«Собаки — это меньшинство. На их месте могли быть цыгане»

Новый фильм Корнеля Мундруцо «Белый бог» — это история коллективного равнодушия, рассказанная от лица маленькой девочки, под влиянием общества предавшей любимую собаку. И одновременно история прощения, рассказанная как раз от лица брошенной собаки (этот сюжетный пласт населен стаей бродячих псов). А также это история о силе музыки (ну или искусства вообще), которая окончательно примиряет всех — неравнодушных и индифферентных, взрослых и детей, людей и собак. После каннского показа «Белого бога» (программа «Особый взгляд») Инна Денисова поговорила с режиссером о том, как он снимал собак, о тесной связи его фильмов с оперой и литературой и о сумерках Европы.

— Правда ли, что собаки, которых вы сняли в фильме, взяты из приютов?

— Правда. Все — беспородные. Даже главные герои, близнецы. Более того — мы гордимся тем, что каждой собаке после съемок нашли хозяев.

— А как вы добивались от них, м-м-м, хорошей игры?

— Их долго дрессировали. Полгода примерно. У нас работала американская дрессировщица Тереза Энн Миллер. Она известна по фильмам «Бетховен», «Комиссар Рекс», «Смертельное оружие — 3», «Чокнутый профессор».

Я был абсолютно счастлив, когда она нашла близнецов. В начале фильма они похожи на милых домашних собачек, но их особенность в том, что они легко превращаются в диких псов. Два противоположных инстинкта — такое у собак встречается редко.

— Сами участвовали в дрессуре? Объясняли собакам-актерам, чего хотите от них как режиссер?

— Нет, все было наоборот: сценарий корректировался в соответствии с наблюдениями за собаками. Переписывался под собак. Обычно режиссер на съемках — человек, наделенный властью. Здесь у меня был полезный опыт: напрочь забыть о власти. Забыть свое эго. Когда работаешь с детьми и животными, только они диктуют правила.

— Приходилось отказываться от сцен из-за того, что собачки не слушались?

— Вы не представляете, сколько раз такое случалось. Начинали работать и понимали — эпизода не будет. Нужно, например, чтобы собаки взаимодействовали, а они никак. Собака ведь, даже дрессированная, не может играть — она может выражать только свои настоящие чувства.

— А вы видели фильм режиссера Ростоцкого «Белый Бим Черное ухо»? Советские дети были травмированы им. Кинолог в интервью рассказывал, как добивался желаемого от собаки: сеттер, игравший в фильме, полюбил артиста Вячеслава Тихонова по-настоящему.

— Нет, этого фильма я не видел — но посмотрю, мне любопытно. Зато я видел много других советских фильмов — я же родился в 75-м году, только их тогда по телевизору и показывали. У нас в Венгрии был «мягкий коммунизм». Мы называли себя «самым смешным бараком соцлагеря». У нас не было так жестко, как в Румынии. Но постсоветский период закончился. И, знаете, от современной Венгрии у меня гораздо худшие ощущения. О них, собственно, я и говорю в фильме. В нем — все, о чем я думаю последние пять лет.

— И о чем же вы думаете?

— Я все еще живу в Будапеште. Общество вокруг меня становится все более экстремистским. Все больше людей настраивают против демократии, против принципов свободного мира. Сейчас в Венгрии — тридцатые годы. Главный месседж: популизм, национализм, тоталитаризм. Опасная смесь. Особенно в период финансового кризиса. Из-за Орбана и его политики люди считают Европейский союз чем-то вроде Советского Союза. Венгрия не одинока: экстремисты сегодня сильны в Австрии, Норвегии, даже во Франции. Я живу в обществе, и моя задача как художника — его критиковать. Создавать возможности поговорить на больные темы. Создавать метафоры. Собаки — это меньшинство. На их месте, например, могли бы быть цыгане. Задача, которую я ставил перед собой в этом фильме, — показать, как меньшинство становится толпой.

— Я восприняла все немного по-другому. Скорее в контексте «Йоханны»: мне показалось, что на первом месте теологический аспект, представленный как зоософский. На который работает анаграмма God/Dog. И еще имя собаки Hagen, то есть heathen, pagan, язычник. Бог-собака — языческое божество? Вам близок языческий взгляд на мир с его пантеистическим принятием природы?

— Вы все правильно прочитали. Собаки — лучшие друзья человека. Символы абсолютной, чистой любви и дружбы. Человек предает, собака прощает. Мой дед был православным священником. Глядя на Троицу, я много раз задумывался о Боге. Почему и кем решено, что он выглядит как белый человек? Белый человек завоевывал, колонизировал, угнетал. Собака не способна на это в принципе. Поэтому нам было важно, чтобы наши собаки оказались брошенными, преданными человеком.

— Фильм меняет жанр: начинается как семейное кино, превращается в триллер, а к концу это чуть ли не фильм ужасов.

— Чтобы найти кинематографический язык, на котором можно говорить о современной жизни, нужно смешивать жанры. Я снимал политическую мелодраму с жанровыми элементами — отчасти приключения, отчасти фильм-возмездие.

— А как к вам, режиссеру с европейским именем, относятся в Венгрии? У нас Звягинцев ходит в статусе главного независимого режиссера, представляющего Россию в Европе.

— Мы, венгры, в этом отношении очень специальные люди. Наше общество борется с эго: если ты уверен, что что-то представляешь собой, — добро пожаловать в Будапешт, там тебя быстро поставят на место. Меня, например, гораздо больше любят в России, чем в Венгрии. Не говоря уж о Европе. Впрочем, в Венгрии полезно жить, чтобы не зазнаваться. В Венгрии я — никто. Зато много работаю за границей: в Польше, Германии, Бельгии, Швейцарии. Делаю постановки в оперных театрах. Особенно мне понравилось в Польше, когда я ставил «Летучую мышь»: поляки такие современные и профессиональные.

— Все ваши предыдущие фильмы были очень театральными. Дворик палаццо в «Нежном сыне» напоминает театральные декорации. В «Белом боге» же вы делаете то, что было бы невозможно сделать на театральной сцене. Это уже больше похоже на перформанс.

— Все правильно. Десять лет я снимал примерно одно и то же. «Нежным сыном» я по-настоящему горжусь как очень поэтичным и философским фильмом. Но все это время я решал свои подростковые проблемы: кто я, талантлив ли я? Несложно заметить, что все мои фильмы — «Йоханна», «Приятные дни», «Нежный сын» — об одном и том же. Сегодня же я понимаю, что вырос. И у меня начались другие проблемы. Окружающая действительность стала волновать меня больше собственного внутреннего мира. Поиск способов договориться. Снимая этот фильм, я чувствовал себя дебютантом. Это был способ обнулиться, вернуться в девственное состояние. Отличный, полезный опыт.

— Очень интересно, как фильм будут представлять зрителю. На плакате с портретом собачки так и ждешь надписи «семейное кино».

— Я всегда снимаю кино с одной и той же целью — чтобы зритель вздрогнул. Главное — воздействовать на чувственном уровне. Пиарщикам в данном случае я сочувствую: пойди объясни зрителю, что он там увидит.

— А почему Вторая венгерская рапсодия Листа?

— Да, меня тут уже спрашивали, почему я взял музыку из мультфильма «Том и Джерри» (смеется). По-моему, она сегодня ассоциируется с ними больше, чем с Листом, и эта ассоциация — тоже то, что мне было нужно в фильме. С одной стороны, музыка эмблематична для Венгрии, с другой — растиражирована мировой поп-культурой.

Мне, действительно, очень близка классическая музыка. И, по-моему, последние сорок минут «Белого бога» — абсолютная опера. Широкие жесты, глубокие эмоции — все это очень оперно. Я не режиссер-реалист, фиксирующий мелкие детали, как, например, братья Дарденн. Я очень их люблю. Но их кино — не моя природа. А опера — моя.

— Вы также очень литературоцентричны...

— У меня очень особенные отношения с русской литературой. Последний роман Сорокина я еще не читал, он не переведен. Но «Лед», спектакль по которому я ставил, — по-прежнему один из моих любимых. Вот уже несколько лет думаю о том, чтобы снять фильм по этой книге. Еще один писатель, которому я сейчас поклоняюсь, — Джон Кутзее. «Бесчестье» — один из определяющих меня романов. Фильм «Белый бог» вдохновлен книгами Кутзее.

— И напоследок самый важный вопрос. Вы почему так любите стиральные машинки? Они у вас в каждом фильме.

— Да все просто. Это символ чистоты. Герой «Приятных дней» купается в машинке, очищаясь от тюремного прошлого. Руди подходит к машинке, когда встречает Магду: у него есть шанс стать лучше.

В «Белом боге» машинки появляются, когда у отца и дочери, находившихся в состоянии войны, возникает шанс договориться. Ну и, кроме всего прочего, стиральные машинки отлично смотрятся на экране.

Понравился материал? Помоги сайту!