Почему я не поехал на биеннале

Ни на какую биеннале я не поехал. Я отправил в командировку на Архитектурную биеннале в Венецию Николая Ерофеева, на Манифесту в Цюрих — Александру Новоженову и на Берлинскую биеннале — Андрея Шенталя. Но сам никуда не поехал. Хотя вполне мог.

Этот жест отказа работает в бинарной логике включенности/исключенности, вписанности/выпадения, которой пронизана наша современность. Благодаря такой логике смыкаются личные неврозы и система общественного производства. Ведь современная производственная модель в странах первого мира — называемая также постиндустриальной или постфордистской экономикой — задействует в качестве трудового ресурса саму нашу способность к общению и коммуникации (это показывают, например, Паоло Вирно и другие философы-постопераисты). Из-за этого теряет смысл разделение между досугом и работой, отдыхом и трудом: например, ваши личные дружеские связи, хобби и увлечения могут в любой момент быть капитализированы. Такая постфордистская модель производства идеально соответствует структуре обсессивного невроза, в котором субъект стремится полностью свести себя к артикулированному, поименованному, проговоренному и записанному — и тем самым умертвить себя.

Есть несколько исходов, несколько вариантов бегства из этой системы, являющихся одновременно ее органичными продолжениями. Первый — дауншифтинг, побег на природу, подальше от современного производства, связанный с ним, однако, золотой пуповиной, которая обеспечивает дауншифтеру комфорт или хотя бы средства выживания в выбранном им первозданном эдеме, будь то пляжи Гоа или леса Мордовии.

Офисные сотрудники массово глотают антидепрессанты.

Второй исход — депрессия, внутреннее бегство, отказ от инвестиций своего желания во что бы то ни было. Недаром депрессия сегодня признана заболеванием, по которому работник может получить больничный, а офисные сотрудники массово глотают антидепрессанты. Оба этих пути бегства — дауншифтинг и депрессия — при всей их искусительности служат лишь подтверждением той мысли, что никакого настоящего выхода и альтернативы сложившемуся порядку дел не существует.

Когда говорят о биеннальном буме, обычно рассуждают в той же парадигме, обнаруживая невозможность ускользнуть от машины производительной коммуникации. Эту невротическую холостую работу мысли проговорила, например, Анна Толстова в своей статье в журнале «Коммерсантъ Weekend», пародируя пароксизмы институциональной критики: «Одни биеннале слишком глобалистские, другие — чересчур локальные, третьи — образец пресловутой глокализации, а разве образцовость — то, что мы ценим в искусстве. Венецианскую биеннале давно пора закрыть за консерватизм, потому что принцип национального представительства морально устарел, Берлинскую тоже пора закрыть — за авангардизм, потому что стыдно торговать авангардностью на биеннальном рынке». И, как уже было сказано, мой отказ от поездки на биеннале вписывается в ту же логику.

Все это неспроста: биеннальный бум, эта важнейшая часть разрастания мировой индустрии современного искусства, — современник становления глобального постфордизма. Двухгодичный биеннальный ритм — еще одно орудие подчинения искусства порядку менеджмента и администрирования, где все должно быть отмерено, учтено и записано. Биеннале пропускают один год, чтобы развернуться в следующий, — точно так же, как обсессивный невротик навязчиво считает свои шаги, переступая через ступеньку на лестнице. На примере V Московской биеннале это торжество менеджмента проанализировала Александра Новоженова: «Интересы биеннале наконец-то стопроцентно совпали с интересами культурной администрации города: под эту связку подверстываются необходимое количество стройматериалов, труда, пусть даже бесплатного, масштаб, форма и тема — и в этом главный смысл и содержание грядущей выставки».

Современное искусство как особая позиция, которую занять никто и ничто не может.

Но все-таки — можно ли совершить по отношению к современности нечто, подобное акту психоаналитика по отношению к неразрешимым тупикам обсессивного невроза? Можно ли как-то обхитрить машину производства выставок и текстов — будь то журнал «Коммерсантъ Weekend» или «Разногласия»? По идее, именно такую возможность парадоксального преодоления бинарной логики включенности/бегства, производительности/стагнации, зависимости/автономии предполагает современное искусство. Но именно «по идее»: в большинстве своем встреча с современным искусством рутинна и не несет никаких неожиданностей. Именно в этом-то фокус: нет никаких гарантий удачности или судьбоносности встречи с современным искусством (как и встречи с психоаналитиком). Поэтому и важна идея современного искусства — как особого места, особой позиции в современности, которую, возможно, занять никто и ничто не может. Сходным образом Фрейд говорил о невозможности профессии психоаналитика, а Лакан сомневался, что аналитики вообще существуют.

И вот три человека отправились в три заграничные поездки — в поисках таких сомнительных встреч. Каждый из них добыл и привез с собой что-то свое. Перипетиям их свиданий с искусством и архитектурой, их неудовлетворенностям, провалам и, быть может, удачам и посвящен этот выпуск журнала.

А почему я на самом деле не поехал на биеннале, я вам не скажу.

Понравился материал? Помоги сайту!