В смятении. В интерьере

В советское время, начиная годов с 60-х, была мода брать на роль Ленина самых неожиданных актеров, не только лишенных внешнего сходства, но имевших противопоказанное для такой роли амплуа, — например, Калягина или Смоктуновского. Понятно, что требовалось, с одной стороны, стряхнуть нафталин с вечного образа, а с другой, образ был уже настолько вечный, что играть его мог кто угодно. Играли же Гамлета женщины. Ленина-женщины, правда, вроде не было.

Режиссер фильма «Джеки» Пабло Ларраин — чилиец и потому, возможно, не обязан представлять миф о Кеннеди таким, каким его положено представлять американцу. Он может произвести в нем смещения и сгущения, играть с масштабами, в некотором роде проделать работу сновидения. И вот вместо высокой, крепкой и широколицей Жаклин Кеннеди с цепким и хищным взглядом на экране — хрупкая и нервная Натали Портман, маленькая девочка среди солидных мужчин и женщин, угрюмо возвышающихся над нею. Выбор Портман на эту роль не то чтобы шокирует, но сознательно оставляет некоторый зазор между актрисой и историческим лицом, особенно на фоне относительного сходства других актеров со своими персонажами.

© Wild Bunch

Этой Джеки придется постараться, чтобы ее услышали. Она дергает то одного, то другого, больше всего Роберта-Бобби Кеннеди (Питер Сарсгаард), с требованиями, противоречащими друг другу: будет траурная процессия, не будет процессии, нужно срочно переговорить с Ли Харви Освальдом, больше лошадей, меньше лошадей, она зайдет через главный вход в собор, нет, через задний… Она пребывает в хаосе, мучительно пытаясь удержать выскальзывающее из рук… Что? Власть? Влияние? Положение? Она сама не знает. И фильм не помогает ей выбраться из этого хаоса, наоборот, сам им заражается.

© Wild Bunch

Бобби горестно замечает, что они были «просто красивыми людьми» (почти что людьми с прекрасными лицами), но не сделали ничего. Что сделала она? Затеяла ремонт в Белом доме, поменяла мебель, пустила на ветер деньги из федерального бюджета, за что упрекал ее муж. Обставила резиденцию как мебельный салон — так много там всевозможных стульев, кресел, кушеток и козеток. С горящими глазами водила экскурсию, которую снимали телевизионщики, чтобы показать американцам, что это настоящий дом, где живут люди. Ремонт закончила, а муж погиб — почти житейская история. Теперь все эти «мебеля» придется паковать и увозить с собой. Съезжать из дома, в котором как будто и не успела пожить, поэтому в ночь после убийства она спешно переодевается из одного наряда в другой, не выпуская из пальцев зажженной сигареты, красит губы, примеряет ожерелья и кольца, бродит с бокалом в руках из комнаты в комнату, как будто пытаясь в ускоренном темпе, за одну ночь, прожить то, что еще было положено. Бобби Кеннеди знает, что никакого «наследия» от брата не осталось. И она смутно тоже догадывается. У нее остается одно — похороны, но и их она придумывает на ходу, ad hoc. Например, ставит пластинку с любимым мюзиклом и сочиняет, что Америка при Джеке была Камелотом короля Артура... Этот пиар-ход, кстати, приживется. Но окружающие часто оказываются к ней глухи. В фильме история представлена так, будто после гибели Кеннеди перестал интересовать тех, кто бывает в коридорах власти. Как будто его тут же списали, словно его и не было. И Джеки мечется почти как Антигона, хотя условный Креонт, Линдон Джонсон (Джон Кэрролл Линч), пару раз мелькнувший на экране, ничего ей и не запрещал.

© Wild Bunch

Настоящая Жаклин Кеннеди была уверена в себе и знала, чего хочет. Настоящий Роберт Кеннеди в первые часы и дни после убийства лихорадочно изымал и прятал обширный компромат, скопившийся в Белом доме и Овальном кабинете. Настоящего Линдона Джонсона в тот самый день 22 ноября могли снять с должности за коррупцию, но в итоге он стал хорошим президентом и провел реформы, которые Кеннеди хотел осуществить, но не смог. То, чего нет в фильме, вроде бы и пытающемся опираться на историческое свидетельство — книгу, написанную со слов Жаклин Кеннеди журналистом из Life, — можно перечислять очень долго. Убийство Кеннеди — одна из главных исторических тайн Америки. В некотором роде это американский «перевал Дятлова»: как и там, данные на входе никак не сходятся с тем, что получается на выходе. Поэтому это излюбленный материал для теорий заговора, альтернативной истории, спекулятивного fiction и т.д. Но Ларраин даже не пытается играть на этом поле, где и без него хватает народу. Тогда, если не хочешь снимать обычный байопик об иконе стиля Джеки, глянцевый и банальный, ничего не остается, как заземлить историю, крупными планами приблизить к лицам и телам. Нет никакой тайны, заговора, большой политики. Есть женщина в розовом, размазывающая кровь мужа по лицу, ведущая многозначительные и бессвязные разговоры с журналистом и священником, силящаяся что-то доказать миру. Есть растерянность и смятение, которым траурная церемония призвана придать подобающую форму. Но церемония мелькает в эффектных фрагментах, не создавая обещанного катарсиса. Образ так и не застывает, продолжает бессмысленно трепетать. Еще один исторический фильм о невозможности исторического фильма.

Понравился материал? Помоги сайту!