9 апреля 2015Наука
207

Все, что их не убивает

Как коррупция меняет мир микробов

текст: Борислав Козловский
Detailed_picture© C. Lynm / The Journal of the American Madical Association

Где побеждает коррупция, там антибиотики перестают лечить. Дело не в том, что лекарства в странах с коррумпированной властью плохие, а в том, что бактерии более устойчивые; это называют «эффектом резистентности». Команда авторов из Национального университета Австралии во главе с профессором-микробиологом Питером Коллиньоном опубликовала в научном журнале PLoS ONE статью, которая так и называется: «Антимикробная резистентность: плохое госуправление и коррупция вносят в эту проблему ключевой вклад».

Грязь в поликлиниках, дефицит шприцев и аппаратов УЗИ или безграмотные врачи — тоже следствие коррупции, но в этом случае речь не о качестве медицинской помощи. Проблема с резистентностью никуда не девается, даже если вы можете позволить себе лучших диагностов и доставку лекарств самолетом из Лондона — или просто лечиться в Лондоне от каждой простуды. Группа Коллиньона утверждает, что от плохого управления государством меняются сами микробы.

Для начала — откуда резистентность берется? Допустим, суперэффективный антибиотик оставляет в живых всего одну бактерию из миллиона. Эта «одна из миллиона» за счет случайной мутации нечувствительна к лекарству. Сократить число микробов в миллион раз — это вроде бы полная победа. Но в условиях, когда все бактерии-конкуренты убиты, именно потомство таких нечувствительных мутантов размножится и займет всю освободившуюся нишу. Так что следующая порция антибиотика не убьет уже никого.

В реальной жизни и численность восстанавливается не мгновенно, и нерезистентные микробы довольно долго соревнуются с резистентными за ресурсы, поэтому эффективность антибиотиков падает не скачком, а постепенно. Первый в истории антибиотик пенициллин, за открытие которого в 1945 году Александру Флемингу дали Нобелевскую премию, в свое время был панацеей, а сейчас практически вышел из употребления: большая часть бактерий научилась вырабатывать фермент пенициллиназу, который расщепляет молекулы препарата.

Неправильно думать, будто бы худшее из последствий «ослабленных антибиотиков» — лишние два-три дня сидения дома с термометром под мышкой раз в год или два, когда терапевт пропишет вам недельный курс гентамицина. Прежде всего, вырастают шансы умереть от внезапной пневмонии в больнице, куда вас привезли с аппендицитом или переломом запястья. Кроме того, антибиотики имеют отношение к проблемам вроде астмы, аллергии на пыльцу или кошачью шерсть, которые нам и в голову не придет увязывать с инфекциями.

Первый в истории антибиотик пенициллин, за открытие которого в 1945 году Александру Флемингу дали Нобелевскую премию, в свое время был панацеей, а сейчас практически вышел из употребления.

***

Группа Коллиньона анализировала потребление антибиотиков в 28 государствах Западной Европы, от Кипра и Словении до Великобритании, с 1998 по 2010 год. И отдельно — резистентность к антибиотикам семи популярных инфекций (золотистый стафилококк, пневмонийный стрептококк и т.д.) в этих странах. Такую статистику систематически публикует Европейский центр профилактики и контроля заболеваний; база данных по резистентности есть в открытом доступе, но про Россию там ничего нет.

За нулевую гипотезу приняли — как часто и не без оснований делается в экономических работах, — что в бедных странах все плохо, а в богатых хорошо. Другими словами, что резистентность растет с падением ВВП на душу населения. Почему можно так рассуждать, понятно. Вместо того чтобы платить за визит к врачу и диагностику, бедным проще принять таблетку на все случаи жизни, то есть более-менее универсальный антибиотик, — и только если не поможет, идти записываться на прием. Значит, бедные будут употреблять сильнодействующие вещества без разбора, делая свои бактерии все более и более резистентными.

Но расчеты гипотезу про бедность не подтвердили.

Важная деталь: большую часть антибиотиков принимают не люди, а животные, которых люди едят. Антибиотиками в больших дозах кормят свиней или овец — причем не выборочно, с появлением опасных симптомов, а всех сразу, для профилактики. Чтобы не заболели в будущем. Поэтому главные инкубаторы «супермикробов» (как иногда называют резистентные бактерии) — это фермы. Почти всюду есть законы, которые мешают фермерам злоупотреблять лекарствами для животных. Но нарушать эти законы выгодно.

Австралийские ученые добавили в свои таблицы уровень коррупции в тех же 28 странах. Они опирались на «Справочник рисков по странам» американской аналитической компании Political Risks Services, которая ежемесячно публикует свои рейтинги с 1980 года. И оказалось, что коррупцией можно объяснить 63 процента изменений в резистентности микробов от страны к стране. И всего 33 процента изменений можно списать на суммарное потребление антибиотиков. Иными словами, чтобы бактерии стали нечувствительны к лекарствам, употреблять слишком много этих лекарств недостаточно — нужно делать это бессистемно, в обход закона и вдобавок заплатив чиновникам за рассеянное внимание.

Прежде всего, вырастают шансы умереть от внезапной пневмонии в больнице, куда вас привезли с аппендицитом или переломом запястья.

***

Как оценить, много ли вреда коррупция наносит обществу при помощи резистентных бактерий? Ведущий автор исследования, профессор Питер Коллиньон, — эксперт по так называемым внутрибольничным инфекциям, которыми пациенты заражаются уже в палате. По статистике Центра профилактики и контроля заболеваний, это 1,7 миллиона заражений и 99 тысяч смертей в год только в США. Человек в больнице особенно уязвим: у него послеоперационные раны и слабый иммунитет, а вокруг другие больные. Когда вы читаете в некрологе 95-летнего нобелевского лауреата, что он скончался от пневмонии в госпитале, то причиной вряд ли была прогулка без пальто: воспаление легких — типичный пример внутрибольничной инфекции.

Самая известная из таких инфекций — это MRSA, одна из разновидностей золотистого стафилококка. Первые две буквы в аббревиатуре расшифровываются как «метициллин-резистентный» и означают, что микроб не поддается лечению антибиотиками. Резистентная версия распространилась сравнительно недавно: если в 1974 году на нее приходилось 2 процента всех внутрибольничных заражений золотистым стафилококком, то в 1995 году — уже 22 процента, а в 2004 году — все 64.

Но даже если вы твердо уверены, что не попадете в больницу никогда, у исследователей антибиотиков все равно есть чем вас огорчить.

Кроме вредных стафилококков и стрептококков есть огромное множество полезных бактерий, которые живут внутри нас. Их совокупность называется микробиом (по аналогии с геномом), и Национальный институт здоровья США с 2008 года ведет проект с бюджетом в 115 миллионов долларов по расшифровке человеческого микробиома. Есть подозрение, что полезные бактерии не только помогают переваривать пищу, но и обеспечивают нормальную работу самых разных систем организма. Когда в 1970-х ученые вывели мышей без единого микроба, с рождения живущих в абсолютно стерильной среде, их физиология сильно отличалась от нормальной.

Японский иммунолог Кенья Хонда вот уже несколько лет доказывает, что бактерии класса Clostridia прямо участвуют в работе нашей иммунной системы, которая отвечает, например, за разнообразные аллергии. Например, у тех же «мышей без микробов» напрочь отсутствуют регуляторные T-лимфоциты, регулирующие силу иммунного ответа. Если ее не соразмерять, микроскопическая частичка ореха может вызвать мощный приступ удушья — и аллергики хорошо знакомы с этим эффектом. А полезные бактерии, похоже, позволяют откалибровать силу реакции.

Что объединяет полезные бактерии и вредные — так это то, что антибиотики одинаково убивают те и другие. И микробиом после такого удара не всегда восстанавливается. В опытах Хонды мышата получали с детства антибиотик ванкомицин, а потом вырастали в животных с повышенным риском астмы и аллергической диареи. Это не довод против антибиотиков как таковых — все-таки ни один врач не позволит кормить человеческого младенца с рождения и до подросткового возраста сильнодействующим препаратом. Но сама ситуация, когда резистентные бактерии заставляют употреблять все более и более сильные антибиотики, делает микробиом достаточно уязвимым, а Хонда, на работы которого ссылаются уже 14 с лишним тысяч научных публикаций, показал, к чему такие уязвимости могут в предельном случае привести.

Поэтому если вам кажется, что в свободных от коррупции местах вам свободнее дышится, — возможно, дело просто в аллергической астме.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20247322
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202413974
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202418507
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202423692
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202425294