Радость есть

Пандемия пандемией, а Леня Федоров каждый год выпускает по альбому. Это может быть новый диск «АукцЫона», или диски дуэтов «Федоров — Крутоголов» и «Федоров — Волков», или карантинный цикл видеоклипов «Блейк». Но случаются и сольные записи. Совсем скоро ЛФ презентует новый сольный диск «Последний друг» в Питере и Москве. Дмитрий Озерский написал стихи, Леонид Федоров внес в них музыку и спел, все очень просто. Но они опять умудрились впитать смысл и звуки прямо из духа времени.

Премьера песни «Последний друг»

Если сделать «фрагу», выжимку, сгущенную фрагментацию смысла девяти песен, это отчетливо видно:

И день, и год я рою ход. И ниже дна я вижу дно. Цари царей, князей князья, их видим я и сыновья. У самой смерти, на краю, ты слушала, как я пою. Мир застыл и кукурузнул. Девочка-как-бусинка и мальчик — кукурузинка. День-ночь, день-ночь, где ты сын, где ты дочь. Сны — мои враги, я один на дне реки. Дай мне, дай мне воевать как будто смерть. Мой мозг стал тоненький, как будто тряпочка. Я стал пустым и равнодушным, сижу на дереве, ем птиц. И женщин странный хоровод проходит задом наперед. Здесь по утрам все плачут на могилах, никто не помнит, как кого зовут. Вышли мы Бога трогать. Ангел мой, ты со мной. Небо — губы белые твои. Внутри живут бродилки и сонные тетери. И есть людей не стыдно. От скуки я куда залез? Нам безнадежно там и здесь. И ангел, светом шевеля, слетает в снежные поля. У меня последний друг, мой ангел, что летит на звук. В одинаковом ряду одинаковые люди одинаково бредут. Звери отчаяния. Я жил у женщины одной, когда звезда упала, и ничего не стало.

Мрачно? А в каком времени мы живем уже два года? Но у ЛФ не бывает однозначности. Его ласковый голос противостоит угрюмости, поэтому в любой песне за все время существования «АукцЫона» и сольной карьеры Федорова всегда правит сложный смысл творений обэриутов, которым наследует Дмитрий Озерский. Его стихи сновидческие, детские по сути: «Мир ужасный и опасный, удивительно прекрасный».

Есть еще увертюра — причем финальная, десятая, композиция — без слов. Там создался, сгустился концентрированный звуковой образ всего диска. Честно говоря, я бы такой электронный звук-без-слов с наложенной гитарой ЛФ слушал бы весь год. Фронтмен «АукцЫона» давно уже стал электронным композитором. Он годами собирает звуки и звучки, обзаводится плагинами и электронными примочками. Музыка, в которую не входит вся история музыки, в которую не втянута память поколений и сиюминутность вчерашнего дня, стремительно отпадает. Именно это назвал Владимир Мартынов «концом времени композиторов». Я бы сказал, что не только музыкой, но вообще современным искусством правит «фрага», то есть фрагментация в точном смысле искусствоведческого, так сказать, романа «Распознавание образов», написанного звездой киберпанка Уильямом Гибсоном. Если индусская древняя рага — многочасовое накатывание октатоники с целью достижения слушателями состояния «раса», полного включения в ритм Земли и даже космоса, то «фрага» в совриске стремится изменить состояние сознания немедленно, через включение микроэлементов, создающих суггестивное поле дежавю. Есть же призракология (hauntology), направление философского искусствоведения, странным образом развившееся из одной статьи Деррида. С точки зрения хонтологии призрачность произведений совриска — альтернатива постмодерну, а в музыке это развивают Burial, The Caretaker, Уильям Басински, Philip Jeck, Aseptic Void, Moon Wiring Club, Mordant Music и другие. Неплохая компания у ЛФ, если он туда двинется.

А говорили вот о чем:

— Хроническое административно-медицинское мероприятие, доставляющее массу «удовольствий» жителям планеты, идет уже два года, и это сильнее всех остальных событий.

— Мир сошел с ума, если кратко сказать. Мы продолжаем много ездить, и могу тебе сказать: в нашей стране все намного легче, проще и даже свободнее происходит в этом вопросе. Так мне кажется. Парадокс в том, что весь мир начал резко превращаться в совок. Это странно и удивительно. Для нас совок — старая и привычная история, а для остального мира «осовковление» — мгновенный процесс новейшей истории. Потому что всего лишь за полтора года привыкли и воспринимают как должное. Фильм «Дау» пророческий, когда показывает, как по щелчку пальцев человек превращается во что угодно. Смешно, когда при этом произносят отовсюду слова о свободе, толерантности и правах человека. Не смешно, а грустно, даже ужасно это все — превращение социализма в повсеместную всяшность, коллективное повторение всего того, что у нас сидит в печенках.

Для остального мира «осовковление» — мгновенный процесс новейшей истории.

— Осовковление — хорошее понятие. И правда, сидишь на диване и думаешь: хочется в Париж, в Италию. А зачем, если останешься без штанов, раздавая штрафы. Я в маске задыхаюсь, колоться никогда не буду, хотя прочел массу вирусологических статей за два года. А европейцам нормально, как будто они поголовно узники замка Иф в железных масках.

— На самом деле мы давно вектор превращения Европы в «совок» наблюдаем, лет десять. А тут еще ковид и карантины. Но думаю, что мировая статистика не врет, это же математика. Поэтому мы послушны предписаниям, прививаемся. Объяснения вменяемого происходящему нет, тут и паника. Вот и наблюдаем во всем мире полицейское осовковление. Смотри, Япония вообще закрылась. Понимаешь, когда нет объяснений ни с каких сторон, правительства ожидаемо бегут в одну сторону. Объяснить не могут, но мы сами видим побочки от ковида, в сообщениях массы знакомых. В основном сердце страдает. Если лекарства нет, то не вижу другого выхода, кроме прививки. Я точно знаю: никто из знакомых, даже очень преклонного возраста, не умер после прививки.

— Ну да ладно, отдали кесарю кесарево. Не важно, что помогает людям, а плацебо или гипноз лучше всего.

— Хуже вируса то, что разоряются миллионы людей. У нас среди знакомых куча разоренных индивидуальных бизнесов. Сыпется все, что связано с туризмом, рекламой, коммуникациями, кинопроизводством, ресторанами и чем угодно. Врачи хорошие как будто совсем исчезли. А проблемы огромные перед ними — вирус ускорился, то две-три недели болели и мягко, теперь три дня и очень жестко. Вот где вопросы кесарям.

— Видимо, это уже зависит не от доверия к администрации, а от доверия к новейшей власти, то есть науке. И как-то с этим связано осовковление мира.

— Во всяком случае, мне кажется, у нас тут намного адекватнее власть науки себя ведет. В Израиле очень грустно за людей было и в мае, и сейчас. Еще странный парадокс замечен: все либералы, противники жесткой власти, условно говоря, — побежали прививаться и у нас, и в Америке. А консервативные штаты и любители Трампа — нет.

— Да, долго еще будем копать смысл происходящего, а Дима Озерский в первой песне «Землекоп», где в конце куплета сверлит сверло, советует: не спеши, усни, приляг и отдохни.

— Я бы сказал, он на подъеме сейчас. Кроме концертов «АукцЫона» стал активно выступать со стихами, там у них группа «Орки» в Питере. Дают импровизационный такой фьюжен. Квартиру купил, барышню завел, что еще нужно поэту. А летом избушка, река, сыновья.

«Землекоп»

— В этот раз Игорь Крутоголов участвовал в записи?

— Да нет, только барабаны в «Небе», которые еще для «Дау» писали. А остальное я один.

«Небо»

— Новый диск, как и твой замечательный диск «Лиловый день» (2003), — в стиле «фрага», чтобы песни слышались каждый раз по-разному. Такую цель ставил?

— Оно само получается так, как ты воспринимаешь. К тому же и стихи тоже звук, от которого получается тон. Это же не композиторство, а вылавливание звука, понимаешь? Многие звуки рождаются в процессе собирания музыкальных мозаик. Смотри, есть текст и есть вариант мозаики, какой-то фрактал. И, глядя в эту палитру, я пытаюсь петь. Так я спел внутри витража и «Дырки», и «Кузнечики».

— Мне кажется, ты сложной фрагической музыкой мог бы лечить болезни типа «мозг как тряпочка» из твоей песни «Думаю».

— Не смогу. Это Моцартом надо. Одна наша подружка занималась в Германии такой гармонической терапией. И там Моцарт для лечения депрессии был главным. И музыка, и рисование, и лепка, и любые художества лечили людей в Германии 1990-х годов. Не знаю уж, как сейчас.

— Какие песни особенно трудно дались?

— Ну вот «Старуху» я собирал из Димкиных почеркушек, странно получилось. Как раз год назад сидели в карантине в Израиле, и я записал «Старуху». Она и стала первой песней альбома. Тоже странно, что Димка переводил «Гений холода» Перселла для концерта Тани Гринденко и получился припев для новой песни «Все, кто дороги». То есть сначала была музыка на припев перселловский, потом Дима дописал сам стих. Оттуда выпрыгнуло и то, что назвали увертюрой.

«Старуха»

— Композиция «Последний друг» ударная и хорошо бы легла в объятия рояля Владимира Ивановича Мартынова и ансамбля Opus Posth.

— Да, мне понравилось, как вышло. Наверное, и со скрипками получилось бы. Но я сейчас сижу и не знаю, как буду на концерте это играть. Пока еще гадать бессмысленно, потому что я еще не вспомнил, как это придумывал и записывал.

— Что чувствуешь, отдавая файлы, годовую напряженную работу, в печать диска?

— Это процесс, подобный движению каравана. Ну, дошли до оазиса. Тут скорее опознаются состояние постоянного эксперимента и невозможность его завершить. Никакой усталости, а радость есть. Это же радость каждый раз — альбом с Димкой.

— Что нового на музейном фронте?

— Впервые были на Кипре недавно, потрясающее место. Ездили по горным церквям. Туристы на побережье, а в горах нет никого. Древние византийские храмы IX–XII веков, действующие. Были в Греции тоже летом, но там цивилизованное все, пляжи. А кипрские горные деревни и храмы пусты, что нам было на руку. Люди простые и открытые, двери домов и храмов всегда открыты. Видели небывальщину в Турции, лазали по подземным городам. Абсолютно инопланетный ландшафт. А до того в Каире впервые были. Город отвратительный, а Египетский музей гениальный. Несмотря на то что англичане много чего украли, музей совершенно убойный. Единственный музей, где обыскивают на выходе, а не на входе. На трех этажах заставлено битком статуэтками, мумиями, чашами и фиг знает чем. Масса вещей размером до пяти сантиметров. А главные пирамиды, я уверен, никакие не египтяне строили. Такая нечеловеческая точность камней, что оторопь берет. Я был и в основных европейских музеях, имеющих большие египетские коллекции, но Каирский музей самый обалденный. Дух захватывает при рассматривании этого искусства. Оно не пытается что-то или кого-то копировать, как древнегреческое, оно говорит о конкретных вещах, людях, богах, странных бытовых устройствах, причем с невероятной точностью. И эта точность не только бытовая, но и символическая. Изображения тел как у греков им не нужны, все насквозь иконописно. Это у меня даже чувство счастья вызвало. Мастерство теплое, человечески эмоциональное, в отличие от холодного величия Греции. Суровое и нежное отношение к человеку и миру — вот что мы увидели. Мне дико понравилось, я был потрясен. Они явно больше знали о мире, а может, и совсем другое знали о человеке. А Каир ужасен, по нему невозможно передвигаться пешком.

Новый альбом Леонида Федорова на стихи Дмитрия Озерского «Последний друг» выйдет 16 декабря. Концерты 23 декабря в «Космонавте» (Санкт-Петербург) и 25 декабря в «Агломерате» (Москва).

Понравился материал? Помоги сайту!