Скорсезе, наоборот, рассказывает агиографию. Он не стесняется жирно проводить все возможные параллели между историей Родригеша и Евангелием. Для этого в фильме, к примеру, дорисована до почти комической крайности фигура проводника (Таданобу Асано), как бы апостола Петра, трижды отрекающегося от падре (к финалу он остается его единственным приближенным). И, конечно, никакого молчания тут нет — Иисус на хорошем английском обращается к герою, добродушно позволяя тому попрать свой образ (точнее, его кустарное подобие на специальной глиняной табличке фуми-э). Буквальная экранизация субъективных переживаний героев выглядит в контексте секулярной кинокультуры вульгарно, скорее, регрессом режиссерского метода, чем его зрелой кульминацией.
11 из 12
закрыть
Сегодня на сайте
Сергей Фофанов: «Эскиз — пространство, где происходит коренной перелом искусства»
Танцхудожники за справедливую оплату труда. Открытое письмо
Мы призываем фестиваль Outline, агентство Sila Sveta, Stereotactic и режиссера Максима Диденко пересмотреть политику оплаты работы перформеров
6 августа 2021151Новые альбомы из Сибири: лето
Возвращение в юрту, хип-хоп-анализ крушения советской империи, безжалостные психодрамы, грайндкор на терке и еще восемь интересных альбомов музыкантов из Сибири
6 августа 2021167Подросток. Триллер
«Если говорить обо мне, то я хочу быть мангровой водяной коброй»
Сергей Лозница: «Я сделал фильм о забвении»
Экспонировать сон о пустоте
Жизнь и смерть чистого разума
Царское золото после эпохи Торгсина. Вывоз разрешен
Все ушли, и никто не вернулся
«Художник — это тот, кто чем-то жертвует»
Первое детство Нины Чекрыгиной
Выставка-лаборатория «Дети авангарда» открывает неизвестные страницы из коллекции Анатолия Бакушинского
29 июля 2021129