«Я остаюсь оптимистом»

В материале «Четырехлистник успеха» этого номера «Разногласий» художник Анатолий Осмоловский был упомянут как автор, тоскующий по Welt, по большому искусству с мировым значением. И мы решили обратиться к самому Осмоловскому с вопросом — в любую ли эпоху работа художника имеет смысл? Каково место искусства в новейшей истории России? Короче говоря — дать голос стремлению к Welt как гегемонии искусства.

Считается, что бывают такие эпохи, когда работа художника не имеет смысла. Но я в это не верю. Даже если «эпоха» неблагосклонна к художнику и к его работе, то придет другая, когда его труд будет оценен по достоинству. Причем такое отсроченное признание для будущих поколений бывает чрезвычайно важно. Искусство никогда не начинает с нуля, а опирается на каких-то предшественников, и поиск своего «истока» может стать захватывающей детективной историей. Образцовый пример здесь — сюрреалисты. Андре Бретон в Первом манифесте сюрреализма подробно описал своих предшественников, а имя Лотреамона именно он и его друзья ввели в пантеон французской литературы. Конечно, маргинализация художника — процесс неприятный, вредный и болезненный, но художнику даны мозги в том числе и для того, чтобы превращать свои слабости в преимущества. Например, московский концептуализм блестяще справился с этой проблемой и для нескольких поколений стал ориентиром, а также и точкой отталкивания. «Истечение», иссякание смысла — психологический эффект, часто связанный с реакционной политической ситуацией — например, современной российской. Необходимо научиться его преодолевать. И, возможно, его преодоление может послужить основой для возникновения новых форм. В ситуации смены «эпох» сложнее всего художникам уже состоявшимся, ведь способность к радикальной перестройке с годами становится более проблематичной. Эту способность в более благоприятное время необходимо тренировать и не бояться радикальных изменений. В России подобные изменения более «легальны», потому что художник здесь не испытывает галерейного прессинга, а относительно небольшое количество публики также способно эти изменения воспринимать.

Нынешняя ситуация тухлая, но меня поражает количество людей, интересующихся современным искусством.

Я думаю, что у современного искусства в России большое будущее. Не столько содержательное (впрочем, создание новых форм совсем не исключено), сколько социальное. По моему убеждению, тот или иной стиль уходит только в том случае, если пройдет полный круг социальной адаптации. Из андеграундной стадии он с необходимостью должен превратиться в господствующий гегемониальный стиль со всеми вытекающими из этого последствиями. В российском контексте до гегемонии довольно далеко. Более того, можно заметить, что если и есть в нашем контексте подавленное содержание, то, в первую очередь, это современное искусство и комплекс знаний, связанный с ним.

Да, на первый взгляд, нынешняя ситуация довольно тухлая, но при этом лично меня поражает количество людей, интересующихся и желающих заниматься современным искусством. В 1990-е такого не было (впрочем, в середине-конце 1980-х — было, но те люди исчезли вместе с утонувшим материком СССР). Даже если это поколение будет бесплодным (во что я не верю), все равно их опыт будет чрезвычайно важен для будущего развития. Пока говорить о каких-то достижениях рано — идет процесс накопления. Лично я не вижу лица нового поколения, нет таких авторов, о которых бы все говорили и не знать которых было бы неприлично. Для сравнения: в 1990-е годы, после фестиваля «Анималистские проекты» в галерее «Риджина», новое поколение заявило о себе не только в форме уличных акций (они вызывали немалую долю скепсиса), но и на конвенциональной площадке. А довольно объемная публикация в журнале «Декоративное искусство» об этом проекте вызвала даже небольшой скандал, потому что в этой публикации был зафиксирован «эпистемологический разрыв» между поколениями.

Что касается мирового художественного контекста, то, конечно, они живут в другой эпохе. Это эпоха культурной гегемонии, больших денег, мегасенсаций, суперзвезд и прочего. Но я вот сейчас читаю книгу Джулиана Сталлабрасса «Высокое искусство, версия облегченная», посвященную подробному критическому разбору YBA («Молодые британские художники» — Дэмиен Херст, Трейси Эмин и т.д.). Автор из кожи вон лезет разоблачить этих британских художников 1990-х годов. Даже отказался их называть закрепившимся за ними названием YBA и попытался ввести придуманное им вычурное и претенциозное погонялово ВИВО (собственно, это сокращенное название самой книги). Но чем больше читаешь, тем больше понимаешь, что в 1990-е в Великобритании был просто художественный мегавзрыв. Причем самое смешное, что книга начинается с перечисления традиционных для Великобритании «болезней». Это и «традиционная логоцентричность» британской культуры, и изобразительное искусство, которое всегда было «золушкой» кинематографа и масс-медиа, и чрезвычайно, практически до неразличения узкий круг ценителей современного искусства (вам это ничего не напоминает?). А дальше идет прямо-таки вдохновляющее описание реального британского художественного контекста.

Думаю, все мы застанем время нового радикального поворота.

Ведь как мы привыкли относиться к YBA? Это пара-другая звезд, которые давно всем надоели. Дэмиен Херст, Сара Лукас, Трейси Эмин и Рейчел Уайтред (это уже для знатоков). Но британское искусство 1990-х совсем не исчерпывается этими именами, а большое количество проектов (как раз некоммерческого содержания) просто не покинуло пределы британского контекста (по вполне понятным причинам). А целая серия первых андеграундных еще выставок в начале 1990-х? И все это, надо отметить, при явно скептическом отношении автора. Я рекомендую молодым художникам прочитать эту книгу. Именно для художников она могла бы быть полезна — критикам там ловить нечего, ибо критический аппарат автора довольно средний. Впрочем, и критикам может быть поучительно в том смысле, как не надо бессмысленно критиковать искусство.

Я остаюсь оптимистом. Мои личные проблемы адаптации к наступившей новой эпохе здесь в расчет не принимаются. Да, лично для меня эта новая эпоха чрезвычайно болезненна — ведь я вырос и развился как автор в эпоху перестройки с ее энтузиазмом и великими надеждами на рывок. Но, по правде говоря, уже с 1993 года (если не с развала СССР) было ясно по уровню маразма и безосновательной амбициозности некоторых персонажей, что консерватизм и реакционная идеология когда-нибудь возьмут реванш. Например, я пристально наблюдал за развитием Александра Дугина и его евразийско-фашистской идеологии. Я был убежден, что именно эта идеология станет скелетом для нового реванша. Вот сейчас мы ее и поглощаем в несколько разбавленном виде.

Но я остаюсь оптимистом. И думаю, что все мы застанем время нового радикального поворота и, возможно, сами в нем примем участие. А задача, которая будет стоять перед нами, — культурная гегемония. И это точно будет интересно и захватывающе.

Понравился материал? Помоги сайту!