Квантовая теория медиа: как журналистика превратилась из порции в поток

Читайте другие колонки Андрея Мирошниченко в его авторской рубрике «The medium и the message».

Какова мельчайшая единица нашего потребления новостей? В одном из своих выступлений 2010 года тогдашний гендиректор газеты «Коммерсантъ» Демьян Кудрявцев назвал это явление «квантом контента» — так вот: каков размер этого кванта? Кудрявцев утверждал, что в советское время мы потребляли журналистику «изданиями». В самом деле, человек мог сказать: «Я читаю “Литературку”» или «Я читаю “Московские новости”». Сама газета или телепрограмма — это и был квант контента, минимальная порция журналистики, которая поступала потребителю. Эта порция была, собственно, брендом издания или ТВ-программы, и она была им соразмерна.

Появление интернета разрушило всю эту соразмерность. Интернет позволил читать статью в отрыве от издания или смотреть сюжет вне зависимости от программной сетки. Это очень удобно: можно брать только то, что тебе интересно, и не захламлять свой «приемник». Но именно это удобство и начало убивать СМИ. Если статья может быть доставлена вне бренда, то бренд теряет на нее все коммерческие права. Это приятно для читателя, но смертельно для самих медиа.

Попытки продавать контент постатейно всегда были и продолжаются, но они все же обречены на провал. Объемы выручки от микроплатежей за статью никогда не сравнятся с доходом, и без того уже мелким, от всего пакета материалов (то есть от газеты целиком). Дело в том, что пакетные продажи заставляли всех подписчиков платить в том числе и за «ненужные» им статьи, и именно это обеспечивало приемлемую выручку. Без этой «ненужности» подписка экономически нецелесообразна. Даже просто административные расходы на постатейную оплату всегда будут выше, чем выручка за отдельный текст.

Так простая технологическая новация убила подписной бизнес СМИ.

Но разложение журналистики на кванты на этом еще не остановилось. С появлением социальных сетей квант измельчал еще — до размера анонса в соцсетях. Ловушка заключается в каннибализме этого кванта (устоявшийся термин в маркетинге, когда смежные форматы поглощают друг друга). Редактор старается сделать анонс как можно интереснее, набивает его самой ценной информацией, чтобы показать товар лицом. В результате читатель узнает самое ценное уже из анонса. Анонсы насыщают ленту, но далеко не всегда приводят к переходам на статьи. В совокупности с комментариями, а самое главное, в ряду аналогичных анонсов, поставляемых всеми СМИ для соцсетей, лента оказывается достаточно насыщенным источником для быстрого и качественного формирования релевантной повестки дня.

Кроме того, лента, а значит, и новостная повестка формируются алгоритмами и вирусным редактором под потребности каждого из нас, и делается это намного лучше, чем в любом СМИ. В результате вместо завлечения людей анонсы отдают в социальные сети и читателей, и контент. Благодаря усилиям самих же СМИ.

Меж тем люди печатной цивилизации привыкли к контенту, который доставляется им большими порциями — в форме книги, издания, статьи. И сама эта порционность была простым следствием производственной необходимости: чтобы послать в типографию или выпустить в эфир, контент нужно было накопить. Технологический процесс заставлял производить отбор внутри контента: далеко не все происходящее в мире попадало в порцию доставки, а это давало время на обработку информации. Порционность означала предварительное обдумывание. Все это ушло вместе с удобством моментального сообщения.

Но информация не «живет» порциями. Она существует как раз таки в виде потока. Ее нарезка — это насилие над «естеством» информации, и это насилие объяснялось исключительно технологическими особенностями публикации. Пока такой доминирующей технологией был печатный станок, между сбором сведений и их появлением в печати был временной интервал. В этом интервале и создавалась интеллектуальная и коммерческая ценность журналистики. Но одновременно эта пауза искажала информационный поток его задержкой и редактирующим вмешательством. Внедряясь в стихию общественной информации, журналистика способствовала созданию хабермасовской публичной сферы и, собственно, современной репрезентативной демократии, чьим институтом она стала. Журналистика — это именно смыслообразующая нарезка и упаковка «естественного» потока в искусственные порции; этим и кормилась.

Когда нарезание потока на порции перестало быть технологическим условием информационного производства, потребность в журналистике, по сути, отпала. Измельчение кванта медиаконтента устраняет не только коммерческие основы журналистики, но и ее саму, однако при этом восстанавливает «натуральное» состояние информации — поток. Именно квантование медиаконтента позволило измельчить его настолько, чтобы он смог струиться. Большие куски — издания, даже статьи — просто застревали бы в потоке. Они не подходят ему морфологически. Квантование отражает корпускулярно-волновую природу информации: ее общие потоки разбиваются на кванты, которые потом пересобираются алгоритмами в индивидуально настроенную ленту для каждого. Потоком струится информация в общественной и личной жизни, и таким же потоком — чисто морфологически — она представлена в нашей ленте новостей. Нет конца и начала, только бесконечный скроллинг ленты, вызывающий неврастению у людей книжного поколения, но вполне естественный для digital natives — например, для зумеров и следующих за ними поколений.

Замена порции потоком не только вывела из строя журналистику, но и кардинально поменяла способ формирования картины мира, а значит, и саму эту картину. Вместо рационально собранной «круговой панорамы» с рубриками («Главные новости», «Политика», «Экономика», «Общество», «Культура», «Происшествия», «Спорт») поток приносит нам выдающееся, но не панорамное. Журналистская порционность обязывала заполнять все рубрики, обеспечивая нам общий кругозор. Сейчас мы видим только вершины «важных» событий, но долины между ними сокрыты во мгле. Мы не видим ту панораму, которая раньше, в эпоху порционных СМИ, состояла в том числе из «неинтересного».

Эта новая морфология меняет общество. Точно так же, как доставка больших порций информации из относительно унифицированных, санкционированных, но конкурирующих источников служила репрезентативной демократии, дробление общего потока информации на несколько миллиардов частных потоков заменяет репрезентативную демократию прямой. Но прямая демократия лимитирована размером конкретного сообщества. В сообществах бóльших, чем греческий полис или казачий круг, прямая демократия не может существовать физически. В крупных сообществах у нее нет способов эффективно доставить всем мнение каждого.

А интернет вдруг сделал это возможным. Но теперь лимитом становится способность воспринимать мнение другого. Три с половиной миллиарда личных потоков социальной информации — слишком много. Это не только разрушает старые институты сообщности, но и рождает какофонию. Каждый должен выкрикнуть что-то свое еще громче, чтобы пролезть в чужую ленту. Как я уже писал, так вырастает ценность экстремальной саморепрезентации, а это ведет к общественной истерии и политической поляризации. В общем, переход медиаконтента от порции к потоку вносит свой вклад в ту травму, которую общество испытывает от смены медиа.

Если раньше социальная значимость вырабатывалась журналистикой в процессе упаковки потока в порции, то теперь пересборка общего потока в частные вырабатывает новые правила когезии. Общество учится колебаться вместе по-новому. Вместо старой пирамидальной гравитации возникает новый тип социальных иерархий, которые похожи на гравитации звездных систем. Тяжелые субъекты притягивают к себе мощнее и формируют вокруг себя силовые поля. Свободный переток квантов контента обеспечивает «рыночное» перераспределение авторитета, что просто губительно для старых авторитарных структур. Сумма гравитаций создает какой-то новый порядок, новую социальную иерархию, своего рода ускоренное повторение Большого взрыва. Нам посчастливилось жить во времена этого астрономического события.

Понравился материал? Помоги сайту!