«Проекты вроде “Немосквы” имитируют художественные процессы»

Вчера все мы в прямом эфире смотрели развязку большой конфликтной дискуссии вокруг выставки «Немосква не за горами», которая продолжает развиваться в серии публикаций на сайте Aroundart ^[1]. Этой развязкой стал круглый стол в ГМИИ им. Пушкина при участии Алисы Прудниковой (руководителя стратегических проектов ГМИИ, комиссара Уральской индустриальной биеннале и платформы NEMOSKVA), главного редактора Art Newspaper Russia Милены Орловой, директора ГМИИ Марины Лошак и большой группы молодых художников и критиков: Егора Софронова, Александры Генераловой, Ангелины Бурлюк, Александра Буренкова, Бориса Клюшникова, Елены Ищенко и многих других (полный список участников, как и видео, можно увидеть по ссылке). Дискуссия сильно задела большинство коллег, которые пришли в сферу современного искусства в 2000-е — 2010-е: похоже, ГМИИ оказался единственной площадкой за десять лет, способной организовать первую попытку демократического диалога между руководством и художниками, когда высказать претензии действительно смогли обе стороны.

Движение пластов привело к тому, что мне позвонил художник Евгений Антуфьев, с которым мы дружили, но поругались в конце нулевых, и предложил срочно обсудить, как же возможно такое отношение к художникам и что с этим делать. Хотя он рассказал немало грустных вещей, а о самом искусстве речь почти не шла, скорее всего, он прав: для всех нас пришло время подробного и открытого обсуждения возможностей изменения системы, перспектив работы с фондами и музеями и всех других, вроде бы технических, аспектов нашего дела.

— По-моему, последний раз мы общались десять лет назад, когда ты получил Премию Кандинского. Был большой закрытый прием, и ты мне сказал, чтобы я не ела там никаких бутербродов: выглядит красиво, а что там внутри — неизвестно. Это была метафора институций современного искусства в России.

— Не помню этот совет, но тогда был весьма подозрителен, так что похоже на правду. Сейчас я более расслаблен и скорее бы посоветовал тебе попробовать все из представленных закусок.

Десять лет — это очень много, я уже успел получить вторую Премию Кандинского — уже не как «молодой художник», а как «взрослый». Хотя мы и не общались, но я знаю о твоих проектах. «Модернизм без манифеста» произвел на меня большое впечатление. Думаю, интерес к «другим голосам» у нас с тобой общий. Странно, что мы за это время, кажется, успели из молодых и подающих надежды стать действующими участниками нашего маленького шапито.

— Ты с самого начала сделал упор на интенсивный профессиональный рост — много работал, придумывал свою поэтику, технику, сделал несколько выставок на Западе и двигаешься в сторону большого интернационального художника. Неужели ты хочешь сказать, что бутерброды улучшились вместе с российской «актуальной сценой»?

— Ну слушай, все мы много работали, а кто не работал, тот исчез. Так что сила в движении. Пока мы делаем проекты, мы можем сопротивляться голосу пустоты. Сцена, мне сдается, осталась абсолютной такой же, что даже удивительно. Хотя, конечно, с появлением «Гаража» и фонда «Виктория» стандарты качества изменились безвозвратно; жалко, многие этого не поняли.

— Но как это возможно? Если сцена та же самая, как могли вырасти стандарты качества?

— Изменилось общее отношение к творчеству как к профессии. Просто частный случай: лет девять назад, когда V-A-C поддерживал один коллективный проект в Нью-Йорке, меня потрясло, что художникам, участвующим в проекте, выплатили командировочные. Там была небольшая сумма, не помню даже сколько — 300 или 400 долларов, но для меня это было что-то невероятное. Я привык, что максимум оплачивают билеты и жилье, на всю поездку у меня было 200, которые мне в последний момент сунул друг.

Понятно, что я и без этого сделал бы все работы и проекты. Когда ты — художник, для тебя важно работать, а условия — вещь вторичная. Но уважение очень важно, невозможно чувствовать себя попрошайкой. В России кураторы и сотрудники музеев часто забывают, что они получают зарплату каждый месяц, а у художников (как и у многих приглашенных кураторов) нет регулярных доходов.

— То есть ты понял, что так нельзя, когда стал участвовать в проектах за границей?

— Да, это был поворотный момент. И речь даже не о гонорарах и командировочных (это два разных пункта, и оба должны выплатить), не о талонах на еду, бюджетах или о том, что в квартире есть еда в холодильнике. Помню, как один фонд специально перевел для меня все инструкции к бытовой технике на русский. Подготовили все карты с маршрутами, отметили все магазины. Организаторы специально неделю искали идеальную квартиру и гордились тем, что нашли с антикварными скульптурами, похожими на мои работы. Это не стоило им дополнительных денег, но это было просто уважением и заботой. Они пригласили меня делать проект и гордились этим сотрудничеством.

Думаю, и в нашей стране стало настоящим сдвигом то, что такие институции, как V-A-C и «Гараж», стали обращать внимание на все эти маленькие, незаметные вещи. Уважение к художнику суперважно. Его нам не хватало и не хватает по-прежнему. Я очень надеюсь, что вслед за фондами эта ситуация изменится в том числе и в государственных музеях, а фонды расширят свое внимание в эти стороны. В том же Пушкинском музее я вижу огромный поворот в сторону поддержки молодых художников, чего раньше не было.

— Для меня главная проблема все-таки в том, что в России все еще не сформировалась независимая сцена современного искусства. Заказчики стали немного более грамотными, появилось несколько понимающих кураторов — и все. Я продолжаю считать, что сдвиг процессов в искусстве зависит только от художника, только от сильной содержательной стороны.

— Да, кардинальных изменений не произошло, и они произойдут нескоро. Но ты неправа — сдвиг организационных процессов в искусстве никогда не совершают художники. Художники занимаются искусством, а не системой в целом. Я и сам не имею на это никакого времени или сил.

— Про систему не спорю, я сказала о процессах в самом искусстве. А как бы ты описал организацию нашей системы, ее слабые места?

— Для меня, по большому счету, вся система из галерей, площадок, дилеров музеев, премий — это все просто декоративная надстройка, которая иногда помогает художникам. Здесь хороший художник — мертвый художник, чьи картины можно повесить в залах или убрать в запасники, включать в коллективные выставки, чьим работам можно давать любую трактовку. С живыми общаться гораздо сложнее: у них есть свое мнение, и вообще художники не отличаются хорошим характером. Но изменений без этого общения не будет.

Я вижу проблему в том, что людей на зарплате, которые занимаются современным искусством, в России гораздо больше, чем художников, и они относятся к своей работе гораздо серьезнее, чем к самим художникам. Хотя среди них очень много хороших людей, которые искренне стараются помочь, вся эта инфраструктура не производит смыслов, даже если декларирует обратное. Классический пример — это выставка «Немосква» и Уральская биеннале: монструозные, огромные проекты, которые эксплуатируют художников и имитируют художественные процессы.

— Но пафосные коллективные выставки и биеннале шли в России все нулевые и десятые. Почему тебя задела именно «Немосква»?

— Конечно, меня раздражает цинизм — показать такую выставку в Питере, втором после Москвы городе, где с современным искусством все хорошо. Я не понял: почему не в Новосибирске, Нижнем Новгороде, Перми, Краснодаре, Воронеже? В любом городе с сильным комьюнити художников. Ну и смешно, что 90 процентов участников выставки сделали свои карьеры в Москве. Знаю про кураторский тур по регионам. От некоторых западных участников я слышал, что они были несколько обескуражены: хотели познакомиться с искусством, но было очень много банкетов, национальные пляски (это не шутка), походы по кузнецам и ремесленникам и некоторое количество слабого молодого искусства. За всю поездку они не открыли для себя ни одного художника, которого хотели бы приглашать на выставки, и крайне разочарованы в русском искусстве. Но поездка была интересной в этнографическом смысле. Это что вообще такое? Это что за результат?

— Как избежать этой ошибки? То есть что бы делал ты, если бы был куратором такого проекта?

— Я бы изначально писал об условиях, одинаковых для всех. Мы предлагаем фиксированный продакшен, фиксированный гонорар и ждем от вас проектов. Как, скажем, и происходит на той же «Манифесте». Когда участвовал, это были, насколько помню, гонорар 2000 евро и продакшен 8000 евро. Все, что не уложится в эту сумму, должны найти сам художник, или его галерея, или фонд, который хочет его поддержать. Но изначальные условия едины для всех. Оговорюсь, что каждый год условия разные, но именно этот формат очень понравился.

Понятно, что это большие цифры для России. Но на той же Уральской биеннале зарубежные художники получали огромные бюджеты, наши взрослые — куда меньше, молодые — ничего. Это неверно. Если ты не можешь обеспечить достойные условия для 50 художников, значит, нужно показать 25. Если невозможно найти деньги на 25, то 12. Пусть у этих художников проекты будут больше и интереснее. Не нужно раздувать проекты.

— Да, я часто слышу, что графа «гонорар» для молодых художников в больших российских проектах вообще не подразумевается. Это просто инерция, стиль нулевых — или тебе удалось понять, в чем практический смысл такой политики?

— Для меня это загадка. Это какой-то блок в голове. Отголоски дней, когда неофициальные художники не могли даже думать о том, чтобы показывать свои работы, и сам факт выставки или публикации в каталоге уже был событием и наградой.

Но эти времена прошли. В искусство пришли деньги. Причем эти гонорары в масштабах бюджетов крупных проектов не занимают вообще никакого места — в районе пяти процентов. Никто ведь давно не жалеет денег на стены и подиумы, которые в конце выставки будут утилизированы. Пойми меня правильно: мне сейчас не нужны талоны на еду, но я прекрасно помню те шесть лет, когда я бы им очень порадовался. Музеи у нас не думают о том, что должен есть художник, который неделю монтирует инсталляцию или выставку. Я прекрасно помню этот выбор — или пообедать (а вокруг музеев все дорого), или купить материалы для работы. Выбор, как ты понимаешь, очевиден.

В итоге сама система толкает художников на махинации с бюджетами, подложные чеки и прочую ерунду. Выгоды три копейки, но выходов нет. Все это очень неприятно.

— То есть подразумевается, что деньги постоянно надо искать? Но где?

— Очень сложный вопрос. До определенного уровня деньги найти невозможно, и ты должен зарабатывать нехудожественной деятельностью. Это очень отвлекает, но другого выхода в моем случае не было.

Во всех остальных странах выход давно придуман — это системы грантов. В России такой официальной системы пока нет, кроме программы «Гаража». Уверяю, ее бюджет меньше среднего бюджета музейной выставки, а ее влияние на жизнь молодого художника огромно. Дело не в том, что я хвалю «Гараж», программы совершенно недостаточно для огромной страны, нам нужны еще грантовые программы — государственные и частные. Очень классно, что появляются частные резиденции: во Владивостоке, Тамани, Подмосковье. Это то, как живет искусство во всем мире.

— Напряженная дискуссия на Aroundart и тот круглый стол о «Немоскве», который прошел вчера в ГМИИ, оставили у меня впечатление, что есть какая-то обычная практика, когда руководители структур российского современного искусства в РФ обещают то, что принципиально невыполнимо, или просто обещают и не делают. Казалось, старшее поколение возмущено молодыми, которых «не научили» этим правилам приличия. Буквально в начале разговора главный редактор Art Newspaper Russia Милена Орлова саркастично сравнила выступление художника, недовольного некорректной организацией своего проекта… с перформансом Александра Бренера (!). Меня это немного удивило, потому что я не понимаю, в чем прагматика таких обещаний. Это и правда обычная практика в системе?

— Эта фраза меня тоже очень задела, даже показалась оскорбительной, хотя и не была обращена ко мне. Но сразу вспомнились все неприятные карьерные истории и нарушенные обещания.

Проблема в том, что у нас нет культуры устного договора. Можно обещать все что угодно. На Западе все, что тебе сказали в устном разговоре, — это фактически договор, скрепленный печатями. С письмом на электронную почту можно, в принципе, в суд идти. Никто не дает невыполнимых обещаний.

В России ты бесконечно можешь делать презентации и говорить о проекте, и люди будут кивать и обещать тебе. Но они изначально ничего не собираются делать.

Я понял это после очень негативного опыта сотрудничества с Уральской биеннале и Алисой Прудниковой. Когда обсуждался мой проект, она обещала помочь с организацией (денег я принципиально не просил и все производство оплатил сам). Идея была собрать малахитовые сувениры из кабинетов местных чиновников и работников культуры. На Урале они есть у всех: письменные наборы, коты, гербы. Ирония в том, что весь камень — африканский, местные месторождения исчерпаны 40 лет назад. При этом малахит остается символом Урала. В общем, интересный проект с местной составляющей. Все это должно было включать мозаики с малахитом, которые мы делали в соавторстве с Любой Налогиной.

Я регулярно писал Алисе в мессенджерах, где она иногда отвечала, но в какой-то момент отвечать просто перестала. В результате предложенный мной проект реализован не был, кроме половины, которую сделал я сам. В таком виде это было не очень интересно, но главный удар был впереди — совершенно чудовищный монтаж. Профнепригодные рабочие, отсутствие инструментов. Очень неприятно видеть слезы участников на площадке, бегать и искать инструменты, драться за лестницу. Вершиной всего было то, что на открытии половина верхнего этажа была закрыта черными тряпками. В том числе и мой зал. Хотя мой зал был готов, к нему нужно было пройти через неготовые залы, поэтому его тоже закрыли. Не готовы были работы зарубежных участников. Их лица помню до сих пор.

На мое удивление, мне сказали, что биеннале каждый раз — все три года! — открывается не полностью. Что это совершенно нормально и все всегда входят в положение. Девочки-координаторы очень старались. Но в техническом помещении (биеннале проходит в пространстве завода) и с минимальным количеством рабочих изменить они ничего не могли. Организация этого всего — личная вина руководителя проекта.

Очень неприятная показательная деталь: завтрак в гостинице был не у всех художников. Мне очень приятно, что я достиг такого невероятного карьерного роста, что номер у меня был с завтраком. Но почему у моей подруги, которая провела там две недели, номер был без завтрака? Как я и она должны себя чувствовать?

Нужна ли Уральская биеннале? Конечно, она необходима. Может ли она существовать в таком виде и с такой организацией? Нет, не может. В таком виде это вредное мероприятие, снижающее профессиональные стандарты.

Мне жаль это говорить, потому что Алиса Прудникова была моим другом, но я не могу дружить с человеком, который так неуважительно относится к художникам, куратору и своей собственной работе.

— Как вообще сегодня нужно работать с регионами?

— Думаю, должны быть бюджеты и определенная разнарядка на количество проектов. Чем их больше, тем лучше. Причем очень важно ориентироваться на персональные выставки, приглашать кураторов из других городов и работать с местными. Художник планирует переезд, когда он не может реализовывать проекты с определенной периодичностью. Большинство художников вообще не любят куда-то переезжать из своих привычных ареалов. К сожалению, все переезжают в Москву или Санкт-Петербург.

Особого секрета нет: регионам просто нужны внимание и бюджеты.

— Вот как так вышло, что ты получил все эти премии, дошел до самого верха возможностей молодого художника, но и для тебя лучшим пространством оказываются зарубежные выставки?

— В России бывает позитивный опыт. Например, в музее Коненкова очень прогрессивная директриса Светлана Боброва. С ней было очень приятно работать. В остальном — достаточно сложно преодолевать тут сопротивление среды, когда рядом есть бескрайние просторы, где такого отношения просто нет.

Конечно, потихоньку мигрирую в Европу. Там проекты делать интереснее, и там я ощущаю себя гораздо комфортнее. Потому что не чувствую себя незваным гостем. Я не про фонды и музеи современного искусства — хотя там вообще удивительно дружеские отношения во время проектов. Сейчас много делаю проектов в традиционных музеях, и общаться с сотрудниками для меня — большое удовольствие, потому что они не считают себя крепостью, отбивающей нашествие варваров в моем лице.

Даже в церквях несложно делать проекты. До сих пор получаю открытки от священника из Цюриха и отправляю ему ответы. А священник из Неаполя сначала был настроен очень скептически по отношению к выставке в церкви, хотя и согласовал практически все, только попросил наклеить на ступеньки светящиеся полоски, чтобы люди не падали. Но после открытия ему все так понравилось, что он мне специально открыл и показал катакомбы с кладбищем под церковью. Обычно они закрыты для публики. Наверное, только в Неаполе люди, которые полюбили тебя, покажут тебе секретные кости в подвалах. Но это был очень трогательный жест.

— В начале разговора ты затронул важную тему: искусствоведов и кураторов в России неимоверно много, но они не заняты производством смыслов. Что, по-твоему, смогло бы прямо сейчас приблизить организацию художественного процесса к этой задаче? Что этому мешает?

— Основное, что стоит отбросить, — это культ гигантских коллективных проектов. Они ничего не дают художникам: это «братские могилы», как их называли в 2000-е. Хорошо сделанные выставки — это то, что вдохновляет, меняет оптику. К сожалению, сейчас кураторам невероятно сложно продвигать такие проекты: гораздо востребованнее набор художников по формальному признаку. Я прохладно отношусь к выставке «Русское бедное», но я не припомню подобной выставки-манифеста в России за последние 11 лет.

Для себя я нашел выход в больших персональных проектах, нарратив в которых можешь контролировать сам. Идти в эту сторону стоит и начинающим художникам.

---

^[1] 06.08.2020. Елизавета Кашинцева, Олег Устинов. «Задача проекта в том числе фасад»: о «Немоскве».

07.08.2020. Алиса Прудникова. Заявление в ответ критикам.

08.08.2020. Егор Софронов. Тезисы о функционерах от искусства.

10.08.2020. Анастасия Ломоносова. В досудебном порядке.

Понравился материал? Помоги сайту!