hodíla ízba и возвращение этно-попа

В 2021 году русский этно-поп неожиданно зазвучал громко и своевременно. Отличную пластинку выпустили ветераны жанра Zventa Sventana, а также практически одновременно заявила о себе молодая кровь — питерский джаз-фолк-коллектив Settlers c альбомом «У заветного столба» и московская группа hodíla ízba с работой «Ходуном», в которой удачным образом скрестились русская корневая музыка с современными жанрами от фанка и регги до трип-хопа. И если о первых мы уже писали, то до задорного московского фолк-балагана руки дошли только сейчас. Александр Нурабаев связался с художественным руководителем группы, бывшим арт-директором клуба Squat 3/4, актером, художником и человеком неуемной энергии Андроником Хачияном и расспросил о пути группы от создания до площадок больших фестивалей, дебютном альбоме и о трудностях руководства коллективом из 11 человек.

— Насколько я понял, группа появилась в результате спонтанного джема пару лет назад, когда произошло слияние нескольких коллективов — фолк-ансамбля «Комонь» и твоих знакомых «Джазовых хулиганов». Какую роль в этом сыграл ты?

— Если честно, hodíla ízba — как подарок свыше, будто Вселенная вручила шанс на подносе. Раньше только потреблял музыку — слушал, танцевал, на фестивали ездил. А два года назад мы с подругами, Тамарой Шишловой и Эмилией Кивелевич, занимались организацией фестиваля «Человек мира» Андрея Попова и Жени Казарновской в Суздале. Я отвечал за музыкальную и кинопрограмму. Еще были «Джазовые хулиганы», которых мы придумали с Андриешем Гандрабуром (композитор и продюсер, музыкант, руководитель направления «Саунд-арт и саунд-дизайн» Школы дизайна НИУ ВШЭ. — Ред.), когда работали в клубе Squat 3/4. Мы тогда решили, что по понедельникам нужен танцевальный джаз. А в нашей школе музыкального продюсирования DOS, которая там же базировалась, как раз учился Женя Symfusion Анучин — отлетевший композитор и пианист. Женя играл на трех клавишах одновременно: басовые, пианино и всякие синтезаторы. С ним саксофонист Тимур Некрасов, ударник Миша Драмберг и басист, не помню его имени. В течение года по понедельникам с 8 до 11 вечера они устраивали настоящий рейв в маленькой комнате, бывших банях конца XIX века. Гости прыгали как на дикой вечеринке.

Основа была джазовая, но с электроникой и при этом абсолютная импровизация. Вот их я и позвал на этот фестиваль, они выступали 3 января 2019 года. В тот день ко мне подходят девчонки-народницы и спрашивают: «Можно мы с ними поджемим?» Я их знал шапочно, но идея мне понравилась, тут же подбежал к Жене, он согласился, и девочки вышли на сцену. Сначала им было сложно, было видно, как они голосом искали способ взаимодействия с движовым эйсид-джазом, опыта у них подобного не было. Но девчонки быстро раскрылись, и я почувствовал такой невероятный заряд, весь зал затанцевал. Мне сразу стало ясно — с этим надо что-то делать, потому что я такого в жизни не слышал — вводящий в раж танцевальный шаманизм. После джема я собрал всех вместе и сказал, что никогда подобным [музыкальным продюсированием] не занимался, но давайте сделаем группу. Через неделю мы встретились в Москве и окончательно договорились, что да, делаем. К этому моменту я уже придумал название и образы. Еще через неделю мы начали репетировать, а через месяц, 10 марта, у нас было два масленичных концерта — один на фестивале Bosco, второй в Сколкове на закрытии катка.

В общем, где-то за месяц мы собрали программу из восьми-девяти песен. На первой такой репетиции мы сняли видео песни «Шел я яром», и я его отправил всем знакомым продюсерам и организаторам мероприятий. В первый год у нас было порядка 15 гигов, и все за гонорар. И только ближе к концу года мы сделали большой концерт по билетам в Новом пространстве Театра наций, спасибо Саре Токиной.

— В этот же период вы попали на Московский кинофестиваль. Это тоже благодаря твоим связям?

— Моя бывшая девушка посоветовала нас своему начальнику, давнему товарищу моего отца, Леше Аграновичу, который недавно возглавил «Гоголь-центр», но он, видимо, забыл. Потом уже сам наткнулся на мои посты в Фейсбуке и позвал нас. Он же многолетний организатор ММКФ и кучи других фестивалей и премий.

Нам было всего месяца три, большая ответственность, конечно, было страшновато, но мы молодцы, справились. На концерте нам помогал Андриеш, благодаря чему концерт прошел отлично. Он во время выступления что-то подсказывал ребятам в наушники и успокаивал своим бархатистым тембром. Буквально месяца два назад нас снова позвали выступить на ММКФ, на этот раз на светскую вечеринку InStyle в честь жюри в суперпижонском месте Baccarat Crystal Room. А позвали нас потому, что их меценат портала InStyle влюбился в нас два года назад. Смешно, что ему коллеги говорили — у нас модная тусовка, а вы зовете каких-то народников, но он настоял на своем и не пожалел. После концерта поднялся в гримерку, и мы где-то час беседовали. Если честно, я надеюсь, что он станет нашим меценатом (смеется), нам это очень надо. Коллектив из 11 человек — это затратная затея. Он даже предложил поехать в музыкальную экспедицию вместе.

— Как дальше развивались события?

— В 2019 году у нас было до фига концертов, а потом пришел 2020-й, и он убил все мое желание заниматься группой — у нас было три концерта, два из них плохих. Не могли репетировать, почти не встречались, все разъехались кто куда. Перед последним концертом нас стало еще больше, два новых парня, мы сыграли пару сырых песен, звук был ужасный, фанаты даже жаловались потом. Все музыканты были подавлены, но мне было важно, чтобы мы выступили в новом составе.

Казалось, все идет по одному месту. Тем не менее в декабре я подал заявку на президентский грант от фестиваля New/Open Showcase на запись альбома. В январе соответственно этого года нам написали, что мы попали в шорт-лист, и позвали приехать в феврале в Екатеринбург, чтобы защитить проект. Всем давалось десять минут на выступление и пять минут на словесную защиту на следующий день. То есть надо было привезти себя и 11 музыкантов за свой счет и надеяться на победу. Мне это обошлось в 50 тысяч, а сам грант был на 500. Резонно, если уверен, что выиграешь, но я не был. Если честно, я не хотел побеждать, потому что понимал, какой геморрой этот грант — надо записывать альбом, отчитываться, а мотивация на нуле. Мне было достаточно засветиться. После защиты мне показалось, что я завалил ее, так как на один очень важный вопрос у меня не было ответа — «как вы собираетесь дистрибутировать альбом», ну то есть через какой лейбл и т.д., как вы сделаете, что его увидят.

В итоге мы получаем грант и уже через неделю селимся в Переделкине, чтобы репетировать в Доме творчества, финализировать аранжировки перед записью, как договаривались еще три месяца назад. И тут не без сложностей, потому что за два дня до заселения у нас обломался дом, в котором мы должны были бесплатно жить. Оказалось, что там прорвало трубы и сломалось отопление, а зима в разгаре. Я хотел переносить поездку, но вспомнил слова отца, что все, что придумано в холодном уме, надо делать, не надо в последний момент в суете ничего менять. Два дня обзванивал все объявления в округе, никто не хотел сдавать дом на короткий срок, но в последний момент одну сердобольную женщину я смог уговорить.

В день Х мы с нашим барабанщиком Витей Глазуновым на своих горбах перевезли в дом в соседнем с Переделкином ДСК «Мичуринец» всю его студию, тонну оборудования. Вечером приехали все музыканты.

После первого дня репетиций все были в раздрае полном, было ощущение, что нам нужен аранжировщик, что без него не справимся. Я начал унывать, но собрал всю волю в кулак, поговорил с собой секунд 30, послушал наши концертные записи — понял, что у меня группа, ответственность, их надо подбодрить и вообще мы классные. К третьему дню мы раскочегарились, стало понятно, что мы все можем сами, и за четвертый день мы доделали аранжировки: обновили старые, добавили во все треки партии новых ребят — музыканта-электронщика Паши Паньковского и электрогитариста Дениса Ситного, и на пятый, финальный, день у нас было все готово. Утром перенесли все оборудование в невероятно атмосферную библиотеку Дома творчества — сняли видео всех треков по несколько дублей и соответственно записали финальные аранжировки — демки для записи альбома на студии Давыда Сиднева.

— Ты как-то пересекался с русским фолком до этих событий?

— Неа. Знал пару песен DakhaBrakha — и все. Когда в 2000-х фолк был на подъеме, я слушал фанк и вращался в этой тусовке. Было тогда несколько кайфовых коллективов — Urban Funk Army, Clean.Tone, настоящий P-Funk в стиле Funkadelic, Parliament, Sly & the Family Stone. Тогда я и растанцевался, мне было 14–15 лет. Один раз был на концерте Zventa Sventana, они тогда на одних фестивалях выступали. А так у меня с фолком не очень, поэтому рождественский джем и произвел на меня такое сильное впечатление, мне не с чем было сравнивать. Я даже не знал, что что-то такое есть помимо «Звенты». Вообще, я всем говорю, что ízba — это манна небесная. Я не музыкант, не продюсер, не давний фанат фолка, но почему-то именно мне Вселенная дала шанс сделать группу. Чудо какое-то. В последний день репетиций в Переделкине я взял интервью у каждого из музыкантов, а Маша, вокалистка, решила взять у меня. Она задавала вопросы, а все остальные стояли у нее за спиной. И вот она спрашивает: «Ты сам-то кто в этом всем?»

— Как раз и я хотел спросить, каковы твои функции в группе.

— Да и правда, а кто я? Продюсер, художественный руководитель? Если честно — и пусть это будет выпендреж метафорический, — скажу так (это мне пришло, когда меня Маша спросила): я — ветер, а они [участники группы] — паруса. Я не знаю, как устроен корабль, нет ни музыкального, ни продюсерского образования, но на внутреннем драйве у меня получается управлять кораблем, не зная, как это правильно делается. И нам кайфово двигаться в одном направлении. Потом я вспомнил, что по аюрведе я огонь и ветер, то есть и раздуваю сам себя, и потушить тоже могу. Это видно по скачкам мотивации и вообще по всем моим проектам. Нужен баланс.

А так я делаю все — от музыкального направления, дизайна, съемок до организации репетиций, покупки билетов и брони в гостиницах. Кстати, все репетиции начинались с того, что я приносил трек, который мне понравился, независимо от стиля. Например, трек «Дунюшка» начался с трека Bafia с альбома DJ Khalab «Black Noise 2084» — это единственный трек, который похож на оригинальный, но при этом все равно самобытный, наш. Приходил и говорил: давайте сделаем регги, давайте сделаем фанк. Ну и за визуальный стиль тоже отвечаю — придумываю мейки, прям эскизы рисую. Так-то я графический дизайнер, это моя основная профессия много лет, поэтому весь дизайн тоже делаю, обложки. Потом я учился на актера и режиссера монтажа в Московской школе нового кино у Ильи Томашевича, поэтому и клип придумал я, и монтировал тоже. Наконец-то все мои навыки, которые я нарабатывал 20 лет и которые казались сильно разрозненными, хоть и творческие все, слились в экстазе в ízba.

— А какой-нибудь музыкальный бэкграунд у тебя имеется? Как ты объясняешь музыкантам, как играть?

— (Смеется.) На первых концертах я называл себя танцующим дирижером — термин «художественный руководитель» стал использовать сильно позже. Танцующий дирижер, потому что я стоял перед сценой, танцевал, заряжал всех и показывал: «Быстрее» или «Еще раз». Они мне даже купили палочку, которую я тут же успешно сломал. «Здесь полиричнее, здесь бодрее или тут нужен акцент». И так понемножку, благодаря концертам, репетициям, общению с Андриешем [Гандрабуром], еще недавно я пошел на клавиши, и вот два года спустя у меня появляется понимание музыки, ее устройства, того, что такое лады, как они строятся и что их сильно больше, чем минорный и мажорный. Даже начал сочинять, но это пока акцентное и минималистичное, в духе Арво Пярта, современная классика, быстро играть я пока не умею. Правда, мы особо не репетировали и не придумывали нового материала за это время, пока я учился, хотя вру — мы придумали новый альбом, и я об этом впервые скажу. Альбом обрядовый: девчонки рассказали, что они знают не только музыкальные певческие традиции, но и обряды и как их проводить — свадебные, рожденческие, похоронные и т.д. Всего там шесть мелодий и 20 с чем-то вариантов песен. Хочу сделать альбом, который можно будет и послушать, и включить по случаю. Это практичный, но все равно музыкальный альбом. У нынешнего альбома нет концепции, это материал за два года, а сейчас хочется сделать осмысленный, с драматургией, сюжетом, и таким образом сохранить традиции. Это самое важное для девчонок — сохранить традиции. Ну и должна же быть big idea у проекта помимо моего желания попасть на Primavera (фестиваль в Барселоне. — Ред.). Не сомневаюсь, что попадем, у нас куча жанров, и в принципе мы можем попасть на любой фестиваль — надо просто в ближайшие два года бомбануть в России. Хотя это не обязательно, Kedr Livansky здесь не бомбанула, а выступала на Primavera. Наташа Падобед, менеджер Shortparis, нами заинтересовалась — она занимается привозом в Европу, и мы начали издалека разговаривать. Она попробует нас продвинуть даже в условиях ковида. Думаю, что в этом году вряд ли куда-то поедем, 11 человек везти на что-то маленькое в Европу — не потяну, и так в кредитах (смеется) — не хватило гранта.

— Давай поговорим об альбоме «Ходуном». Насколько мне известно, записан он был в сжатые, можно сказать, рекордные сроки.

— Да, мы немного протупили. По гранту мы должны были отчитаться 15 июня, к этому моменту набрать 20 тысяч прослушиваний и шесть тысяч просмотров видео, снятых в Переделкине. А на стриминговые платформы надо отдать альбом за месяц, чтобы редакторы успели познакомиться с альбомом и распределить треки по плейлистам на разных площадках вроде «ВКонтакте», Spotify, Яндекса. 16 февраля вернулись с New/Open, 18-го получили деньги гранта, 20-го въехали в Переделкино, 25-го все записали, то есть были готовы несведенные демки. Давыд Сиднев, у которого мы потом писались в Abandoned Studio и который был с нами в Переделкине, начал их сводить. Не помню почему, но только через три недели, 19 марта, начали записываться, и я думал, что мы вообще не успеем, надо же организовать 11 человек — у всех в конце марта и в апреле начались концерты, у некоторых по 20–25 концертов в месяц. 20 апреля закончили запись и начали сводить, а 11 мая отдали на мастеринг. Это примерно полтора месяца на запись альбома, это за гранью, очень мало. 11 треков, 11 музыкантов в определенном порядке — ты не можешь ничего писать, пока у тебя нет ритм-секции. Нужно было ждать, если кто-то не мог. Кто-то забывал приехать, и следующая запись срывалась. Было немного страшно, но у меня врожденная внутренняя уверенность, что все будет хорошо, даже когда полный пипец. Я не люблю дискомфорта, поэтому я ни с кем не ругаюсь и не кричу — кто-то профукал запись, значит, так надо было. Притом что сроки были адские, все получилось с внутренней такой легкостью. Было и напряжно, и интересно, Давыд Сиднев — большой профессионал, без него альбом был бы на порядок хуже. Мы сводили по 18 часов 10 дней подряд — у нас даже не было возможности послушать трек второй раз. Сводили трек на 70%, потом переходили к другому, чтобы не сойти с ума, и последние два дня мы потратили на то, чтобы все подрихтовать.

Я впервые в жизни участвовал в сведении! Руками Давыда. Дико интересный процесс. Кого-то превозносишь, кого-то гасишь, разносишь по планам, один инструмент налево, другой направо, туда-сюда, режешь, копируешь. Кайфанул, в общем. У нас пианист очень лирический, увлекся джазом и стал играть раскатисто. Мне это не нравится, я люблю фанковый подход, когда акцент на аккордах. Он присылает вместо соло какое-то занудство. Один раз присылает, второй раз присылает, и я говорю: что, если взять и развернуть его, отзеркалить, как голос у Линча, так вообще делают? Давыд говорит: ну вообще-то Prodigy на этом всю свою музыку построили. В другом месте все музыканты звучат в один и тот же момент, а в паузах никого. Говорю: «А нельзя просто сдвинуть, чтобы клавишная партия попала в паузу?» Он говорит: «Так не делают». А потом мы попробовали — звучит офигенно, похоже на Daft Punk. Из-за моего дилетантства были прикольные находки.

Думаю, всех просто задолбали попса и рэп.

— Как быстро удалось набрать необходимые 20 тысяч прослушиваний?

— 11 мая отдали на мастеринг в Шотландию некоему Рубену, товарищу Давыда. Со второго раза мы утвердили мастер и 14-го отгрузили альбом на площадку-распространитель The Orchard. Илья Фоменко, который там занимается поиском новых артистов, — мой давний друг, с ним мы восемь лет назад сделали самый большой стриминговый портал в мире, потому что на нем была не только музыка, но и книги и видео. И все бесплатно. Это был проект дочки «Связного» — SVOY, мы были первой платформой, которая объединила все типы развлекательного контента, еще игры и софт. Мы первые начали делать редакторские подборки. Он был главным редактором, а я — креативным директором. Он в этой теме мощно прокачался за восемь лет, знает всех редакторов, они ему доверяют, у него свой лейбл «Лейбл». Благодаря ему мы попали во все топовые плейлисты. 28-го был первый релиз, 4 июня второй, и за четыре дня до дедлайна по гранту вышел альбом. Необходимые 20 тысяч прослушиваний мы сделали первым синглом за неделю. На данный момент у нас больше 90 тысяч прослушиваний. Для первого альбома нишевой группы это хорошо.

— Вас не только в России слушают?

— Судя по статистике, которую я теперь проверяю чаще соцсетей, нас много слушают в Украине, Казахстане, Америке, но это, видимо, чуваки с VPN, почему-то Китай, кстати, в Англии и Германии довольно много для первого месяца — по 500 прослушиваний примерно. Скоро сможем гастролировать по Европе.

— Откуда брался материал для альбома? Каких регионов эти песни, каких времен?

— В основном в России исследовались север и юг. Центр — например, Владимирская область — вообще не исследован, не знаю, с чем это связано. В 70-х годах начали ездить сборщики и собирать. У этого альбома нет концепции, все придумывалось просто так. Я приносил трек, музыканты начинали импровизировать, девчонки подбирали песню из тех, что знают. Теперь я хочу сделать иначе, более осмысленно. Второй альбом самый сложный, гораздо сложнее, чем первый, потому что всем интересно, что будет дальше, какой ты сделаешь шаг. Конечно, немного страшновато, но дико интересно.

— То есть аранжировки создавались в процессе джемов?

— Да, все треки, кроме двух последних — «Дождь» и «По светлице», придумали в результате импровизации. В конце года у нас появилась электрогитара, точнее, гитарист — я наткнулся на трек Radiohead, где три минуты играет гитара без вокала. Сразу почувствовал — вот что мне нужно: мистичность электрогитары. Я принес трек на репетицию, выключил свет, положил девчонок на ковер и говорю: «Вокализируйте». Оказалось, идеальное совпадение. Мы быстро нашли гитариста, он не виртуоз, но у него классно работает голова в плане рисунков и аранжировок. Он сам артист, сам поет и продюсирует музыку. Вот он и Паша Паньковский придумали последние треки. Мне повезло с музыкантами — мы (12 человек со мной) за пять дней в Переделкине ни разу не поссорились, находили общий язык, ни разу не пошли на компромисс и всегда додумывали партии вместе. Вся эта авантюра будто из 70-х. Прям киноистория. Жду байопика.

— Одновременно с вами выстрелил еще один фолк-джаз-коллектив The Settlers: они заявили о себе на том же фестивале New/Open и выпустили дебютный (и очень неплохой) альбом почти в один день с вами. Вы дружите группами?

— Их гитарист заменял нашего на «ВолгаФесте». Мы познакомились с менеджером по переписке, они попросили у нас бас-гитару, их не хотели пускать в самолет. Альбом еще не включал, но мама послушала и сказала, что ей не понравилось, поэтому пока не тороплюсь. Он не такой бодрый, как наш. Это не плохо, просто уши пока не дотянулись.

— Я почему о них заговорил — благодаря вашему коллективу и The Settlers (еще и Zventa Sventana в какой-то степени) молодежь стала слушать фолк, чего почти никогда не было. Можно ли говорить о некоем возрождении фолка или тренде на фолк-музыку?

— Напомню, что я вообще не из музыки. Совсем не эксперт, и судить об этом мне тяжело. Могу наблюдать те же факты, что и ты. Предполагаю, что благодаря DakhaBrakha русские поняли, что можно делать что-то современное с фолком. Довольно странно, что это все [появление новых русских фолк-групп] произошло практически одновременно, может, и правда это такой тренд. Думаю, всех просто задолбали попса и рэп, хоть я их и люблю, а также появилось достаточное количество слушателей — новых интеллектуалов, которым хочется что-то не рóковое, не грустное. Ну и техно не для всех, сам тоже не фанат. Люблю 60-е — 70-е, обожаю Сиксто Родригеса, мой любимчик. Я старый зануда.

— Хоть ты изначально не из музыки, но достаточно прошаренный меломан и сравнительно недавно открыл для себя фолк. Назови три важных для тебя имени.

— Самый важный для меня сейчас — Шабака Хатчингс, великий саксофонист. У него несколько потрясных самобытных проектов — The Comet Is Coming, Sons of Kemet. Потом DJ Khalab, это электронная музыка с кучей акустических семплов и этническим вокалом в случае альбома «Black Noise 2084». DakhaBrakha, конечно, — она самая интеллигентная из всего, что я слышал в фолке.

— Руководить ансамблем из 11 человек — это тяжело?

— Это очень тяжело, потому что надо добиться, чтобы они все тебе ответили в чате (смеется). У меня три чата — общий, для вокалистов и для музыкантов. Бывают накладки, и бывает, что где-то я что-то кому-то не сказал или не объяснил. Много приходится разруливать. Это тяжело, потому что они все заняты, у них куча других проектов. Это не молодежь, которая между институтом и репетицией, а профессионалы с ежедневными выступлениями. Они в этом варятся, я от них тащусь. Но да, 11 человек — это очень сложно.

— Ты упомянул, что мечтаешь об экспедиции в Архангельскую область.

— Есть там парень Макс Пушкин, и он нас зовет, но у них сейчас нет денег. У них в филармонии есть крутейший орган, нам очень интересно повзаимодействовать с ним. Там до сих пор жива традиция, на сотни километров от Архангельска, мы бы очень хотели туда поехать. В первую очередь, конечно, ради картинки, плюс я люблю приключения, и мне кажется, что это круто — найти бабушек, с ними поджемить и записать видео.

— Что-то похожее делал Митя Бурмистров из Казани?

— Он мне очень нравится, я хочу, чтобы он для нас записал горловое пение, — он уже согласился.

— hodíla ízba — твой первый продюсерский проект, но ты, как я понял, только входишь во вкус. Ты уже смотришь в сторону других артистов, которых можно было бы раскрутить?

— У меня есть несколько вариантов. Моя племянница Лиза Голицына со своим парнем делают прикольный проект. У нее фантастический вокал, совсем без пафоса. Она поет как Леннон — очень легко, сама сочиняет песни из снов — записывает их белым стихом и поет. А недавно я был в Якутии и попал на панк-концерт. Там выступала группа Drroness Drroness, психоделический панк, мне очень понравилось. Не знаю, может, я балаболю, но я вижу, что у меня это получается, я контактный и понемногу попадаю в профессиональную тусовку. Со мной люди идут на контакт. Нас позвали на девять фестивалей, но больше чем от половины пришлось отказаться, потому что наши музыканты не могли. Если бы мы сделали все фестивали по России, то в конце лета были бы другие цифры, конечно. Мы уже съездили на Awaz в Казань, на «ВолгаФест» в Самару. К сожалению, Ural Music Night в Екатеринбурге и «Хоровод» на Кудыкиной горе отменились.

— Среди всех твоих увлечений и проектов какое место занимает hodíla ízba?

— Последние полгода — основное. У меня есть еще два проекта в другой области, но сейчас пришлось их отодвинуть. Не мог ничем заниматься, пока писали альбом. У меня есть художественный фотопроект — лет семь назад придумал, как превращать меланхолию в созидание, и этим способом может воспользоваться больше половины населения Земли. Еще с Ирой Лобановской запускаем видеоконтент в ее проекте SAME. — анонимные тяжелые переживания с хеппи-эндом в формате текста. Лет шесть жил с этой идеей. Еще есть актерство, но там небольшая занятость пока. Люблю сниматься, особенно процесс, весь механизм, взаимодействие департаментов: актеров, оператора и режиссера, монтажников и художника… Ага, это я так решил сфокусироваться на чем-то, избавился от лишнего (смеется).

Понравился материал? Помоги сайту!