Дорогой Сережа и «загадочное настоящее»

«Дорогой Сережа» — проект бардовской песни Сергея Голикова, известного диджея и деятеля московской клубной культуры. Только что он выпустил мини-альбом «Вояж» — шесть лаконичных, прикидывающихся простыми песен под шестиструнку. Вроде бы эти песни про «здесь и сейчас» — есть даже «Кармашки» о том, как полицейские подбрасывают невинным людям наркотики, — но и не совсем. Мы обратились за комментариями к автору.

— Дорогой Сережа, расскажи, пожалуйста, немного о себе: где ты родился, вырос, учился (ли) музыке, чему учился, кем работал, где сформировался как личность?

— Родился в городе Волжский Волгоградской области. Город небольшой, но со своим очарованием, построенный по очень продвинутым на тот момент (середина 50-х) градостроительным концепциям. Место действия дебютного фильма Искандера Хамраева «Старожил» и, что самое удивительное, центр невероятной активности неформальной тусовки с начала 90-х. В эту компанию я и попал с моим старшим братом в 96-м, когда мне было 12, и там, на сейшенах в ветхих ДК и закрывшихся кинотеатрах, на тусовках среди каких-то жутких руин, я впервые почувствовал необъяснимое притяжение всего, что было связано с субкультурой и молодежным андеграундом. Начал играть понемногу на гитаре, собирать первые группы и т.д. Ну и странно так вышло, что уже через пару лет, в 98-м, мы собрали первый более или менее серьезный коллектив вместе с Сашей Лестюхиным (сейчас он известен по техно-проекту Poima). Играли мы очень злой и примитивный блэк-метал и были одним из первых и немногих русскоязычных блэк-метал-коллективов в то время. Выпустили два альбома на аудиокассетах (привет всем нынешним музыкальным модникам) и еще одну композицию на мощнейшем европейском сборнике (нашли недавно на Discogs.com — за 100 евро кто-то продавал). Потом настал период инди-рока в нулевые, с тем и приехали мы с Сашей в Москву в 2005-м. Тогда журнал NME издавался в Москве, Avant проводил концерты, вот в эту волну мы и попали. Потом еще много всего было — нью-рейв, вечеринки в «Подвале на Солянке», потом вечеринки в самой «Солянке», ну а закончилось все техно и двухдневными рейвами. И все с Сашей, вот уже двадцать лет как вместе что-то делаем. Так вот и учился музыке.

Еще учился в Волгограде на истфаке, потом три года провел в аспирантуре в Институте Латинской Америки РАН, но не защитился, бросил. Работал везде, где только была возможность, начиная со стройки и заканчивая телевидением. Первая работа в Москве была в «Полит.ру» в разделе культуры — редактор ленты новостей. Довольно быстро меня уволили за то, что неправильно написал имя Иштвана Сабо. И правильно. С тех пор пишу почти без ошибок. Правда, «Мефисто» так и не посмотрел. Как бы то ни было, мне позволили писать материалы про музыку. Тогда как раз открылся клуб «Икра», и каждую неделю начали привозить разных актуальных артистов. Меня каким-то непостижимым образом аккредитовывали, хотя я тогда и не знал почти никого в Москве, да и «Полит.ру», я уверен, мог обойтись без интервью с Джими Тенором или без материала про какой-нибудь канадский психофолк. Тем не менее все это позволило мне посещать концерты и попробовать себя в роли музыкального журналиста, за что до сих пор очень благодарен своему начальству.

Потом немного поработал в «Снегирях» Олега Нестерова — без особого успеха. В музыкальных магазинах: сначала в большом «Союзе» на «Новокузнецкой», в отдела джаза и классики, потом — в «Трансильвании». Что касается музыки, это мои главные университеты, особенно «Трансильвания». Потом работал в «Солянке», потом — в РГГУ, где занимался разными проектами, связанными с образованием. В общем, много где поработал, все и не упомнить.

— Какие три пластинки, которые ты купил, считаешь самым эффективным вложением денег и почему?

— Пластинки я почти не покупаю, хотя и есть на чем слушать. Все кажется, что денег нет на пластинки. Но когда они появляются, иду не в магазин пластинок, а в «Букинист». Книги покупаю с большей охотой, чем пластинки. Впрочем, есть у меня оригинальное издание «Terminal Jive» группы Sparks — очень люблю их.

— Какой была первая песня, которую ты написал, посчитал удачной и после этого решил стать сонграйтером?

— Первой удачной песней был, собственно, «Вояж», написанный в 2013 году. В глубине души я всегда мечтал о том, чтобы самому писать и исполнять свои песни, а не просто играть в группе на гитаре, писать электронную музыку или выступать в качестве диджея. То есть это все тоже важно для меня, но когда нет главного — ты как будто бы говоришь, но не высказываешься. При этом я всегда был очень придирчив к собственному творчеству. Хотя и до этого было написано немало песен и текстов, но именно «Вояж», родившийся в обстановке абсолютного творческого банкротства и «конца всего», был первой песней, которая позволила мне без застенчивости считать себя настоящим автором.

— Остановитесь, разуйте глаза, это ваши дети, и им очень страшно.

— Расскажи о своей любимой гитаре, на которой ты пишешь песни, — вообще как ты пишешь песни?

— Моя любимая гитара — это немецкая Hermann Schaller 1971 года. «Вояж» на ней записан. Мне нравятся мягкость и «муаровость» нейлоновых струн — гораздо больше, чем яркое звучание больших «эстрадных» инструментов. У этого вопроса есть и практическая сторона: в съемных квартирах громко не поиграешь — соседи начинают стучать по батарее. Если нет московской прописки, нужно тихо играть, как Уэс Монтгомери, большим пальцем.

Как я пишу песни? Приходит в голову какой-нибудь характерный кусок текста, обладающий своим внутренним ритмом и смыслом, и вот сидишь, играешь простой мажорный аккорд, бубнишь этот кусок себе под нос и думаешь о нем как о каком-то самостоятельном артефакте, обломке чего-то цельного, что предстоит даже не написать, а скорее воссоздать, как археологу. И все это происходит очень медленно, никаких тебе слетающих с заоблачных высей муз или чего-то такого. Скорее раскопки, углубление в семантические слои, исследование русского языка — этого весьма специфического и интересного материала для песен.

— Вроде бы сначала твои песни должны были быть в стиле электропоп; почему ты записал их в кухонно-бардовской манере?

— В момент создания они все звучали так, как звучат сейчас на записи, — то есть песни под предельно простой гитарный аккомпанемент, скорее ритмический, нежели музыкальный. Но сразу же начались обычные метания: а что с этим сделать, а как это должно звучать. Чтобы все модно было, чтобы звали в классные клубы играть и т.д. Масса вариантов «Вояжа» была записана — на разных студиях, с разными музыкантами, в разных аранжировках. Чтобы все было «как у людей», а то вон у них и звук, и аранжировки, и все дела, а я тут со своей шуршащей гитаркой, с тремя аккордами. Кому это нужно? Кто это будет слушать? Когда и зачем? Я мучился этими вопросами и в то же время с каждой новой аранжировкой чувствовал, как что-то очень важное ускользает, затеняемое собственно «музыкой». Вот это самое чувство творческого и эмоционального банкротства, дефолта, краха, беззащитности, которое и дало импульс к написанию «Вояжа». В общем, махнул рукой, пошел на студию, записал все за час, в таком виде все и выложил.

— Когда я слушал твой «Вояж», я подумал о том, что в твоих песнях — намеренно или нет — выключено ощущение времени. «Ушла эпоха», время остановилось. Вот песня «ЦПКиО» — вроде бы про любимый всеми реконструированный парк Горького с бургерами и хипстерами, но я вполне могу себе представить, как эту песню исполняет группа «Ночной проспект» в 86-м. Что ты сам об этом думаешь? Куда ведет твой «Вояж»?

— Время «Вояжа» не то чтобы застыло, но оно и не линейно — это «загадочное настоящее», так я это определяю. Если угодно, это новое прочтение императива No Future, где вместо тупика (или дна) есть вечное падение в пустоте, лишенной каких-либо систем координат. Конечно, это довольно серьезная концепция для этого в целом легкомысленного жанра, в котором написан «Вояж». В то же время это ощущение там есть, оно оттеняет происходящее и делает все несколько отстраненным. Оказывается, что «Вояж» никуда не ведет, это путешествие без движения.

— Самая злободневная песня на «Вояже» — это «Кармашки». Ее сложно представить себе написанной в 86-м: кажется, тогда еще не было практики подбросов наркотиков.

— Действительно, тема, скорее, для творчества в стиле гангстерского хип-хопа. Я до последнего старался избегать любой злободневности, но «Кармашки» показались мне довольно удачной и в то же время безобидной шуткой. Если говорить серьезно, то здесь для меня важно парадоксальное сочетание злободневности темы и наивной детскости воплощения. Как человек, смотрящий на рейв изнутри, я не могу не видеть вопиющую корневую ошибку самой логики борьбы с так называемыми клубными наркотиками, клубами и их посетителями. То, что предыдущим поколением воспринимается как симптомы агрессивного и антисистемного поведения (я имею в виду «адскую громкую музыку» и т.д.), на деле оказывается последним убежищем молодых людей, находящихся в состоянии глубокого стресса от происходящего в их семье, в их городе и в их стране. Не случайно игрушка для детей-аутистов (пресловутый спиннер) становится популярным аксессуаром на рейвах. И вот в это последнее убежище и без того загнанных в угол детей с порушенной психикой врываются огромные, страшные люди в броне, в касках, с автоматами... Думаю, что «Кармашки» именно об этом, они словно бы говорят: «Остановитесь, разуйте глаза, это ваши дети, и им очень страшно».

Понравился материал? Помоги сайту!