«Песни в пустоту»: «Химера» и Рэтд Старков

15 октября в издательстве Corpus выходит книга музыкальных журналистов Александра Горбачева и Ильи Зинина «Песни в пустоту. Потерянное поколение русского рока 90-х». В ней рассказываются биографии музыкантов, чей творческий расцвет и чаще всего трагический финал пришлись на неустроенное десятилетие, к которому приклеился эпитет «лихие». Главными героями документальной книги, ведущей отсчет 1990-м с появления сквот-клубов TaMtAm, «Третий путь» и «Клуб имени Джерри Рубина», стали яркие представители тогдашнего российского подполья — задушевный бард Веня Дркин, московские индустриальщики «Собаки табака» и художник-шаман Алексей Тегин, неистовый очкарик Андрей Машнин и панк-интеллектуалы с Юго-Запада «Соломенные еноты». А начинаются «Песни в пустоту» (да и заканчиваются) с «удивительного порождения эпохи» — арт-хардкор-группы «Химера» — и судьбы ее лидера Рэтда Старкова, который, по признанию своего друга и по совместительству одного из ключевых героев «Песен в пустоту» панк-поэта Лехи Никонова, абсолютно соответствовал образу андеграундной звезды, но не стал ей. COLTA.RU публикует фрагмент из главы «Огонь должен жечь: “Химера” и поколение “Там-Тама”», посвященной Рэтду Старкову.

Бритый под ноль, весь покрытый татуировками человек стоит на сцене. На голом теле — фартук, в руках — гитара. Он играет музыку — бурную, необузданную, обжигающую уши. Он подносит к губам жестяную трубу и издает пронзительный, мощный звук, будто некий эпический герой, горном возвещающий начало битвы. Он отрывисто кричит в микрофон слова. Он прыгает и повисает на перекладине вниз головой. Достает шприц, набирает из вены кровь — и брызгает в зал.

Человека зовут Эдик Старков, но все называют его Рэтд. Его группа называется «Химера». Место, где происходит концерт, — обугленные стены, на которые нанесены эзотерические рисунки, бар, в котором нелегально наливают пиво, молодые люди во френчах и кителях в зале, угрюмые милиционеры, засыпающие в муниципальном общежитии двумя этажами выше, — питерский клуб «Там-Там». Вокруг Петербург начала 90-х, только что вновь получивший свое старое имя, время и пространство потерянности, жестокости и безжалостной свободы — и люди, стоящие на сцене, кажется, воплощают в своей музыке всю ярость, всю гордость, все отчаяние этого времени и этого города.

На сцене он был таким, каким и в жизни. Эдиком Старковым, безумцем.

Этой группе трудно было бы придумать более удачное название. «Химера» стала самой яркой химерой российской рок-музыки 90-х, удивительным порождением эпохи, впитавшим в себя все ее противоречия и канувшим в небытие вместе с ней. В поколении «Там-Тама» было множество блистательных групп — пожалуй, не будет преувеличением сказать, что именно в этом месте проходила передовая тогдашнего рок-н-ролльного фронта, и Рэтд мог считаться одним из его полководцев. Утраченные надежды, непокоренная вера, бесприютность и безвременье, наркотики, эзотерика, повисшее тяжким грузом наследие предыдущих эпох — эти люди прочувствовали все на собственной шкуре. Им выпало жить в перемену времен — и они воплотили эту перемену в звук, ураганный, сбивающий с ног, умный и безумный одновременно. Музыка «Химеры» — и «Там-Тама» в целом — совпала с тем, что происходило в те годы в мировом роке, в общем-то парадоксальным образом: она не была подражанием и перенесением чужих находок на собственную почву — нет, она была в полной мере этой неплодородной, умирающей почвой рождена. Как и несколькими годами ранее для сибирских панков, песни здесь были способом не столько самовыражения, сколько выживания. Вся так называемая российская альтернатива только потому и может считаться хоть сколько-нибудь легитимной, что в начале ее был «Там-Там» — и в «Там-Таме» была «Химера».

***

«Выборг, — сообщает энциклопедия, — город в России, административный центр Выборгского района Ленинградской области. Расположен на берегу Финского залива в 132 км от Санкт-Петербурга. Является промышленным и туристическим центром». Население — под 80 тысяч человек (это сейчас, было, конечно, меньше). Осколок старой Европы на территории России — там расположены единственный настоящий средневековый замок и развалины старинной крепости. Питерцы ездят в Выборг по выходным, жители Выборга ездят в Питер по рабочим. В начале 90-х город обнищал и затих, соседней Северной столице было не до туризма, жители бежали прочь. Эдик Старков, уже тогда прозывавшийся Рэтдом, повторил общую траекторию.

В Выборге учился, в Выборге написал первые песни, из Выборга сходил в армию — и из Выборга сбежал в Питер: в никуда, в никогда. Сбежал, чтобы играть в своей первой группе — «Депутат Балтики».

Алексей Никонов

лидер группы «Последние танки в Париже», поэт

Я жил в Выборге в люмпенизированной социальной среде, которую сейчас принято называть хулиганской. Там не было речи ни о каких метафизических вещах, речь шла скорее о выживании: кто кого е *нул, кто кого нае **л, кто у кого больше жвачки выклянчил. И говорили, что есть такой чувак — Рэтд. Что он, мол, песни сочиняет круче Гребня и сейчас в армии. И, когда он пришел, мне его показал один знакомый. Ну я посмотрел — гопник и гопник, мне тогда пох ** было, меня только бабки интересовали. Мы трахали телок и наживали бабло.

Всеволод Гаккель

экс-виолончелист группы «Аквариум», промоутер, основатель клуба «Там-Там»

Выборг — пограничный городок, где нет никакой работы. Эдик в этот мир явно не попадал. И он переехал в Питер, где должен был работать, так как были нужны деньги. Он работал дворником, потому что дворникам муниципалитет давал комнату. Реально работал, разгребал снег, подметал улицы на Петроградской стороне.

Алексей Никонов

Вначале я думал, что он дуркует. Его, например, заселили в квартиру, где он мог жить и делать что угодно, нужно было только подметать двор раз в месяц. А он там как начал торчать! При мне приходили девки, говорили: «Эдик, ты художник, творец, подмети хоть раз в месяц!» А он сидел под кислотой и говорил: «Мне пофиг». Я младше его на пять лет — и то, когда они ушли, стал убеждать: «Рэтд, ты чего, оставайся здесь!» А он: «Мне пофиг, буду жить в “Там-Таме”».

Андрей Алякринский

звукорежиссер клуба «Там-Там», групп Tequilajazzz, Zorge и многих других, саунд-продюсер студии «Добролет»

Сам Рэтд из Выборга, а в Ленинграде он работал дворником, потому что дворникам давали квартиру. В ней он и жил на Петроградской стороне, таким образом и познакомился со всеми ребятами — с Юрой Лебедевым, Геной Бачинским и Витусом, учившимися в ЛЭТИ, тоже на Петроградской стороне. И вот они сдружились и сделали группу, которая на вечерах в этом ЛЭТИ выступала.

А он говорит: «Я не собираюсь до пятидесяти жить».

Геннадий Бачинский (1971—2008)

радиодиджей, промоутер, в начале 90-х — музыкант групп «Депутат Балтики» и «Химера»

Я всегда любил новую музыку. Когда-то для меня новым был русский рок. Я был его преданным сторонником. Мне нравились «Алиса», «ДДТ», «Аквариум», «Телевизор», «Ноль», «Гражданская оборона», «Юго-запад», «АукцЫон». С прохладцей, но уважением я относился к «Кино» и «Наутилусу». От русского рока я логичным образом во времена «Депутата Балтики» перешел к The Cure и Bauhaus — тогдашним иконам современной музыки. Мы с Эдиком очень удивлялись, слушая их записи, тому, что у них и у нас очень много общего. Многие песни Эдика оказались созвучны творчеству именно этих групп, хотя я точно знаю, что Эдик написал свои песни до того, как услышал похожие западные команды в первый раз.

(Из интервью Дмитрию Меркулову для сайта edikstarkov.narod.ru)

Андрей Алякринский

Взаимная симпатия «Там-Тама» и «Химеры» началась еще с «Депутата Балтики». В принципе они ничем не отличались от любой другой русской группы, пытающейся играть рок-н-ролл, звучали для того времени вполне традиционно. То есть такой полуакустический звук, песни, построенные скорее на традициях авторской песни.

Алексей Михеев

художник, музыкант, экс-сотрудник клуба «Там-Там»

В «Там-Таме» я тогда уже работал, стоял на входе. «Химеры» еще не было, был «Депутат Балтики», и они еще не стали, скажем так, резидентами клуба. В общем потоке достаточно одинаковых постпанковских и хардкоровых групп того времени «Депутат Балтики» выделялся наличием виолончели, что очень сильно привлекло меня тогда как поклонника группы «Аквариум». У Эдика был достаточно своеобразный головной убор — кепка, обшитая разными артефактами: значки, стразы, голова пупсика и так далее. Во внешности присутствовала харизма очень позитивная, в тот момент он был светлым кудрявым мальчиком.

Потом мы начали общаться, причем не столько с Эдиком, сколько со всей их тусовкой: Бачинский, Оля Ходаковская. Они вместе учились, Бачинский издавал смешную газету, «Вестник Лабуха» называлась. А с Эдиком мы тогда просто виделись периодически.

«Депутат Балтики» — «Петр/Ай-люли-люли»

***

«Ну, это, вы… Если чего-то будет не то, плохо, то вы, это, не обижайтесь». Несколько видеозаписей концертов «Депутата Балтики» чудом сохранились — и, просматривая их, почти невозможно угадать в том Эдике Старкове будущего Рэтда из «Химеры». Кудрявый паренек в майке-алкоголичке, нелепой шапочке и с деревянным крестом на шее, похожий на типического Иванушку-дурачка, смотрит на зал наивным крестьянским взглядом и трогательно запинается, обращаясь к публике. Отголоски будущего трудно услышать и в песнях. Что-то, конечно, проскальзывает — отдельные метафоры, эпические и злые коды, — но по большому счету «Депутат Балтики» был группой, двигавшейся в хорошо исследованном фарватере раннего «Аквариума». Живописная акустика, виолончель, деревенская тоска — появись они парой лет раньше, наверняка их приняли бы в Ленинградский рок-клуб. Но в 92-м никакого рок-клуба уже не было. Советский рок, столь настойчиво требовавший освобождения и перемен, оказался к обретенной свободе не готов. Прежние герои умирали, сходили с ума, уезжали или были не в силах ответить на вызовы времени. Группа Старкова не просто сменила название — она полностью изменила себя, ответила на слом эпохи новым, злым, тяжелым, растерзанным, ни на что не похожим звуком. Так началась «Химера».

Геннадий Бачинский

После постпанка у нас началось увлечение новыми американскими группами типа Faith No More, Primus, Red Hot Chili Peppers, Nirvana. Наряду с классическими панк-альбомами как раз Primus и Nirvana (поначалу казавшиеся нам одинаковыми) были настольными кассетами в начале 90-х и фактически предопределили переход «Депутата Балтики» в «Химеру».

(Из интервью Дмитрию Меркулову для сайта edikstarkov.narod.ru)

Андрей Алякринский

В какой-то момент Эдик вроде бы услышал группу Metallica и понял, что музыка может быть гораздо более мощной, — впрочем, это, может быть, и неправда. В общем, у него вдруг появилась примочка. И так он ее любил, что у него даже была татуировка с изображением конкретно этой примочки, которую он себе сам набил. Самодельная, стального цвета примочка, звук у нее был совершенно уникальный — утробный, дикий, жуткий. И он ее включал и адски шпилил на гитаре. Играл он очень специфически. То есть, при том что играл довольно точно, это был абсолютный, очень мощный нойз.

***

1 мая 1992 года «Химера» впервые вышла на сцену «Там-Тама» под этим названием — и с тех пор группу с клубом было уже не разлучить. Нет ничего удивительного, что в «Там-Таме» Рэтд обрел свой настоящий, метафизический дом. В изрядном реестре выступавших в клубе были группы профессиональнее, жестче, перспективнее — но не было группы роднее. Их лютый, кровавый, искрящий от электрического напряжения звук был как будто продолжением обугленных, обшарпанных стен, где собирались люди, до которых растерявшему себя государству и обществу не было дела. Было бы неправильно говорить, что «Химера» была главной группой «Там-Тама»; в конце концов, в коммунах не бывает власть имущих. Они выделялись не потому, что были важнее или лучше, но потому, что точнее всех соответствовали месту и времени. В конце концов, и сам клуб «Там-Там», существовавший наперекор всем законам, вопреки новой экономической реальности, был своего рода химерой.

Владислав «Витус» Викторов

экс-барабанщик группы «Химера»

«Там-Там» — первый клуб, до него подобных историй в Питере не было. С «Депутатом Балтики» мы выступали либо в ДК, либо на каких-то сборных концертах в кинотеатрах. Конечно, спасибо Севе Гаккелю, что он все это затеял. Там был шикарный звук, который делал Алякринский. Помещение было маленьким, сцена по сути переходила в зал, он очень хорошо прокачивался, и мы получали огромное удовольствие. Все, кто любил и хотел услышать что-то прогрессивное и крутое, приходили в «Там-Там», круче ничего не было. Это было безумно интересно, и, наверное, благодаря этому в тот момент Рэтд жил в «Там-Таме». Он переехал из общаги от Геши, жил там и, конечно, что-то впитывал. И его музыка тоже менялась.

Артемий Троицкий

журналист, теле- и радиоведущий, организатор концертов и фестивалей, учредитель музыкальной премии «Степной волк», автор книги «Рок в Союзе» и др.

«Химера» была лучшей питерской группой того времени, абсолютно идеально выражавшей дух «Там-Тама». Это был по стилю такой арт-панк, уж если какие-то лейблы вешать. То есть совершенно яростная, абсолютно бескомпромиссная панк-группа — но не тупая. Это не было одним из клонов Exploited или «Гражданской обороны», которые тупо играли три аккорда и орали что-то матом. «Химера» была очень интересной и в музыкальном отношении, с по-настоящему интересным лидером. Я бы сравнил Рэтда с Пановым из «Автоматических удовлетворителей» — в том смысле, что это были настоящие персонажи, настоящие панки, и неудивительно, что все они отошли в мир иной в достаточно нежном возрасте. Рэтд из них был, конечно, самым диким.

Андрей Алякринский

Группа «Химера» сочетала в себе ряд удивительных вещей, такой пропорции ни в одной другой русской группе не было и нет. Существует масса великолепных прозападных групп — х ** отличишь построковую группу из Западной Европы от построковой группы из Митина. Но они все висят в воздухе, поскольку у них нет опоры ни на русские музыкальные традиции, ни на русское слово, для них это все в некотором роде игра. Существуют, наоборот, группы абсолютно прорусские, как все эти упыри — Юрий Юлианович, Борис Борисович… И почти никому не удается сочетать то и другое. А группа «Химера» звучала как абсолютно западная группа и при этом была русской на сто процентов, использовала простейшие русские гармонии и простейшие русские слова. Это не звучало ни как русский рок, ни как что-то, украденное у Nirvana или Metallica, было ощущение какой-то самобытности и уникальности. Не было понятно, откуда растут ноги. Никакой другой подобной группы я не слышал.

«Химера» — «Вода-Огонь», «Контроль», «Карма мира»

Алексей Никонов

Что такое «Химера»? Я скажу то, над чем Рэтд сам бы в первую очередь рассмеялся, потому что для него эти теоретизирования были ерундой. Мне кажется, что «Химера» — это в первую очередь попытка североугорского языка проникнуть на уровень русского через нойз-музыку. Через деструктивный, хаотичный звук, передающий хаос Вселенной. Знаете теорию Лейбница? Ну, что каждый человек — монада: она автономна, но она отражает космос. Вот концерт «Химеры» должен был отражать космос. Он потому и переименовал группу: само название группы — это нечто несуществующее. На концертах космос отражался в голом хаосе. Иногда от этого было страшно.

***

От «Химеры» осталось немало записей — случайных, продуманных, концертных, — но всякий человек, видевший Рэтда на сцене, всегда первым делом сообщает, что им доверять нельзя. Та буря, та стихия, что бушевала на концертах «Химеры», попросту не умещалась на пленке — тем более что каждый раз она вела себя по-новому. Рэтд нередко буквально жил в «Там-Таме», и, естественно, группа играла там очень часто.

Алексей Никонов

Рэтд поначалу для меня был попугаем, я не мог серьезно к нему относиться. Однажды я, наш первый гитарист Бенихаев и мой друг один, местный наркоман, поехали брать РСР в Питер. Приехали ночью, а спать было негде. И мы поехали к Рэтду, он тогда жил на Щорса. Он никого не знал, кроме Бенихаева, а с ним он уже играл однажды в «Там-Таме», где представил его как «удмуртского гитариста от Бога». В общем, все обторчались и легли спать, а Рэтд ни с того ни с сего начал на кухне песни петь. Я тогда к музыке серьезно не относился. После разочарования в русском роке, в таких группах, как «Алиса» и «Кино», мне это было неинтересно. Но Рэтд покорил меня искренностью.

Буквально через две недели, когда у меня был день рождения, он меня пригласил в «Там-Там». А я-то в Выборге думал, что русскому року все, кирдык. Рэтд приводит меня в «Там-Там» — а там Лондон. И он вытаскивает меня на сцену, дает микрофон и говорит — пой.

Артемий Троицкий

У меня нет ни одного диска «Химеры», но то, что я видел на концерте, меня очень впечатлило. Сам Рэтд, помимо всего прочего, играл на трубе, и это был арт-панк, даже с элементами джаза. Впрочем, если это и был джаз, то джаз такой — в духе каких-нибудь англичан типа Blurt, то есть тоже совершенно безумный. Эту музыку было интересно слушать.

Текстов я не понимал, но понимал, что они очень сердитые, грустные и страшные. Отдельные слова я улавливал, но сказать, что я мог для себя мысленно эти тексты выстроить, я не могу. То есть вообще быть на концерте «Химеры» и при этом внимать стихам, как в бардовской песне, было просто невозможно, поскольку концерты были настолько интенсивны, что это съедало тебя заживо.

Илья «Черт» Кнабенгоф

лидер группы «Пилот»

На концертах «Химера» — это магия, это вообще не музыка.

Илья Бортнюк

промоутер, директор компании «Светлая музыка»

Один из концертов я никогда в жизни не забуду. У Рэтда часто бывало так, что в конце выступления он брал одну ноту, включал примочки и так и звучал. И вот на одном из таких последних звуков он куда-то подпрыгнул, за что-то зацепился ногами и повис. Потом снова спрыгнул на сцену. Потом взял жгут, перемотал себе руку, взял шприц, набрал из вены кровь и на небольшом белом листе бумаги нарисовал кровью значок «Химеры». А после этого опять стал играть. Меня это по-настоящему шокировало.

Владислав «Витус» Викторов

В какой-то момент он на сцене поставил мольберт и стал рисовать, забирая из вены кровь в шприц. А до этого на репетиции нам сказал, что нужен трек минут на семь-восемь. Мы: зачем? Он: будет перформанс. Какой? Не сказал какой. И вот мы играем на сцене, все нормально, и он начинает забирать кровь из вены и рисовать кровью. Нам не видно было, что он делает, но я вижу, что делает что-то с рукой, а что именно — не вижу, мы же как бы сзади. Но я вижу лица людей, которые стояли у сцены и сначала мотали головой, а потом у них был какой-то полный атас. Был еще такой концерт шуточный, где он нашел какую-то плитку и жарил яичницу, потом мылился, но это не так интересно.

Алексей Никонов

В «Там-Таме» труба была, и Рэтд повис на ней вниз головой. А выступал он практически голый, в шортах. И он жестко порезал себе живот ножом. Очень сильно потекла кровь на лицо. А так как он был голый, бритый, весь в татуировках, это выглядело, будто туша мяса в мясной лавке висит, вся кровью облитая. Он на гитаре играл, и по гитаре тоже кровь текла. И когда он закончил эту композицию, после этого на минуту или полторы в зале воцарилась абсолютная тишина. Это не было жестом. Это было осознанной необходимостью, той самой свободой творчества, которой в роке тогда никто не понимал.

Егор Недвига

бас-гитарист группы «Последние танки в Париже»

На концертах он никогда не входил в образ, не играл никого. На сцене он был таким, каким и в жизни. Эдиком Старковым, безумцем.

Виктор Волков

музыкант, экс-сотрудник клуба «Там-Там»

Часто было так: закончился концерт, Эдик берет в руки метлу и идет на выход подметать бутылки и разбитые стекла.

***

Говоря о «Химере», неизбежно упираешься в Рэтда. Безусловно, «Химера» была именно группой в полном смысле слова, их звук создавался соединением воль, устремлений и идей каждого из участников — но также безусловно, что лицом этой группы, человеком, определявшим вектор ее развития, человеком, полностью отдавшим ей самого себя, был Эдуард Старков. Он был простым круглолицым парнем из Выборга — и он же походил на языческого бога на сцене. Он не был виртуозом гитары — и он же умел играть так, что через слушателей в зале будто бы проходил электрический разряд. У него толком не было образования — и он же писал странные, смутные, замешенные на эзотерической символике тексты, в которых можно углядеть хоть отголоски раннего Заболоцкого, хоть ссылки на философов-мистиков. Он принимал наркотики, поливал сцену собственной кровью и не жалел себя — и он же очень трепетно относился к окружавшим его людям.

Ласковое, почти подростковое имя Эдик и какое-то языческое, отрывистое, таинственное прозвище Рэтд — даже в том, как он называл себя, было некое фундаментальное противоречие.

Алексей Михеев

Он был избранным. Близко общаться с ним мы стали, когда распался «Депутат Балтики». Названия «Химера» тогда еще не было, но они репетировали на точке тамтамовской, где я часто бывал. Уже потихоньку начал образовываться сквот, мы там часто оставались ночевать. Незадолго до этого в клубе произошел пожар, стены обгорели, стали черными, и официальный директор заведения сказал: можете делать с этими стенами все что угодно, хуже в любом случае не будет, а денег на ремонт у меня нет. В комнате у Паши Литвинова, перкуссиониста «АукцЫона», стояли банки с белой краской, но она была заперта, нужно было у Паши взять ключ, и мы пошли в ДК им. Кирова, находящийся недалеко от клуба, где Паша занимался в какой-то барабанной школе. Тогда наше общение с Эдиком и завязалось по-настоящему. Он рассказал о своем самоощущении человека как космического существа, существующего не столько в пространстве, сколько во времени. Рассказал о своей связи с Атлантидой, что считает себя атлантом. И поскольку он такой высокой расы, у него даже борода плохо растет. И на волне этой эзотерики, осознания медиумической сущности большинства творческих людей наше общение стало развиваться. Эдик, помню, подарил мне книжку Елены Петровны Блаватской «Разоблаченная Изида», я начал читать Андреева, «Розу мира». Ну и Кастанеда тогда был, конечно же, очень моден. И в этом эзотерическом настрое мы начали расписывать «Там-Там». Я тогда учился, Эдик вообще ничего не делал. Вот и проводили время, расписывая стены, играя на гитарах и употребляя всякие наркотики.

Алексей Никонов

Философия Михеева и тамтамовцев — дикая смесь Блаватской и Кастанеды, а на оставшиеся 50% — их личный психоделический опыт. Они искали новый звук и находили его, но сами об этом не знали. Если взглянуть на них как на обычных людей — торчали, пили вареную мочу, Тима Земляникин приворовывал, а Рэтд подметал и вмазывался винтом, но на самом деле они открывали новый звук. В этом и была их миссия.

Илья Бортнюк

Я бы его сравнил с Мамоновым, но как бы более брутальным. Он, так же как Мамонов, абсолютно четко понимал, что происходит в окружающей жизни. Только говорил он об этом не как группа «Телевизор», не лозунгами, а метафорами. На мой взгляд, очень удачными. И с музыкой это сочеталось хорошо.

Андрей Алякринский

Эдик был простым и исключительно глубоким человеком. Он был из тех, кому удается в двух строчках мало связанных друг с другом слов сформулировать целое состояние. И с одной стороны, все это полностью держится на ассоциациях, с другой стороны — абсолютно точно попадает по ощущениям.

Всеволод Гаккель

На меня Эдик действовал на уровне отдельной строчки. Что-нибудь вроде «а в Магадане снег» — и все, абсолютно законченная картина, больше ничего и не надо от этой группы. И какие-то технические критерии совершенно неважны, при том что Эдик безупречно играл на гитаре, он был очень органично слит со своим инструментом, любой звук, который он из гитары извлекал, пусть даже мимо кассы, казался единственно возможным и нужным.

Алексей Никонов

Тексты Рэтда — отдельная история. Они самобытные. Взялись ниоткуда и ушли в никуда. Их можно сравнивать с Хлебниковым, Крученых или даже с некоторыми текстами Хармса, с обэриутами. Его поэзия охватывает всю эволюцию авангарда, Рэтд вобрал в себя всю авангардную структуру русской поэзии от зауми до структурализма, на самом деле не понимая этого. Рэтд говорил на птичьем языке, нес х **ню всякую, это была в своем роде заумь — хотя ни о какой зауми он не имел понятия. Она из него как бы перла сама по себе, из-за его корней финно-угорских. Его рисунки, его тексты — они не в постмодернистской ситуации созданы, не слеплены осознанно. Они рождены сами по себе, естественным путем. Когда я ему, например, давал какую-то книгу почитать, он клал ее на руку и говорил: «Все, я ее прочитал». Иногда мне кажется, что он меня дурачил, но на самом деле вряд ли. Я знаю, что одну книжку он прочитал точно — «Сто лет одиночества» Маркеса. И он ее очень хвалил.

Эдуард «Рэтд» Старков (1969—1997)

лидер группы «Химера», создатель проектов «Авдогесса», «Егазеба» и других, первый барабанщик «Последних танков в Париже»

Моя любимая писательница — Елена Петровна Блаватская. Последняя книжка, которую я могу сейчас вспомнить — которую я прочитал и которую в принципе достаточно любому человеку такого склада, как я, допустим, тусующемуся в «Taм-Таме» или где угодно, слушающему музыку, всякие штуки, — ему достаточно прочитать книжку Филипа Дика под названием «Убик», и все, можно уже вообще ничего не читать. Можно читать только сказки, и все. Лучше русские народные сказки — мы живем в России, поэтому лучше читать русские народные сказки. Ну и параллельно заодно и сказки народов мира.

(Из интервью журналу Fuzz)

Всеволод Гаккель

Эдик всегда был очень благодушен, всегда. То есть этот человек, производящий на сцене чрезвычайно мощное впечатление, был в жизни очень кротким, даже нежным. Никогда никакой агрессии. В этой среде ее было очень много, был постоянный мордобой — но я никогда не видел, чтобы он с кем-то пытался вступить в конфликтную ситуацию.

Андрей Алякринский

Рэтд был очень спокойным человеком. То есть как… Мне он казался немножко нервным, хотя при этом был очень добрым, позитивным и простым парнем. Очевидно было, что у него какие-то ему одному известные, очень глубокие переживания — иначе бы он не бросался в эти бесконечные эксперименты со своим здоровьем. Для него они были не развлечением, не просто трипом каким-то, а именно поиском чего-то. Чего — я не знаю.

Егор Недвига

Однажды случайно получилось так, что мы оказались в одной электричке Выборг — Петербург лютой зимой. Утренняя, вторая электричка. Я даже помню, во сколько она уходит. В 5:25. Я был тогда студентом второго курса института кино и телевидения, а Эдик ехал из дома, я думаю, в «Там-Там». И вот ужасно холодно, мы невыспавшиеся, даже разговаривали мало — были озадачены одной мыслью: чтобы это долбаное криогенное ведро добралось до Питера и мы скорее бы нырнули в теплое метро. Эдик тем не менее не унывал, шутил, мы покурили, а потом он залег на скамейку спать. И где-то в районе станции Рощино в вагон зашли бродячие музыканты. У одного было некое подобие гармошки, второй с гитарой, на которой было всего четыре струны. И они начали играть и петь нестройными голосами, пытаясь перекрыть грохот и стук колес. А во всем вагоне было пять человек. Все неохотно завертели головами, и вот музыканты уже прошли весь вагон, как вдруг Эдик вскочил, побежал за ними и дал денег. Я не помню сколько, но помню, что удивился — это были достаточно реальные деньги. И я подумал — ни фига себе, Эдик последнее отдает. Денег-то у него вообще не было никогда.

Мент берет этот паспорт и видит: «Житель планеты Луна».

Алексей Никонов

Ему было пох ** на все. Я знал только трех человек в своей жизни, которым было пох ** на все, и он был одним из них. Вот мы шли с ним на концерт, у него была с собой гитара, он вдруг берет и по перрону — х *як ее! И гитара пролетела сорок метров по перрону. А он на ней должен был играть. Но он об этом не думал в тот момент, и это было очевидно. И это не было, знаешь, позой какой-нибудь. Мне, конечно, очень повезло, что я с ним встретился. Из всех моих знакомств это главное, оно изменило всю мою жизнь.

Эдуард «Рэтд» Старков

Мне все время хорошо живется. Я как родился, так и понял: «Вот кайф-то». Правда, иногда в детском садике задавался вопросами: «Ох ты!..» У меня бывало, я помню: в детском садике, знаешь, как будто кома такая, пелена на глаза наезжает… Однажды — прекрасно помню — в детском саду сижу, как пелена такая — бум! «А как же я, а что же я, ох, ни фига себе, как же, чего, почему?» А потом думаю: «Нормально» — думаю: «А, бог с ним». Не знаю, чего париться-то?

(Из интервью журналу Fuzz)

Алексей Михеев

У него было очень мало личных вещей: гитара, татуировочная машинка и какой-то психоделический фотоальбом.

Алексей Никонов

Для Рэтда вообще не существовало материальных ценностей. Ты бы видел его рюкзак! Он жил на Бакунина, спал на полу — когда я увидел, как он там жил, я вообще ох *ел. Какой-то матрас валялся, и все. У него вообще вещей не было. В рюкзаке — какие-то загогулины железные, которые он на улице нашел, блокнот, ручка и луковица, которую он сп **дил с Тимой Земляникиным на рынке. Когда я увидел такую францисканскую аскезу в роке, меня это потрясло. И я видел, что это не на *бка. У него ничего не было, даже гитару ему, насколько я знаю, дал Бачинский.

Владислав «Витус» Викторов

Он был весь забитый, зататуированный, левую руку сам себе забивал, а правую — кто-то из друзей. И как-то Гена у него спросил: «А что ты будешь делать лет в пятьдесят или в шестьдесят с этими татушками?» А он говорит: «Я не собираюсь до пятидесяти жить».

«Химера». Последний концерт в клубе «Молоко». 16.02.1997

Алексей Никонов

Они сп **дили с Бенихаевым в одном месте хэт, мини-пульт и дешевую гитару. И Рэтд написал записку: «Извините, пожалуйста. Это взяли мы. Мы поиграем и если станем звездами, то принесем назад».

А еще как-то раз пришел и говорит: «Бл ***, мои картины не взяли в библиотеку». А картина эта — ну, пластинка с дыркой, и на ней какая-то х **ня нарисована. Я говорю: «Рэтд, ну ты чего, дурак? Ты что, думал, что в районной выборгской библиотеке такую картину повесят?» — «Да!» Ну боже мой — человек старше меня на пять лет. Но эта-то открытость в нем и подкупала. Мы жили по суровым законам, а Рэтд умудрялся своей ироничностью эти суровые законы обходить. Его никогда не забирали менты. У него вся рожа была в татуировках, фотография в паспорте была приклеена на резинку жевательную. Мент берет этот паспорт и видит: «Житель планеты Луна». Бред полнейший, он сам написал. И он так на них действовал, что его просто отпускали. Никогда не задерживали. Я не знаю, как ему так удавалось.

Рэтд всегда был честен. То есть для меня он был таким настоящим воплощением героя рока. Только я тогда думал, что все такие, что их много. А в результате оказалось, что это был единственный человек, который соответствовал моим представлениям о том, какой должна быть андеграундная рок-звезда.

Книга Александра Горбачева и Ильи Зинина «Песни в пустоту. Потерянное поколение русского рока 90-х» выходит 15 октября в издательстве Corpus

Понравился материал? Помоги сайту!