Музейные очереди
Понятно, что очереди в России — не новость. Но если линии из выстраивавшихся за чем-то людей доходили до явных эксцессов, обычно это означало завершение или начало чего-то. Одни очереди (за колбасой и гуманитарной помощью) свидетельствовали о крахе советской экономики, тогда как другие (например, в «Макдональдс») демонстрировали торжество пришедшего в СССР капитализма, а начало резкого консервативного поворота в России обозначило стояние к «поясу Богородицы» (характерно, что последующие протестные митинги так и не дотянули до него по массовости).
И вот выстроились две внезапные очереди — на выставки Валентина Серова осенью 2015 года в Москве и Фриды Кало уже зимой этого года в Санкт-Петербурге. Тянущиеся к искусству люди ломали двери, открывались полевые кухни, билеты в Третьяковку стали объектом мошенничества и спекуляции, а медиа накручивали ажиотаж — пиарщики и директора музеев радовались. Еврейский музей не отставал от тренда и создал сразу несколько долгих очередей на открытии выставки «До востребования». Казалось, что предел достигнут, но ретроспектива Ивана Айвазовского побила рекорды посещаемости Серова, а на выставку произведений из музеев Ватикана попасть стало просто невозможно.
Понятно, что российские музейщики уже давно научились делать выставки-блокбастеры, но их предложение не работало бы без запроса со стороны жителей страны. И тогда возникает вопрос, что же означают эти очереди. Ведь явно они не про искусство. Ирина Нахова, например, считает, что это своего рода эскапизм. Если молодежь уходит в угар, то для старшего поколения музей, как и в советское время, становится возможностью уйти от нестерпимой реальности сегодняшней России, даже если признаться в том, что все кругом ужасно, они пока не готовы.