Музей скейтбординга

В этом году COLTA.RU решила пойти на эксперимент и пригласила к временному кураторству над разделом «Фотопроекты» молодых и талантливых представителей ведущих российских фотоинституций. Мы разделили календарный год между шестью кураторами и попросили их отобрать для публикации наиболее интересные образцы современной российской фотографии.

Приглашенные кураторы

• Катерина Зуева, Центр фотографии им. братьев Люмьер

• Надежда Шереметова, «ФотоДепартамент»

• Сергей Потеряев, «Дом Метенкова»

• Дарья Туминас, фриланс-куратор, Амстердам

• Анастасия Богомолова, блог This is a photobook

• Светлана Тэйлор, Британская высшая школа дизайна

Четвертый резидент: Дарья Туминас — фриланс-исследователь, фотограф и куратор. В 2011 году Туминас окончила магистерскую программу «Теория кино и фотографии» в Лейденском университете с дипломом, рассматривающим нарратив в фотографии. Во время обучения Дарья проходила интернатуру в журнале Foam Magazine в Амстердаме. В 2011—2014 гг. Дарья совместно с Евгенией Свещинской курировала программу «Опыт голландской фотографии», включавшую в себя ряд образовательных событий и выставку о голландской фотографии «Undercover» (выставочная площадка — музей современного искусства «Эрарта»), которая получила серебряный приз на конкурсе European Design Awards. В 2014 году Дарья курировала проект «Читая фотокнигу», включавший в себя выставку, семинар и конкурс рецензий на фотокниги (выставочная площадка — Галерея печати). На данный момент Дарья преподает в FotoFactory (Амстердам), Webster University (Лейден), работает в галерее Johan Deumens Gallery (Амстердам), пишет о фотографии и работает над несколькими независимыми проектами в качестве фриланс-куратора.

Дарья Туминас представляет проект «Музей скейтбординга» Кирилла Савченкова, в котором город рассмотрен не как совокупность строений, а как пространство, существующее в «прочтении» людьми.

Кирилл Савченков (род. в1987 г.) работает с разными медиа, в том числе с перформансом, инсталляцией, видео и фотографией. Его художественная практика затрагивает вопросы отношений между образованием, культурными конфликтами, социальным пространством, конструированием идентичности и знания в маргинальных сообществах и субкультурах. Живет и работает в Москве.

Савченков в 2015 году реализовал проект Horizon Community Workshop в пространстве Агентства сингулярных исследований в ЦТИ «Фабрика», проект «Музей скейтбординга» в рамках программы «Расширение пространства. Художественные практики в городской среде» фонда V-A-C, также участвовал в групповых выставках «Метагеография» (Государственная Третьяковская галерея, 2015 г.), «Полупроводники» (Stella Art Foundation,2014 г.) и в параллельной программе «Манифесты-10» (2014 г.).

Разговор Дарьи Туминас с Кириллом Савченковым

Дарья Туминас: В инсталляции «Музей скейтбординга» много элементов: видеопроекция, показывающая перспективу скейтбордиста на урбанистическое пространство; промо-видео скейтбордической практики и методичка, в которых скейтбординг рассмотрен как телесная практика в целом, связанная с боевыми, военными практиками или фитнесом; следы скейтборда на стене; макет идеального места для катания… Проект не о субкультуре как таковой, а, скорее, о теле и пространстве?

Кирилл Савченков: Инсталляция, о которой ты говоришь, была сделана в рамках проекта «Расширение пространства. Художественные практики в городской среде», реализованного фондом V-A-C. «Музей скейтбординга» имеет несколько форм реализации. В проекте я рассматриваю скейтбординг скорее не как субкультуру, а как формат опыта, знания и существования тела в городе. Меня интересовал скейтбординг после скейтбординга — как он влияет на оптику понимания города, на взаимоотношения со своим телом, страхом, опытом боли и т.д. Скейтбординг можно понимать как практику прочтения города. Такой подход создает шизофреническое понимание тех или иных публичных мест, режима их восприятия и их значения. Это особенно видно на примере совмещения данной практики с модернистским архитектурным проектом и постсоветским эклектичным городским пространством. Также можно вспомнить Ладовского и архитектурный рационализм, Баухаус, архитектурный авангард, где психофизиологическому восприятию пространства уделялось значительное внимание. Ладовский, например, рассматривал пространство как материал архитектуры. Такая практика, как скейтбординг, дает возможность прямого раскрытия этих представлений.

Есть и другой момент: скейтбордисты часто сталкиваются с частной собственностью, с властью, с силовыми структурами — охраной, полицией и с режимами социального функционирования: что-то здесь можно, что-то нельзя. В каких-то местах полиция запрещает кататься, муниципалитеты ставят скейтстопперы на фасадах зданий и на архитектуру нулевого уровня. Зачастую запретной территорией становятся публичные пространства, которые граничат с административными зданиями, инфраструктурой, школами, университетами, институтами. В такой ситуации скейтбордисты становятся в своем роде «колонизаторами» новых пространств, но де-факто деколонизируют представления и нормы. И, конечно, производят свое пространство, правда, несколько нестабильное, мигрирующие вместе с ними в городе.

Туминас: Ты сказал, что скейтбординг — это практика прочтения города. Что видит в городе человек через скейтбордистскую оптику?

Савченков: Можно говорить о видении другого значения форм, пространств, объектов, поверхностей, вещей, социальных режимов и норм. Препятствия становятся ресурсом для движения.

Туминас: Колонизация пространства — это целенаправленная задача? То есть город делится на пространства уже «колонизированные», «колонизирующиеся» и те, которые не представляют почему-то интереса для скейтеров?

Савченков: Город — это достаточно пористая, неоднородная структура, в которой в скором времени понятие окраины, как мне кажется, потеряет значение. Поэтому и отношения в таком пространстве будут нестабильными и динамичными. В затрагиваемой нами практике я понимаю скейтбордическую «колонизацию» как достаточно пластичный инструмент деколонизации в широком смысле этого слова. Этот инструмент в первую очередь применяется к пространству, формам, различным областям знаний, режиму социального функционирования и нормам. Скейтбординг может пониматься как комплексное тайное знание. Музей здесь выступает как модель, позволяющая посмотреть на архив вещей, объектов и скрытых, неявных знаний, говорящий не только о прошлом и настоящем, но еще и о будущем. Это невозможный музей эволюционировавшего скейтбординга. Это некий тьюториал, реконструкция упражнений, сценок, которые сделаны как в музеях, где есть видео с, например, реконструкциями отношений викингов. Стенд, представленный на выставке в ГЭС-2, принадлежит скрытому комьюнити, которое рассматривает скейтбординг особенным образом — как практику выживания.

Туминас: Концепция проекта строится вокруг идеи музея из будущего. И сразу возникает вопрос о будущем музея. Сейчас искусство активно выводится за пределы музейных стен. И для меня словосочетание «Музей скейтбординга» звучит как оксюморон: скейтбординг, явление, напрямую связанное с городским пространством, куда так стремятся кураторы и художники, ты помещаешь в контекст традиционного музея (с отсылками, например, к реконструкциям). Почему музей?

Савченков: Музей можно понимать как совокупность и архива, и интерфейса, и отношений, вещей, пространств, знаний, где есть различные пути интерпретации, взаимосвязи и создания события. Получается достаточно комплексное понятие, так же как и скейтбординг. Работа на стыке между этими понятиями меня и интересует в данном случае. Конечно, стоит учесть, что современный музей испытывает преобразования и изменения, связанные с изменением социальной позиции государства, приватизацией культуры, что сказывается на роли музея и его формате.

Туминас: Какое значение имеет место, где «размещается» «Музей скейтбординга»? Есть ли какое-то ультимативное место показа проекта?

Савченков: «Музей» имеет несколько форм. Одна из них работает внутри пространства — это логика для определенной части материала. Другая часть проекта становится паблик-артом, работает с пространством города, где музей может стать текучим понятием. И, наконец, есть методичка — важная часть музея. Собственно, она может быть моделью для сборки совокупности знаний и «музея».

Туминас: Я хотела поговорить про эклектичность. Например, экскурсию по Ясеневу ты строишь таким образом, что XII век может внезапно перетечь в рассказ о скинхедах или о том, какие события связывают тебя с этим конкретным пространством. Похожее переплетение разных исторических эпох, а также личного опыта с общеизвестными историческими сюжетами встречается во многих твоих работах, а в описании проекта «Айсберг» ты напрямую используешь словосочетание «эклектичная форма». Является ли эклектичность чем-то системообразующим для тебя?

Савченков: Думаю, это понятие можно рассмотреть шире и в нем нет чего-то особенного. Выделять его в какую-то особую характеристику я бы не стал, это общее место не только для моей художественной практики. Наверное, охарактеризовать эклектичность можно как инструмент, и он не обязательно должен быть системообразующим.

Туминас: Сейчас ты работаешь с темой образования — экспериментируешь с форматами воркшопов (Horizon Community Workshop) и экскурсий. Как ты перешел от города к образованию?

Савченков: Как ни странно, город и образование связывают практики «выживания» в широком смысле. Также важное значение имеет преподавательский опыт — образование трансформируется, изменяет масштабы своего присутствия в жизни людей и испытывает на себе влияние тех же процессов, что и музеи. Так или иначе эти процессы связаны с изменением социальных обязательств государства и приватизацией отношений и культуры. Вместе с тем растет потребность в дополнительном образовании или переобучении, что связано с сегодняшней природой труда и производства. Потребность в знании или информации может рождать чувство нехватки знания, которое в какой-то момент становится неутолимым. Неудивительно, что на этом фоне рождаются различные гибридные системы, программы подготовки, строящиеся на совмещении маркетинга, образования, фитнеса, духовного развития. Важным результатом человеческой деятельности становится разговор, а слово — событием. Открывается иной подход к вещи, человеческой идентичности, антропологии, экосистемам существования. Конечно, это все очень неоднозначно и создает лиминальное пространство знания.

Сайт автора

Понравился материал? Помоги сайту!