Америка — это мечта?

Этой весной Виктория Ломаско презентовала в Америке свою первую англоязычную книгу «Other Russias» («Другие России») и проехала по стране от Нью-Йорка до Портленда, Питтсбурга и Сиэтла. COLTA.RU рада представить читателям новый графический репортаж нашего постоянного автора.

Вас не разбудит человек в красной шапке

Первую неделю в Нью-Йорке я монтировала свою выставку и ничего не видела, кроме сабвея, на котором добиралась до галереи. В сабвей, как и в московское метро, не зайти без билета, вход преграждают различные конструкции — либо громоздкие турникеты, либо вращающиеся цилиндрические клетки. Но рядом с ними не стоит человек в красной шапке — на большинстве станций в целях экономии нет сотрудников метрополитена. Вас будут ожидать только автоматы для покупки билетов, часто работающие со сбоями. Приложить и убрать кредитную карту — так полагается по протоколу, и, когда после пятнадцатой попытки у меня не получилось купить билет и попасть в метро, я почувствовала себя очень одиноко. Мимо пробегали ньюйоркцы, каждый из которых рассчитывает только на себя. «В России ты нигде не один. Тебя контролируют и, обругав, нахамив, все же впихнут внутрь, — думала я, стоя перед железной дверью, которая отказывалась вращаться, — может быть, грубый контроль — тоже форма какой-никакой заботы?»

В нью-йоркском метро постоянно что-то ломается, и тогда по громкой связи для леди и джентльменов объявляют, что для такого-то отрезка пути надо изобретать новый маршрут. Однажды я металась по платформе с китайцами, латиноамериканцами и европейцами — мы были не в состоянии придумать себе новый маршрут в Queens, когда туда не пошел единственный поезд.

Нью-йоркское метро работает круглосуточно.

Выходной

В свой первый выходной в Нью-Йорке я поехала на Брайтон-Бич. Из-за холодного ветра на набережной почти никого не было: только влюбленная пара, пара старушек, мама с дочкой — мама говорила по-русски, а девочка отвечала по-английски.

В Америке постоянно вспоминаются «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери: переселенцы на Марс пытаются притвориться, что еще живут на Земле (в Европе, в Китае, в Мексике, в России?), но получается так себе. Из витрин Брайтон-Бич на меня таращились матрешки, поблескивала продукция Гусь-Хрустального… Внимание привлекло объявление «Требуется женщина с опытом работы для ЛЕПКИ пельменей и вареников», и я решила поесть в этом заведении. В меню нашлись и пельмени, и вареники, и борщ, и плов, и хинкали. На большой плазменной панели показывали каких-то российских звезд. Пожилая дама-завсегдатай, видимо, уже не в первый раз восторженно сообщила официантам, что здесь крайне удачно скопирована атмосфера московских кафе, но я и на минуту не смогла забыть, что нахожусь на другом материке.

После Брайтон-Бич немедленно хотелось вернуться в центр Бруклина. Я отправилась на митинг в поддержку black trans women — за последние два месяца в Америке были убиты семь таких женщин. Митинг проходил у входа в Barclays Center. Там, среди молодежи всех цветов и всех национальностей с плакатами и барабанами, неожиданно почувствовала себя как дома — как в лучшие моменты протестов 2012 года, как на «ОккупайАбай».

Снег

Однажды вечером, как обычно, зайдя в ближайший супермаркет, я увидела там толпы людей, которые покупали продукты в больших количествах. Очередь к кассам заняла полчаса. Оказывается, в новостях сказали, что ночью будет снегопад.

Утром, выглянув из окна, я увидела обычный для себя зимний пейзаж — такие «снегопады» в России могут идти неделями. Город был безлюдным.

Одевшись потеплее, выскочила из дома и тут же по колено провалилась в снег. Снег полностью замел ближайший вход в метро, вместо ступеней сверкала белая гора без каких-либо человеческих следов. На другом входе кто-то успел протоптать тропинку. Цепляясь за перила, я спустилась в подземку и поехала в пустом вагоне в сторону уже известного мне Barclays Center.

На выходе со станции Hoyt Schermerhorn обычно очень оживленно, но в этот день только редкие пешеходы брели по проезжей части. Кое-где попадались люди, которые пытались разгрести сугробы лопатами. «Жаль, что у меня нет шубы, чтобы рисовать сейчас на улице», — подумала я и тут же увидела художника, который стоял и рисовал заснеженный город. Я подошла поближе. От него хорошо пахло травой. Он сказал, что его зовут Дейл, он работает иллюстратором в офисе, но сегодня часть транспорта не ходит и у него, как у многих других ньюйоркцев, выдался незапланированный выходной. Дейл смотрел на заснеженный Нью-Йорк, его потерянных жителей… и рисовал абстракцию! Ну никакого соцреализма в Америке.

Сиэтл

Часть презентаций книги проходила на Западном побережье, в Портленде и в Сиэтле. В штатах Орегон и Вашингтон легальны легкие наркотики: косяки, шоколад с гашишем, особые конфеты и шишки продаются в специальных магазинах.

В Сиэтле профессор из Вашингтонского университета, где я читала лекцию, показал мне модный ЛГБТ-район Capitol Hill — там полно гейских и лесбийских клубов, а на улицах вместо пешеходных дорожек нарисованы квирные радуги.

Профессор пригласил меня в клуб Julia's на дрэг-шоу. Билеты стоили от 30 до 50 долларов. В тех закрытых и маргинальных клубах, где я бывала в Москве и в Питере, «актеры» в дурацких платьях и с нелепым макияжем вряд ли получали нормальные деньги за свои выступления, зато каминг-аут грозит им если не физической, то социальной смертью. Здесь на сцене с отличным освещением трансвеститы в дорогих платьях копировали американских поп-див. В зале было полно гетеросексуальных пар. Публика хлопала, выла и стучала ногами. После каждого номера актеры спускались в зал собирать деньги. В конце шоу одну из участниц поздравили с днем рождения — вынесли торт, украшенный членом, и засунули ей в рот. «Это и есть демократия, — сказал профессор. — Каждый волен продавать свое тело».

Во Фремонте, бывшем хипповском, а теперь хипстерском районе Сиэтла, стоит памятник Ленину. В 1989 году американец Льюисом Карпентер вывез монумент из Словакии. То ли шутники, то ли активисты раскрасили Ленину руки и лицо красно-оранжевой краской, и теперь он напоминает то ли палача, то ли клоуна. Новые хозяева Ленина безуспешно пытаются его продать.

Питтсбург

Последней точкой моего тура был Питтсбург. Штат Пенсильвания, классическая Америка. Меня поселили по программе City of Asylum в отдельном двухэтажном доме для политических писателей, где недавно останавливалась Светлана Алексиевич. В двух других домах этого фонда постоянно жили писатель-беженец из Сирии и писатель-беженец из Бангладеш.

Мой дом стоял на границе престижного района и трущоб, можно сказать, гетто. Когда в 80-е в Питтсбурге стали закрываться сталелитейные заводы и началась безработица, больше половины жителей уехало. В дешевые или вовсе брошенные дома заселились афроамериканцы. Я попробовала зарисовать границу между старым Downtown и новым центром, построенным, когда Питтсбург стал возрождаться.

Там, где я рисовала, трава пробивалась сквозь асфальт, заборы клонились к земле, с двух сторон разрушались ветхие дома и птицы голосили, как в деревне. Мимо из супермаркета проходили черные люди с тяжелыми пакетами. За два часа я видела только одну белую пару, которая почему-то решила заняться пробежкой в этом районе. Знакомые показали мне бывшую железную дорогу, огороженную забором, — теперь там ходит автобус, на котором жители гетто добираются на работу в другую часть города.

Над новым центром Питтсбурга возвышается Cathedral of Learning (Храм знаний), который про себя я прозвала Башней смерти. После тура с лекциями по нескольким американским университетам я узнала, что за кредит на образование в Америке приходится расплачиваться десятилетиями, гуманитарное образование не ценится и найти с ним работу очень сложно. Если повезет, можно устроиться преподавать в каком-либо университете с испытательным сроком от пяти до семи лет, после чего необходимо пройти процедуру tenure review: пройдешь — получишь tenure (пожизненный контракт), не пройдешь — увольнение. Большинство профессоров, с которыми я познакомилась, расценивали бы такое увольнение как социальную смерть, и двое из них только что были уволены таким способом.

Оказалось, то, чему нас учили в советской школе про «язвы капиталистического общества», — не полная пропаганда и преувеличение. Несмотря на это, Америка сохранила для меня свой ореол: лучше независимое выживание среди жесткой конкуренции, но и моря возможностей, чем тотальный контроль со стороны государства и полное отсутствие перспектив.

Понравился материал? Помоги сайту!