«Действительно ли нужна публичная демонстрация гениталий?»

Один из гостей Moscow FemFest, который стартует в эту субботу в режиме онлайн, — австрийская художница и основательница образовательной платформы VAGINAMUSEUM.at Керстин Райнар. На своем сайте она организует виртуальные выставки и публикует статьи о темах, связанных с гендером.

О задачах ее проекта, деформациях, связанных с изображениями половых органов, и о символике цвета в связи с гендером с Керстин поговорила Юлия Смирнова.

На фестивале Райнар примет участие в дискуссии «Женское тело. Что с ним не так?», которая пройдет 21 ноября (начало в 16:30). Вы сможете посмотреть ее трансляцию и на Кольте.

Регистрация на все события фестиваля — вот здесь.

— Почему ты решила создать платформу VAGINAMUSEUM.at и какой пробел ты хотела заполнить?

— Проблема видимости женского обсуждается уже много лет, за это время возникли разные подходы и интересные решения. Но, хотя немало уже было сделано, все равно многие понятия, связанные с женским, все еще окрашены негативно. Позитивное понимание женской идентичности так и не утвердилось. Страх, застенчивость, стыд или насмешки — все это до сих пор часто сопровождает разговор о женском.

Идея создать VAGINAMUSEUM возникла у меня в 2011 году. В то время я нигде не видела такого подхода к этой теме, который бы был художественным и одновременно охватывал все стороны проблемы. Поэтому мне было важно создать такую платформу, где можно публиковать много информации в доступной форме и освещать максимальное количество разных тем — роль женщин в политике, обществе и культуре, в различных мифах и религиях, их изображение в искусстве.

— Может ли изображение женских половых органов в искусстве для кого-то в Австрии стать еще провокацией?

— Сложно сказать, это зависит от контекста. Есть довольно иносказательные, так сказать, цветистые способы изображения, которые больше нравятся публике, чем визуально шокирующие работы. Но вот новое поколение художников и художниц нашло, по-моему, очень позитивный подход к теме. Например, молодая художница Кристина Штрассер сделала для нашей виртуальной выставки интерактивный проект «2nd Sexual Revolution»: это призыв к менее зажатому обращению с собственной сексуальностью, к принятию естественного разнообразия. В этом проекте участвуют и мужчины, поскольку она хочет избавиться от предрассудков и зажатости «основательно и с обеих сторон», как Кристина сама это формулирует. Вообще наш девиз — «Не радикализация, а нормализация».

— В России сейчас ведется следствие против художницы и активистки Юлии Цветковой, ее обвиняют в распространении порнографии за то, что она публиковала изображения вагин. Есть похожие примеры и из других стран — например, в Японии художницу Мегуми Игараси арестовали в 2014 году за то, что она посылала 3D-сканы своей вульвы людям, пожертвовавшим деньги на ее краудфандинговую кампанию для создания каяка в форме вульвы. Откуда вообще пошла идея о том, что женские гениталии — это обязательно что-то вульгарное, порнографическое и показывать их нельзя ни в какой форме?

— Вульгарными и порнографическими считаются изображения не только женских гениталий. Пенис, в принципе, тоже стигматизирован — взять хотя бы дискуссию о его «идеальной» длине. Вообще у всего, что связано с полом и сексуальностью, есть негативные, стыдные коннотации. Я думаю, это связано с тем, что человек потерял связь с собственной идентичностью. Здесь свою роль играют и изображения, которые веками нас сопровождают, вроде Адама и Евы, стыдливо прикрывающих в Эдеме свои гениталии. Или взять тему желания. Во времена барокко женщина считалась эротическим объектом для мужского вуайеризма. Этот вуайеризм до сих пор вездесущ — в форме порнографии и принципа sex sells. На наше подсознание влияют христианские ценности, искаженное изображение сексуальности в порнокультуре и СМИ или слова и понятия, связанные со стыдом: например, половые губы по-немецки называются «срамными» (Schamlippen). Все это ведет к тому, что все женское оценивается преимущественно негативно. А это приводит к стрессу, который играет свою роль и тогда, когда женщины конкурируют с мужчинами в академической или в целом профессиональной сфере.

Я уже давно задаю себе вопрос, действительно ли нужна публичная демонстрация гениталий. В 1960-е годы феминистское искусство протестовало против социальной несправедливости и угнетения за равноправие и право женщин определять самих себя. Художницы пытались деконструировать сложившийся в искусстве и обществе образ женщины. Они намеренно выступали голыми, используя свои тела как выразительное средство. Таким образом табуированность пола становилась видимой, инсценировалась, иногда в очень провокативной манере. Но в итоге в не очень образованных слоях осталось воспоминание только о провокации, но не о ее смысле.

— То есть в определенных контекстах такая публичная демонстрация может вредить нормализации?

— Да, контекст должен быть уместным, и концепция должна быть понятна всем. Мне кажется, здесь нельзя думать слишком эгоистично. Не каждый человек хочет все время видеть гениталии — взять хотя бы вошедшие в моду дикпики.

— Кстати, почему, по-твоему, так популярны стали дикпики, но не фотографии женских половых органов?

— Могу только предположить, что у мужчин совсем другое отношение к своим гениталиям, сексуальности и эротике, чем у женщин. Но, с другой стороны, это жест демонстрации власти. Такую рассылку дикпиков без спроса, по-моему, можно назвать своего рода цифровым изнасилованием, но, в сущности, она говорит о неуверенности. Визуальная коммуникация такого рода напоминает культуру разговора, когда один из собеседников сразу нападает на другого, чтобы защитить свою позицию.

— Сейчас позитивное изображение женских гениталий или менструации дошло до поп-культуры и до рекламы (например, клипы Арианы Гранде или Жанель Монэ, реклама прокладок с хэштегом #wombstories). Гвинет Пэлтроу выпускает свечи с запахом вагины. Ты думаешь, сейчас происходит пересмотр отношения к этой теме? И есть ли одновременно риск коммерциализации?

— Не уверена, что позитивное изображение в поп-индустрии и рекламе говорит об истинном пересмотре отношения. Я предполагаю, что, скорее, реклама и поп-культура все время ищут новые способы обратить на себя внимание, а растущая потеря чувствительности в обществе их только в этом подстегивает. В результате позитивное изображение как раз коммерциализируется, а не нормализуется.

Сейчас я пришла к тому, что вместо медийной фиксации исключительно на гендерной идентичности стоит стремиться к тому, что я называю «целостностью», — а под этим я понимаю безоценочное внешнее и внутреннее соединение и женских, и мужских атрибутов. Это могло бы привести к выравниванию отношения к ним, к нормализации.

Возможно, мы действительно стоим в начале того, что такие вещи будут восприниматься как сами собой разумеющиеся; для меня это очень ценно. Но, пока отношение к различным сексуальным ориентациям и гендерным идентичностям не выровняется в головах у людей, ничего не изменится.

— Вагина стала символом феминистских протестов. Но, с другой стороны, есть мнение, что вагина — все-таки не самый подходящий символ, потому что, например, они есть не у всех транс-женщин. Что ты про это думаешь?

— Я бы хотела кое-что уточнить: хотя в обиходе вагиной называют всю совокупность женских половых органов, с анатомической точки зрения то, что мы часто видим как символ, — это изображение вульвы. Отвечая на твой вопрос: изображения женских половых органов — это индикатор отношения к женщинам в разных обществах. Слишком большое количество таких изображений, как я уже сказала, приводит к коммерциализации и объективации, а не нормализации. Так что пока я считаю важным осторожное отношение к изображению половых органов. И, да, феминизм нельзя редуцировать только к одной из гендерных идентичностей. Феминизм выступает за равноправие, достоинство и самоопределение всех людей независимо от их возраста, пола, социального и этнического происхождения.

— Ты занимаешься еще и розовым цветом. Почему тебе так нравится с ним работать и что ты с ним связываешь?

— Мне интересно заниматься значениями, которые общество приписывает каждому цвету, и тем, как эти значения могут меняться. В спиритуальных практиках считается, что цвета важны для нашей души и жизни. Например, в тантрическом индуизме и йоге фиолетовый цвет сопряжен с седьмой, макушечной, чакрой, которая связывает человека с космосом. В Индии цвет маджента связан с переселением душ. В Библии упоминается, что Моисей предписал священникам носить пурпурные одеяния.

В античности производство пурпурного красителя из моллюсков было очень сложным и дорогостоящим, поэтому одежду такого цвета могли носить только правители и высшие чиновники. Во времена модерна розовый был одним из самых популярных цветов. В то время все слишком естественное считалось безыскусным. Декоративные цветы и ветви часто изображали пурпурными, фиолетовыми и розовыми. Возможно, это отношение сохранилось и сейчас, потому что розовый цвет считается неестественным, но эта его неестественность, напротив, не ценится, а считается несерьезной, дешевой. Вещи розового цвета кажутся нам недолговечными.

— А как давно розовый цвет связан с женским?

— Розовый цвет считается теплым и мягким, цветом любви, согласно психологии цветов. Но, например, в 1920-х годах было распространено другое мнение: считалось, что этот цвет подходит маленьким мальчикам. Например, в 1918 году в американском журнале для домохозяек Ladies' Home Journal можно было прочесть: «Общее правило: мальчики носят розовый, а девочки — голубой. Розовый — это сильный, решительный цвет, поэтому он больше подходит мальчикам, а голубой нежнее и привлекательнее, поэтому он больше идет девочкам» (пример рекламы 1919 года).

Новая интерпретация цветов закрепилась в 1940-х годах, когда рабочие носили синее и в обществе уменьшилась религиозность: ведь в ее контексте голубой ассоциировался с Девой Марией.

— Хотела бы ты когда-нибудь открыть физическое воплощение виртуального VAGINAMUSEUM?

— Нет! В обычном виде этот музей потерял бы свой шарм. В физическом пространстве невозможно передать столько информации в один клик. Наш проект объединяет столько специалисток и специалистов из разных областей, что их невозможно вместить в обычный музей. К тому же музей был бы зависим от спонсоров или грантов, так что, мне кажется, больший смысл имело бы создание исследовательского архива.

Кроме того, цифровая революция конца XX века изменила не только технику, но и наше повседневное общение. Большинство молодых людей весь день связано с интернетом через свои смартфоны, там происходит вся их социальная жизнь. Мне важно было создать современное пространство, не связанное с физическим местом, в котором люди разного возраста, пола, из разных социальных слоев и этнических групп могли бы иметь доступ к информации.

Один из наших девизов звучит так: «Ее (женщины) присутствие и образ онлайн определяют ее образ офлайн».

Понравился материал? Помоги сайту!