Почему нам сегодня нужен Клее?
Отвечают кураторы, критики, философы
В ГМИИ имени Пушкина продолжается первая российская выставка знаменитого швейцарского художника Пауля Клее, ставшая одним из главных музейных событий прошлого года. О самой выставке было много сказано и написано. COLTA.RU решила подвести условный итог этим разговорам и спросила кураторов, искусствоведов, арт-критиков, чем важен Клее для сегодняшнего московского зрителя и для современного искусства как такового.
Игорь Чубаров
философ
Актуальность, которую мы рассматриваем сегодня как позитивный критерий в оценке произведений искусства, совсем не обязательно считать чем-то однозначно ценным. Из эпох вроде нашей, где современное искусство в лучшем случае воспринимается как фаст-кунст для хипстеров и ценителей всего чего угодно, оценка Клее как «актуального» художника выглядит скорее оскорблением. Клее остается открытой возможностью современного искусства в будущем, даже если номинальное настоящее, не способное узнать в нем себя, относится к нему как к забавному частному эксперименту, имеющему лишь «историческое» значение.
Сам Клее, наряду со своими коллегами по Баухаузу (Кандинский, Мондриан, Мохой-Надь и другие), был больше озабочен созданием художественного языка, благодаря которому искусство как таковое могло бы выживать в любом времени, не подражая классическим образцам и не обслуживая вкусы банкиров и интересы властей предержащих. Его картины не потакают ленивым взглядам, а учат видеть невидимое.
Известно, что Вальтер Беньямин вычитал в рисунке Клее Angelus Novus свое тайное имя и историческое предназначение. Способность художника стать неотменимым и сугубо личным для случайно избранного зрителя является, на мой взгляд, чем-то более важным, нежели пресловутая Aktualität (которую в данном случае стоит перевести как простое «наличие»). Картины Клее таким мистическим свойством, безусловно, обладают.
Из эпох вроде нашей оценка Клее как «актуального» художника выглядит скорее оскорблением.
Сергей Хачатуров
арт-критик
Клее был одним из немногих художников, кто связал крепким узлом разные виды творчества, у него замысловато перемешаны все стихии — музыка, живопись, пластическое искусство. Сейчас это кажется невероятным, потому что все стремятся действовать в узком поле одного жанра. Клее показывает, что все это может сосуществовать, не противореча, а дополняя друг друга. Мне кажется, именно это его свойство заслуживает сегодня особого внимания — в первую очередь, художников.
Александр Евангели
куратор, арт-критик
У таких монографических выставок нет и не может быть никакой особой актуальности. Это нормальный фон текущей художественной жизни, но определять повестку они не способны. Выставка Клее подтверждает, что авангард стал свершившимся музейным фактом, оспаривать который уже невозможно и бессмысленно. Но глобальная проблематика искусства находится сегодня вне поля Клее и вообще авангарда. Хотя общий контекст обращен скорее в прошлое. Временные структуры настоящего начинают функционировать иначе, чем пять-семь лет назад: прошлого становится больше, оно смешивается с будущим. Но ключевые фигуры в нем совсем другие.
Появление Клее в Москве совпало с моментом, когда избыточно партийная, прямолинейная установка на социальность искусства сменяется поиском эстетического содержания.
Виктор Мизиано
теоретик современного искусства, куратор, главный редактор «Художественного журнала»
Актуальность Пауля Клее связана с тем, что он принадлежит к многочисленным большим художникам минувшего столетия, которые в России никогда всерьез не показывались. С этой точки зрения встреча с такой фигурой — само по себе важное событие. И таких встреч нам предстоит еще множество. Так, если Джорджо Моранди у нас показывали дважды, то Джорджо де Кирико, который сопоставим с Клее по масштабу, в России на должном уровне никогда не выставляли.
Клее интересен еще и как пример настоящего интеллектуала, занимавшего экстравертную авторскую позицию. Он был участником множества авангардистских групп, преподавал в Баухаузе, который, наряду с ВХУТЕМАСом, был примером творческого содружества архитекторов, дизайнеров, художников, театральных режиссеров, мечтавших об интеграции искусства в социальный контекст, о его отожествлении с жизнью. Клее был чувствителен к интеллектуальным модам своего века, к его острым дискуссиям.
И вместе с тем все, кто видел выставку в Пушкинском, могли убедиться, насколько герметичен этот художник, насколько тонок, даже в сугубо ремесленном отношении. Это очень важно, потому что нам пора наконец понять, что разделение социальной утопии не может и не должно сопрягаться с отказом от эстетических ценностей. С этой точки зрения можно сказать, что появление Клее в Москве совпало с важным моментом, когда избыточно партийная, прямолинейная установка на социальность искусства сменяется поиском эстетического содержания.
Записала Ольга Мамаева