Твит на салфетке Сапрыкину про футбол, или Случай с официанткой

Вот я попросил у официантки ручку и пишу эту телегу для Юры Сапрыкина на полях его колонки в «Большом городе» от 11 июля, найденном в том же заведении.

Юра Сапрыкин написал эту колонку, и примерно в те же дни не менее знаменитый Роман Волобуев прочитал на телеканале «Дождь» журналистам нотацию о белых ризах профессии. Ну, в сущности, с тем, что пишет Юра, как бы не поспоришь: «Вот мухи, вот котлеты, вот журналистика, а вот политическая борьба. Оба занятия достойны, но не надо их путать. Журналистика не связана с безоговорочной поддержкой сил добра и не должна поднимать настроение этих сил». Р. Волобуев сказал примерно то же, но размашистей: мол, журналисты сошли с ума, пишут проповеди и политические воззвания вместо того, чтобы отражать «реальность».

О это сладкое слово — реальность. Прекрасный русский писатель и филолог Юрий Тынянов писал, что слово «реальность» умный человек не может написать без кавычек. В том смысле, что нет никакой такой «реальности». Журналистика также вынуждена иметь дело с этим горьким феноменом. И потому журналистика всегда пристрастна и необъективна. Нет, в журналистике — само собой — должен быть стандарт качества: нельзя утаивать факты, нельзя не давать слова противной стороне (утаивать ее рациональные аргументы). Иначе это просто будет мусорная журналистика. Но это ничего общего не имеет с объективностью.

«Объективностью» в журналистике обычно кичатся, когда хотят обмануть. Хорошая «заказуха» всегда предельно объективна. Когда-то, создавая «Полит.ру», я написал даже такой текст-кредо «Уловка объективности». Про это. Про то, что любая «объективная новость» — это уже препарированная картинка, выстроенная на твоем (и незаметно навязанном потребителю) понимании контекста.

Вообще если присмотреться, то самый крутой фан журналистики не в том, что она сообщает какие-то факты. А в том, что она фиксирует разрыв между этими фактами из «реальности» и представлениями общества о норме и должном. Поэтому хорошая журналистика — это всегда пафос. Который может быть тоже, кстати, тупым и гладким, как болванка, а может быть тонким и безбрежно умным. Поэтому, когда мы говорим «журналистика — отдельно, а политика — отдельно», это при близком рассмотрении никогда не будет вполне правдой.

Когда я в «Полит.ру» — стопитсот лет назад — проповедовал аки грядущий Волобуев своим сотрудникам о журналистике, я говорил, что журналист скорее похож на комментатора футбольного матча. Да, ты разбираешься в футболе и честно рассказываешь, что происходит на поле, кто бегает быстрее, а кто тупит, но ты, кроме того, еще и всегда помнишь, где «наши» и где «не наши».

Так вот, подхватывая летящий мяч, брошенный в самом начале этой рулады, хочу сказать. Да, на первый взгляд, мысль Романа Волобуева и Юры Сапрыкина — журналист не должен быть революционером — совершенно верна. Но в применении к текущим обстоятельствам нельзя не отметить, что в этой мысли есть логическая брешь. Дело не в том, что журналисты сошли с ума и забыли о профессии — отражать «реальность». Это «реальность» на самом деле взбесилась, а истерика журналистов — реакция на это, попытка привести «реальность» в чувство.

Я продолжу метафору. Вот представьте, что вы — крутой футбольный комментатор. И комментируете чемпионат мира. Вы настоящий профи, и даже из ваших полуобмолвок слышно, что вы всех игроков всех клубов знаете не то что по именам, а помните их историю, недостатки, травмы и сильные стороны. Ну, типа, как писал Пушкин Бенкендорфу: «Любите ли вы футбол так, как люблю его я, то есть всеми силами души» и проч. (цитирую по Википедии). И вот чемпионат мира кончился, и вы комментируете национальный чемпионат в своей полуафриканской стране. И все бы ничего, но в команде высшей лиги играет сын президента. Поэтому гол, забитый из офсайда, судья, разумеется, засчитывает. И даже просто удар сына отца нации в сторону ворот тоже засчитывают как гол. На табло счет 1:2 меняется на 2:2, мяч несут к центру поля.

Предоставлено автором

Представь себе, дорогой Юра, эту охренительную коллизию. Ты знаешь, что такое настоящий футбол. И любишь настоящий футбол, как любили его только Пушкин и Бенкендорф. Ты говоришь своим слушателям про офсайд, что он был, а гола не было и тут даже двух мнений быть не может, и сообщаешь, что на этот раз горе-футболист не попал даже в створ ворот... Но на табло все равно 2:2. Ты повторяешь это на одном матче, на втором. Наконец ты просто начинаешь орать: «Это — не футбол, это звенья гребаной цепи, которые к футболу никакого отношения не имеют!! Это — не–фут–бол, бля!» К тебе подходят доброжелательные товарищи и, возможно, даже некоторые кинокритики и говорят: «Знаешь что? Ты кто такой? Ты комментатор? Давай, комментируй! Или ты — революционер? Посмотри на табло! Там уже 5:2 в пользу команды сына. Сектор А ликует, люди выходят на улицы. Это реальность, ты не должен от нее бежать и проповедовать, что такое футбол, что не футбол! Футбол — это то, что ты комментируешь. Люди ждут твоего профессионального слова. Давай, комментируй».

Хорошая журналистика — это всегда пафос.

И вот у тебя есть выбор, реальный экзистенциальный выбор: превратиться в революционера, который помнит, что он знает, что такое настоящий футбол, но комментатором больше не является, потому что нечего комментировать — нет футбола. Или превратиться в комментатора унылого провинциального говна под видом футбола, но окружающие тебя доброжелательные пошехонцы будут говорить уважительно: «Это наш комментатор, комментирует наш футбол, он в футболе реально разбирается…» А ты будешь знать, что как раз это и перестало быть правдой.

Мы наблюдаем буквально онлайн историческую картину шекспировской мощи и глубины. Нас пытаются приучить обратно к жизни в тюбике — к жизни в несвободе. Некоторых колбасит. Некоторые срываются. Но уже слышны и разумные, умеренные, негромкие пока голоса: про то, что в несвободе не так ужасно, что не надо все говно мазать одним цветом, в нем — миллион оттенков, что там — среди говна, конечно, — есть свои нюансы и вообще задача информирования читателя о текущей консистенции говна — достойная и важная. Потом голоса эти начнут крепчать, звучать увереннее, и вот уже — слышны шаги, подходят сзади, похлопывают по плечу: «Ты кто такой? Давай, комментируй!»

Понравился материал? Помоги сайту!