Эд Хэндли из Plaid: «Это не балалайка»

20 июня в московском клубе Strelka пройдет очередная вечеринка Selector Live Beefeater Sessions, где выступят британские музыканты Plaid, King Midas Sound и Elephant. В могучей кучке музыкантов знаменитого английского лейбла Warp, 25 лет назад оглушившего мир новой электроникой, дуэт Plaid выделялся своей мелодичностью. Музыка Plaid, недавно выпустивших 10-й по счету альбом, околдовывала своими хрустальными перезвонами, будто дуэт играл на волшебных арфах эльфов, а вовсе не на громоздких синтезаторах и компьютерах. Как выяснилось в интервью с одним из участников дуэта Эдом Хэндли, современные музыкальные технологии достигли того, что и не снилось эльфам, — Plaid теперь могут извлекать серебряный звон из камней и стульев.

— Как вы делаете музыку вдвоем? Делите, кому писать партию ударных, а кому — мелодию, или как-то по-другому?

— Точно не как обычная группа. Мы начинаем писать треки порознь — каждый в своем углу. Потом встречаемся во время работы над продакшеном, и вот тогда начинается совместное творчество — обсуждаем имеющиеся заготовки, обмениваемся идеями. У нас нет разделения на роли. Нам обоим нравится делать все — и бит, и бас, и мелодию. Собственно, в этом, на мой взгляд, и заключается красота электронной музыки: у ее автора — бесконечные возможности.

Plaid — «Matin Lunaire»

— Работа над продакшеном происходит в студии или вы работаете по сети?

— Лучше работать лицом к лицу и плечом к плечу — так лучше понимаешь, чего хочет твой партнер, что он думает и чувствует. Бывает, мы делаем продакшен и по сети — сейчас есть несколько возможностей работать над проектами онлайн. Например, в программе Logic, которую мы используем, есть возможность работы в реальном времени через интернет. Честно говоря, это довольно странный опыт: ты ведь не видишь, что именно делает твой напарник, а видишь только результат. Дискоммуникация все равно присутствует. Поэтому мы предпочитаем встречаться в нашей лондонской студии — и делаем это довольно часто.

— Только что вы выпустили новый альбом «Reachy Prints», 10-й по счету. Предполагали ли вы, когда выпускали первую пластинку Plaid, что дойдете до десятой?

— Нет, точно нет. Когда мы начали делать музыку, мы не относились к этому как к карьере и не предполагали, что Plaid — это надолго. У нас обоих были дневные работы — я программировал базы данных, а Энди занимался импортом и экспортом. Мы делали музыку просто потому, что нам это нравилось. Писали вечерами — это было что-то вроде дружеского времяпрепровождения. Значительно позже мы стали относиться к этому как к профессии. И знаете, мы считаем, что нам чертовски повезло, потому что писать музыку для своего удовольствия — это одно, а вот продвигать ее и продавать — это невероятно тяжело. Всегда было тяжело.

С помощью компьютерных программ можно делать такие вещи, на которые не способен ни один синтезатор, аналоговый или цифровой.

— А что изменилось? В чем, по-вашему, разница между тем, чтобы быть музыкантом сейчас и 25 лет назад, — вы же можете сравнить?

— Если говорить о технологиях, то компьютеры и электронный звук сейчас используются повсеместно. Даже классическая музыка теперь записывается только с помощью компьютера. То есть техники и приемы, которые мы когда-то использовали одними из первых, стали мейнстримом. Случился переход от аналоговой технологии к цифровой — и целая студия умещается в ноутбук или даже iPad. Сейчас, чтобы начать делать музыку, не требуется ничего, кроме желания. 25 лет назад были нужны инвестиции, чтобы купить оборудование, — пусть не очень большие, но ощутимые. А самое главное — надо было иметь место, где все это оборудование хранить. Надо было завести студию. В наши же дни музыку можно делать во время путешествия — буквально на ходу.

А самые главные изменения, конечно, касаются моделей распространения и продажи музыки. Раньше существовало большое количество лейблов, которые выпускали 12-дюймовые пластинки тиражом от 500 до 1000 штук. Они расходились, и их продажи позволяли музыкантам и лейблам чувствовать себя экономически самодостаточными. Сейчас настала эпоха стриминга и сервисов вроде Spotify, они платят музыкантам и лейблам значительно меньше, выживать становится все труднее. Среда очень сильно изменилась, но, по счастью, музыканты и лейблы сумели адаптироваться к новым условиям.

Plaid — «35 Summers»

— Кстати, о технологиях. Можно выделить две группы электронных музыкантов: одни — фанатики всего самого нового, овладевающие новейшими программами, оборудованием и интерфейсами, а другие предпочитают аналоговые синтезаторы и аналоговый подход. К какой группе относится Plaid?

— К обеим или ни к одной. Мы не гонимся за последними технологическими новшествами, хотя и следим за тем, что происходит, и постоянно учимся работать по-новому. В то же время никакой ностальгии в отношении аналоговых синтезаторов не испытываем, поскольку у нас большой опыт работы с ними в конце 1980-х и 1990-х. Мы очень хорошо представляем себе богатство возможностей программного обеспечения. С помощью компьютерных программ можно делать такие вещи, на которые не способен ни один синтезатор, аналоговый или цифровой. Особенно за последние 10 лет возможности ПО выросли невероятно — пропорционально увеличению вычислительных мощностей компьютеров.

Идеальная ситуация, пожалуй, — когда ты умело управляешься с капризными аналоговыми устройствами и при этом используешь всю мощь программ. Я понимаю, что привлекает людей к аналоговому звуку: в нем действительно есть какая-то теплота — ну и ностальгический эффект, который, как ни странно, имеет большее влияние на молодых музыкантов. Мы любим и старое оборудование, и новые программы, но больше используем последние. Мы сделали свой выбор в пользу софтвера и постепенно избавились от большого количества устройств, купленных с начала 1980-х.

О, это всегда самое трудное — описать собственный звук.

— Какие программы вы используете кроме Logic?

— Мы работаем в программной среде Max/MSP, используем Max for Live — это что-то вроде языка визуального программирования для музыки. Очень много используем Reaktor от Native Instruments — это виртуальная студия модульного синтеза. Недавно Reaktor выпустил несколько крутых синтезаторов — например, Razor. У него очень интересный новый звук — мне кажется, это новое слово в аддитивном синтезе. Словом, мы стараемся пробовать все новшества, которые можем себе позволить. У такого пристального слежения за развитием программных средств есть и обратная сторона — скапливается огромное количество плагинов, которыми ты редко пользуешься. Так что мы стараемся себя и ограничивать.

— У Plaid очень узнаваемый звук, который ни с кем не спутаешь, — как бы вы его описали?

— О, это всегда самое трудное — описать собственный звук. Я бы сказал, что мы, в отличие от многих электронных музыкантов, всегда тяготели к традиционным гармониям и мелодическим ходам. Один из наших треков содержит ту же последовательность аккордов, что и «Hotel California», — только представьте себе. Это не специально, я сам удивился, когда узнал об этом. Еще у нас есть необъяснимая симпатия к звону колоколов и колокольчиков.

— Да, и к звуку арфы.

— Точно. Сам не понимаю, откуда это берется.

— Кстати, в финале первого трека с вашего последнего альбома, «Oh», звучит инструмент, мне ужасно напомнивший балалайку. Что это? Вы вообще знаете, как звучит балалайка?

— Конечно, знаю. Это не балалайка. Это играет на мандолине наш хороший приятель, гитарист Бенни Уолш. Но, кстати, я думаю, что балалайка и мандолина — не очень далекие родственницы, так что вы почти не ошиблись.

Plaid — «Oh»

— Могли бы Plaid выпустить альбом со звуком, которого от них никто не ожидает, — например, вдруг заиграть трэп или дип-хаус?

— Мы часто говорим с Энди о том, что являемся в некотором смысле заложниками собственного стиля. Конечно, мы легко могли бы записать альбом чего-нибудь остроактуального — такие: «Бамс, ну вот теперь мы любим вот такое», — но это же было бы нечестно. Тем не менее музыка Plaid хоть и легко узнаваемая, но не одинаковая — мы менялись со временем, добавляли в музыку новые элементы. Всегда интересно пробовать что-нибудь новое, мы это и делали — добавляли струнные, выступали с гамеланом, пробовали новые инструменты, меняли подход к живым выступлениям. Порой мы не выпускаем собственные эксперименты на записях. Но поиск не прекращается.

Совместное выступление Plaid и South Bank Gamelan Orchestra

— Как Plaid сейчас выступает живьем — на мандолине сыграете?

— Бенни приедет с нами в Москву, но будет играть на электрогитаре. Также у нас будет два компьютера с Ableton и кучей разных контроллеров. Еще мы используем новое устройство, которое называется Mogees, — его можно поместить на любой объект и использовать как музыкальный инструмент. Очень простая идея — это контактный микрофон, который считывает вибрацию, идущую от любого объекта, потом анализирует ее и превращает в звук как простейший синтезатор. Подключается к iPhone. Штука в том, что в музыкальный инструмент можно превратить любой объект — скажем, стул или дом. Мы во время гастролей с ним экспериментируем — прикрепляем его к совершенно разным предметам. Слушаем, как звучит камень или металл. Очень интересно.

Plaid + Mogees

— Журналу Clash Энди рассказал, что ваш новый альбом «Reachy Prints» — это «музыка борьбы» (fighting music). Что он имел в виду?

— Я не уверен, конечно, может, он имел в виду, что в этой музыке много энергии. Что в ней бойцовый дух. Что она побудительная: мол, не сдавайся, жизнь — это борьба, продолжай сражаться, развиваться, стремиться к чему-то. Короче говоря, это музыка борьбы в философском смысле, а не саундтрек к боевым действиям.

— Я догадался, что это метафора. Но дальше в интервью он обмолвился о том, что в ранние годы у электронных музыкантов, в том числе и у Plaid, было немало реальных стычек… с арендодателями.

— (Смеется.) Эти стычки до сих пор продолжаются. У музыкантов доход нестабильный: в один месяц ты можешь заплатить за квартиру, а в другой — нет. Так и бьемся за выживание. Но вот никакой конкретной драки я не припомню.

— Несколько лет назад прошла новость о том, что весь бэк-каталог Warp сгорел во время пожара. Plaid пострадали от этого инцидента?

— Да, какие-то дети сожгли склад дистрибьюторской компании в Северном Лондоне — там были пластинки не только Warp, но и других лейблов. Финансово Warp не очень пострадал — компания была застрахована от пожаров. Погибшие альбомы потом переиздали — мастера-то сохранились. Но вот пластинки жалко — насколько я знаю, там были ценные. В том числе и наши.

Plaid — «Dead Sea»

— А вы собираете винил?

— Да, и я, и Энди. Конечно, большую часть музыки мы покупаем в цифровом виде онлайн. Но если где-то можно взять винил, мы — за винил. Энди до сих пор играет с пластинок — во время диджей-сетов Plaid мы используем и пластинки, и цифру. Наша активная пора собирательства пришлась на 1990-е, так что большей частью в моей коллекции винил из этого времени.

— Что представляет наибольшую ценность в вашей коллекции?

— Тестовые прессы альбомов Warp, разумеется, — особенно ранних. У нас их много. Они сейчас высоко ценятся, но думаю, что мы не сможем с ними расстаться: как-никак, они — часть нашей истории.

Понравился материал? Помоги сайту!