Николаус Гейрхальтер: «Все знали, что изгородь не сможет остановить поток беженцев»

Одно из главных событий фестиваля «NOW» — премьера фильма известного австрийского документалиста «Пограничный барьер», фильма о силе страха

текст: Василий Корецкий
Detailed_picture© NGF

Новый док Николауса Гейрхальтера («Хлеб наш насущный», «Человек разумный») снят в окрестностях перевала Бреннер, древнего пути через Альпы из Италии в Австрию. В 1930-х — 1940-х тут процветал человеческий трафик: перед войной местные жители выводили с территории Австрии на юг евреев, после войны этим же путем бежали в Италию нацисты. Сейчас трафик (впрочем, незначительный) идет в обратную сторону — через Бреннер в Австрию стремятся группы нелегальных беженцев из Африки и Сирии.

В 2016-м, встревоженные перспективой увеличения числа мигрантов, бегущих через Италию в Северную Европу после блокировки венгерского и балканского путей, австрийские власти решили восстановить государственную границу между двумя странами ЕС, возведя между Австрией и Италией пограничный забор, сетку-изгородь. В официальной риторике это обозначалось эвфемизмом «меры строительного характера»; таково же и оригинальное название фильма Гейрхальтера. Забор, впрочем, так и не был установлен.

Гейрхальтер начал снимать фильм задолго до этого хеппи-энда. На протяжении всей кампании за восстановление границы группа брала интервью у местных жителей: владельцев гостиниц (одна буквально рассечена надвое госграницей), сотрудников полиции и дорожных КПП, фермеров, бизнес которых существует в тесной связи с Италией, легальных иммигрантов из Сенегала, уже второй год проводящих геологоразведочные работы в Бреннере, у местного пастора, наконец. Эти монологи создают мозаичную, неоднородную картину общественного мнения местных жителей и одновременно — глубинный словесный портрет отдельно взятого комьюнити европейцев. Страхи, которые транслирует телевидение, тут вступают в конфликт с личным опытом респондентов и недавней историей Бреннера, локальная идентичность — с национальной, конкретные экономические интересы жителей — с политической риторикой властей.

Российская премьера фильма «Пограничный барьер» состоится 9 декабря в 20:00 в рамках второго фестиваля «NOW. Как устроена современность», организованного Центром документального кино, на площадке «Бойлерная» на Хлебозаводе. Вот здесь — регистрация на показ.

— Как долго вы снимали фильм? Готовый материал был смонтирован в хронологической последовательности?

— Мы снимали два года, но реальные съемочные дни уложились примерно в пять недель. Мы приезжали на границу, к Бреннеру, часто, но ненадолго — на день-другой, на неделю максимум. Практически все интервью смонтированы в хронологическом порядке — за небольшим исключением: кое-что мы переставили, чтобы четче структурировать материал.

— Вы снимали все интервью с одного дубля? Я спрашиваю потому, что поражен одним из этих разговоров — с девушкой с КПП на автобане. Невозможно поверить, что она одновременно общается с проезжающими и отвечает на ваши сложные вопросы о беженцах, политике и так далее…

— Мы все снимали с одного дубля, съемка этой конкретной сцены заняла примерно час. Для девушки все происходящее было рутинной работой, она выполняет ее автоматически и способна одновременно думать о чем-то другом.

— Вы давали героям предварительный список вопросов, проводили с ними предварительные интервью? Или они слышали ваши вопросы в первый раз?

— Нет, предварительных интервью не было, но мы много общались перед съемкой. Моя ассистентка встречалась с жителями, мы тоже объясняли им суть нашего проекта и нашу точку зрения на изгородь. За кадром происходило много политических дискуссий, люди прекрасно понимали, о чем наш фильм, что мы хотим у них узнать. Мы приветствовали любые высказывания, нам важно было, чтобы как можно больше людей высказало свою точку зрения, не важно, разделяем мы ее или нет. Принципиально было, чтобы люди были с нами честны.

© NGF

— Кажется, что сфера политического совершенно вытеснена из реальной жизни ваших героев, жителей Бреннера: вся политика происходит где-то там, в столице, на экране телевизора. Мы видим только одну демонстрацию против изгороди, которая должна была защитить страну от потока мигрантов, — и та проходит с итальянской стороны границы.

— Демонстрации вообще-то проходили по обе стороны границы, но инициатива принадлежала итальянской стороне, потому что изгородь решила возвести Австрия и для демонстрантов австрийские власти были, так сказать, врагом. Что касается политиков — то никаких встреч политиков с жителями и не было. Зачем нам были нужны интервью с политиками, если они сами — не часть этого комьюнити, а только говорят о нем дежурные фразы?

Бреннер — это особое место. Там всегда проходила граница, которая двигалась, менялись государства, через перевал проходили разные люди — но оставалось местное население, которое продолжало жить независимо от политических трансформаций. Это люди с очень сильными характерами, они горячо любят свою страну и в то же время относятся к ней довольно отстраненно. Их идентичность хорошо видна в одной сцене: помните мать и дочь, владелиц гостиницы? Они никак не могли ответить, кем они себя чувствуют — европейцами? Австрийцами? Тирольцами? И наконец они сказали, что они — жители этой долины. Это очень закрытое сообщество, трудно стать его частью. Но если уж удалось в него войти — все, ты свой. Там трудно снимать — но нам удалось установить контакт с местными жителями, которые взялись нам помогать, и после этого мы получили доступ ко всем. Как только они узнают, что какой-то их знакомый — а они там все знакомы друг с другом — дал интервью, они с большой вероятностью тоже соглашаются.

— Два респондента, охотники, постоянно находящиеся в горах возле границы, говорят, что испытывают сочувствие к беженцам, но тем не менее сообщают в полицию, если их встречают, потому что, как они утверждают, обязаны доносить о группах мигрантов. Они действительно могут понести ответственность при недонесении?

— Не думаю. Посудите сами: какие могут быть доказательства того, что вы встретили кого-то в лесу? Думаю, люди звонят в полицию потому, что хотят парадоксальным образом помочь беженцам. Ну да, нелегалов задержат — но у них хотя бы будут пища и крыша над головой. Такая примерно логика. Хотя большинство звонит в полицию просто потому, что эти люди считают: вызвать полицию всегда правильно. Но надо понимать, что вопрос тут не в доверии или недоверии к исполнительной власти, а в том, что, сдавая беженцев, вы наверняка прекращаете их путешествие, помещаете их в систему, из которой уже нет выхода. Тут стоит говорит не о полиции, а о политической системе, представителем которой становится полиция.

© NGF

— Фраза, которую мы часто слышим в фильме, — «Да, мы сочувствуем этим людям, но долг есть долг» — вызывает у австрийских и немецких зрителей ассоциации с Эйхманом или Нюрнбергским процессом?

— Для меня эта фраза звучит крайне пугающе, но большинство вполне согласно с такой позицией. В Австрии, кстати, все было еще хуже, чем в Германии, у значительной части нацистской верхушки было австрийское происхождение. В конце концов, не просто так в Австрии избрано сейчас правое правительство. Эти люди чувствуют себя вправе открыто выступать против беженцев. Я считаю, что наше общество несет известную ответственность за беженцев, у нас есть некоторые обязательства по отношению к ним. К сожалению, в последние годы политика становится все менее гуманной.

— Из каких соображений вы не показываете нелегалов? Вы же их наверняка встречали за время съемок.

— Конечно, нелегалы проходят через Бреннер — но их не миллионы. Когда политики заговорили об изгороди, они представляли себе всех мигрантов, попавших в Венгрию или на Балканы, которые разом хлынут в Австрию. Они хотели полностью закрыть границу, чтобы остановить следующую волну беженцев из Сирии. Но при этом все прекрасно понимали, что никакой волны не будет! Этот страх был полностью сконструирован. Ну да, чтобы быть у власти, людей нужно заразить страхом. Когда люди напуганы, ими проще править.

На Бреннере были беженцы, но, если бы мы их начали снимать, это, скорее всего, привело бы к тому, что их задержала бы полиция, и за это ответственность несли бы мы. А разговаривать с задержанными... Очевидно, что у них были бы дела поважнее, чем болтать с нами. Я просто не представлял, как могло бы выглядеть интервью с беженцем так, чтобы мы находились, так сказать, на равных. Да и что они могли бы нам сказать? Мы и так знаем, что им пришлось покинуть дома по ряду причин — никто не совершает такие действия беспричинно.

© NGF

— Каковы, по-вашему, ближайшие перспективы Евросоюза со всеми этими правыми, пришедшими к власти в Австрии, Венгрии, Польше?

— Поддержка правых настроений политиками — это дешевый способ получения политической популярности. А насчет Европы... Я рос во время холодной войны, и Австрия находилась на границе между Восточным и Западным блоками. Понадобились усилия нескольких поколений, чтобы постепенно избавиться от этого дерьма, от этих границ и построить мирную единую Европу. Конечно, она не идеальна — но это лучший вариант из действительно возможных. Чтобы это работало, мы должны делиться — не только идеями, но и проблемами. Каждая, каждая страна Евросоюза должна принять определенный процент беженцев — иначе мы не можем быть единой и сильной Европой. Не может быть никаких отговорок, тем более националистического характера. Я вообще считаю, что национализм — симптом слабости. Если политики начинают выезжать на страхе и ограниченности людей — это плохой знак. Здоровые, разумные, трезвомыслящие люди не могут быть националистами. Понятно, что для европейских политиков сегодня национализм — это игра. Но это игра опасная, ослабляющая Европу, людей. Посмотрите на Брексит, это же полная чушь: большинство хотело остаться в Евросоюзе, но теперь им приходится выйти непонятно зачем. И они проиграют. Поэтому странам, которые сейчас говорят о выходе из Евросоюза, надо подумать дважды. Людям надо иметь в виду, что политики обычно не думают о людях, они думают только о своей карьере.

— Как вообще должна была выглядеть эта изгородь? Был обнародованный проект?

— Ну вы же ее видели в контейнере в конце фильма. Эту изгородь изобрел какой-то австриец, она вообще-то предназначена для защиты от лавин. Это самая обычная сетка — никакой колючей проволоки, никакого тока. Хитрость в опорах: они очень гибкие. Если вы попробуете перелезть через нее, сетка выгнется в вашу сторону, и у вас ничего не выйдет. Но только если вы попытаетесь это сделать в одиночку. Группа людей, действуя слаженно, легко сможет преодолеть это препятствие.

— Политики, которые предлагали установить изгородь, знали об этом?

— Конечно! Все прекрасно знали, что изгородь не сможет остановить поток беженцев. Это просто символ, символ границы, который должен отпугнуть нелегалов и вселить иллюзию защищенности в тех, кто эту изгородь возводит.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Кино
Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм»Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм» 

Победительница берлинского Encounters рассказывает о диалектических отношениях с порнографическим текстом, который послужил основой ее экспериментальной работы «Мутценбахер»

18 февраля 20221662