Уилл Батлер из Arcade Fire: «Да, мы — счастливчики!»

На прошлой неделе в России и во всем мире в прокат вышел первый полнометражный фильм о самой известной канадской группе Arcade Fire «The Reflektor Tapes». Денис Бояринов обсудил это кино с басистом группы и братом вокалиста Уина Батлера Уиллом Батлером еще летом, когда тот приезжал в Москву представить сольный альбом «Policy». Разговор зашел не только о фильме, но и о запахе Дэвида Боуи и темной стороне национализма.

— Вы кино-то посмотрели?

— Да. Хорошее кино (смеется). Оно и про запись альбома «Reflektor», и про последовавший за этим тур. Мы отдали Халилю Джозефу все видеосъемки, которые сделали во время записи. Во время гастролей он с командой снимал сам. Поэтому большая часть фильма — про тур. Но кое-что вошло и из наших съемок — с Ямайки и из Монреаля.

— У вас есть любимая сцена в фильме?

— Там много забавного, чего я прежде не видел. Но мне больше запомнилась не картинка, а звук. Джозеф писал звук с концерта, но он интересно его обработал — вывел на первый план синтезаторы и скрипку, приглушив барабаны и гитары. Это дает очень необычное ощущение: ты видишь, как играет вся группа, а слышишь в первую очередь синтезаторы и скрипку, и происходящее на сцене раскрывается по-другому. Я прежде такого не испытывал.

— Какой документальный фильм о группе или фильм-концерт, на ваш взгляд, является идеальным?

— «Stop Making Sense» о Talking Heads — совершенно потрясающий. Он очень сильно повлиял на меня в свое время. Смотрите вечную классику — про фестиваль в Монтерее («Monterey Pop» Д.А. Пеннебейкера. — Ред.), про инцидент с Rolling Stones в Альтамонте («Gimme Shelter» братьев Мейслз. — Ред.)… Вот это настоящее кино!

Дэвид Боуи томно сказал: «Оу, последний раз я был здесь, когда мы писали “Fame” с Джоном Ленноном».

— Arcade Fire теперь в одной лиге с Talking Heads и Rolling Stones, вы — группа, про которую сняли большое документальное кино. Что вы чувствуете по этому поводу?

— Нормально все. Пока (смеется). Все время работы над «Reflektor» мы ощущали, как же нам повезло, потому что мы можем сотрудничать с теми, с кем хотим. Мы начали со специального телешоу, которое снял Роман Коппола. Мы сняли клип с Антоном Корбейном — это мечта и оргазм. Мы делали кино со Спайком Джонзом. Да, мы — счастливчики!

— А также вы записались с Дэвидом Боуи. Вы еще в одном интервью сказали, что он «самый хорошо пахнущий человек на Земле». Чем он пах?

— (Смеется.) Это было, когда мы первый раз встретили Боуи. Он зашел к нам в гримерку после концерта. Его окутывал запах, которым мог пахнуть только Дэвид Боуи, — притягательный и загадочный, одновременно мужественный и женственный. Заходишь в комнату, чувствуешь аромат и сразу понимаешь, что здесь был именно Боуи. А во второй раз, когда мы встретили Дэвида Боуи, была такая история. Он пришел на запись в нью-йоркскую студию, которую мы сняли. Обвел ее взглядом и томно сказал: «Оу, последний раз я был здесь, когда мы писали “Fame” с Джоном Ленноном».

— Вы приехали в Москву с концертом собственного проекта — можете сравнить этот выезд с туром Arcade Fire?

— Конечно. У моей группы все значительно проще. В ней четыре человека и тур-менеджер. Все, что нам нужно, — пять билетов на самолет. Мы согласны на эконом-класс и все везем на собственной спине. Arcade Fire в туре — это 12 человек в группе и еще 50—60 в сопровождающей команде. Итого — 70—75 человек, чтобы шоу состоялось. Разумеется, инфраструктура сложнее и запросы выше. Но есть что-то очень милое в том, чтобы ехать на гастроли с рюкзаком и инструментами. Мне очень нравится.

Я — стопроцентный американец, патриот до глубины сердца.

— Какова ваша роль в Arcade Fire? Что вы делаете в группе?

— Я бас-гитарист, а еще я играю басовые партии на клавишных и на глокеншпиле. Но главное, что в нашей группе каждый музыкант — продюсер. Мы все думаем о музыке очень по-разному. Моя задача — думать о песнях, которые мы сочиняем, по-своему и настаивать на своем видении, чтобы наши песни максимально реализовывались.

Еще есть бизнес-обязанности, но это не чистый бизнес. Все, что делает Arcade Fire, в первую очередь связано с музыкой. Я занимаюсь и организационной деятельностью группы — участвую в съемках фильма и создании шоу. Например, я много общаюсь с нашим дизайнером сцены — декорации для шоу Arcade Fire мы придумываем вместе. Я занимаюсь не только музыкой, но и другим контентом. У нас в группе все занимаются всем контентом, и это иногда становится проблемой. Например, мы обедаем с режиссером нашего шоу. Обсуждаем, каким оно будет. Он говорит: «Реджин говорит одно, Ричард — противоположное, а ты — вообще что-то третье. Что будем делать?» Я ему объясняю, что на наши идеи надо смотреть шире. Ричи имел в виду вот это и давай сделаем вот так — этот вариант всех устроит. Так что половину времени моя работа состоит в том, чтобы искать компромиссы, а вторая половина — быть абсолютно бескомпромиссным в музыке, которую мы делаем.

— Вы записали сольный альбом «Policy», состоящий из песен, основанных на статьях из газеты Guardian. Почему не New York Times?

— Это совпадение. Пластинка должна была выйти в Британии, а я был знаком с людьми из Guardian. Мы с ними прежде работали. Так и получилось. Я хотел сделать что-то немедленное, привязанное к сегодняшнему дню. Не о вечном, а о мгновенном — о том, что люди прочли сегодня за завтраком.

— На «Policy» есть песня, связанная с сюжетом про восточноукраинских повстанцев.

— Да, она называется «Waving Flag». Там вообще-то два сюжета, которые у меня связались друг с другом. Первый — это история Мозеса Котане, южноафриканского борца с апартеидом. Он был до Нельсона Манделы — он из поколения старше. Он был коммунистом — умер в Советском Союзе. Заметка была о том, что его тело перевезли из России, чтобы с почестями перезахоронить в Южной Африке. Когда я прочитал об этом, во мне сначала заговорил американец, который испытывает подозрения по отношению ко всему советскому и коммунистическому. Я подумал — а был ли этот человек таким уж крутым общественным лидером. Потом мне стало стыдно, что спустя 25 лет после падения СССР во мне до сих пор говорит американский националист.

А на соседней полосе была статья о демонстрациях прорусски настроенных жителей восточной части Украины. Очень мрачная. Их любовь к собственной нации выражалась в том, что они приветствовали войну, которая идет на Украине, — аплодировали российским танкам и тому, что более сильная страна вторгается в более слабую. Тут я решил, что надо написать песню о светлой и темной сторонах национализма. О том, что посвящение себя своему народу может привести как к прекрасным поступкам, так и к ужасным преступлениям.

— Кстати, о национализме: забавно, что вы с братом — американцы и при этом играете в самой известной канадской группе. Как на это реагируют канадские националисты и есть ли вообще такие?

— (Смеется.) Я не сталкивался. Забавно, что многие думают, что я канадец. Но я стопроцентный американец — патриот до глубины сердца. Я не так агрессивно патриотичен, как правые американцы, но я очень люблю Америку. Поймите правильно: я люблю и Канаду, и канадцев. Я живу в Канаде больше 10 лет. Но эта страна — определенно не моя родина.

— Я мало что знаю о Канаде и канадцах, но предполагаю, что между двумя соседями всегда может возникнуть небольшая ревность. Это в человеческой природе.

— (Смеется.) Возможно, небольшая ревность и присутствует. Потому что часто бывает так, что решения, которые принимают США, отражаются на жизни канадцев больше, чем решения собственного правительства.

Понравился материал? Помоги сайту!