии-мейджоры, которые призваны поднять долю российского кино в прокате. И поскольку это задача очень трудновыполнимая, остаток средств, который раньше раздавался в Фонде кино на социально значимые проекты, решили раздать на коммерческие проекты. Я посмотрела список из 35 одобренных проектов, там действительно разные фильмы — с точки зрения и культурной, и коммерческой составляющих; я понимаю, что критерии размыты и всем очень сложно выходить из этой ситуации. Даже из этих 35 проектов далеко не все получат финансовую поддержку, это же всего лишь рекомендация. Но нас даже не рекомендовали.
— Символическая получается ситуация — как Чайковский в последние годы жизни был более почитаем на Западе, чем у себя на родине, так и вам приходится искать деньги на его байопик за границей.
— (Смеется.) Да, гений Чайковского до сих пор жив и несет свою ауру.
Понравился материал? Помоги сайту!