АНСианские хроники

50 лет назад — в 1971-м — был подготовлен к изданию альбом «Музыкальное приношение», который мог бы совершить революцию в советской музыке. Но не случилось: он лег на полку и вышел в свет только спустя 20 лет — в 1991-м, когда было уже поздно. Денис Бояринов рассказывает удивительную и трагическую историю этой пластинки, уникального синтезатора АНС и его создателя Евгения Мурзина.

С 2006 года единственный экземпляр синтезатора АНС, дважды чудом спасенный от уничтожения, стоит в музее Глинки среди патефонов, музыкальных шкатулок и других динозавров звуковых технологий. К нему, одному из первых многоголосных синтезаторов в мире, иногда водят школьные экскурсии, чтобы проиграть детям на могучем инструменте, с которого началась электронная музыка в СССР, песенку «В лесу родилась елочка», — самые шустрые из экскурсантов даже успевают процарапать на его рабочем экране, покрытом темной мастикой, свои инициалы.

Судьба к нему давно несправедлива. АНС — чудо и подвиг инженерной мысли, созданный конструктором Евгением Мурзиным, уникальный инструмент, который предвосхитил и реализовал мечты советских фантастов об электронных оргáнах будущего, исполняющих музыку небесных сфер.

АНС до сих пор принадлежит миру будущего — равных ему нет и вряд ли появятся.

По сути, АНС, названный в честь Александра Николаевича Скрябина, представляет собой прообраз музыкального компьютера с графическим интерфейсом — он был придуман еще в 1930-х, а появился в конце 1950-х: это одна из немногих оригинальных разработок в сфере музыкальных технологий, сделанных в нашей стране. Его неземным голосом говорит мыслящий океан Солярис в знаменитом фантастическом фильме Андрея Тарковского. АНС до сих пор принадлежит миру будущего — равных ему нет и вряд ли появятся. Ни на одном синтезаторе в мире все еще нельзя получить звуки такой тембральной сложности. Компьютерные программы, воссоздающие возможности АНСа, лишены живости его звука. Однако судьба этого инструмента — это сюжет о том, как его пытались из будущего исключить и успешно справились с этой задачей.

Создатель

АНСу очень повезло с создателем. Конструктор приборов артиллерийского наведения Евгений Мурзин был не только разносторонне образованным и одаренным человеком, влюбленным в музыку, но и деятельным и пробивным организатором, который занимал важное место в среде советского военно-промышленного комплекса и искусно пользовался своим статусом. Он был не только изобретателем, но и предпринимателем в современном понимании этого слова, хотя бизнеса и коммерции в СССР не было. В США Евгений Мурзин наверняка смог бы стать создателем почитаемого бренда и успешной компании, как пионеры синтезаторостроения Дон Букла или Роберт Муг, которых он опередил. Но советский конструктор ставил себе задачи более амбициозные, чем максимальное распространение собственного инструмента. Вслед за своим любимым композитором Александром Скрябиным, в честь которого был назван АНС, Евгений Мурзин мечтал о революции в музыке, которая перевернула бы вековые традиции ее сочинительства и исполнения.

До того как уроженец Самары Евгений Мурзин увлекся Скрябиным, он учился в Москве 1930-х на инженера коммунального строительства, интересовался всем новым, изобретал на бумаге странные штуковины вроде усилителей биотоков мозга и, как положено молодым, слушал пока еще не запрещенный в Союзе джаз. Открыв для себя классическую музыку, Евгений Мурзин был особенно впечатлен сочинениями Александра Скрябина — композитора-мистика, который полагал, что звук и музыка обладают особой созидательной силой, до конца ощутить которую мешает посредничество исполнителя. В 1938-м, в год окончания института, 24-летний Мурзин отнес в лабораторию музыкальной акустики Московской консерватории проект фотооптического синтезатора звуков АНС, который позволил бы композитору создавать музыку, используя расширенную палитру тембров и рисуя партитуру — как живописцу, и тут же воспроизводить ее, обходясь без музыкантов. С изобретением Мурзина композитор становился человеком-оркестром, который мог бы создавать звуки, прежде не существовавшие в физическом мире. Проект молодого изобретателя был представлен профессору Борису Янковскому, пионеру графического анализа и синтеза звука в СССР, и получил его одобрение. Однако Янковский сразу разочаровал энтузиаста, объяснив, что помощи в реализации проекта ему ждать не следует: времена на дворе были суровые и страшные, не до музыки. Мурзин не отчаялся и решил строить свою машину сам.

Евгений Мурзин мечтал о революции в музыке, которая перевернула бы вековые традиции ее сочинительства и исполнения.

В планы инженера, однако, вмешалась большая история: в 1941 году началась война с Германией, которая и отдалила рождение АНСа, и помогла ему. Уйдя на фронт артиллеристом, Евгений Мурзин оказался в секретном НИИ-5, занимавшемся разработкой автоматизированных систем ПВО, и сделал там блестящую карьеру. После окончания войны инженер занял в этом НИИ пост заместителя главного конструктора и дослужился до полковника, создавая артиллерийский щит страны — аппаратуру для управления и наведения ПВО. Сердце его тем не менее было отдано музыке и АНСу, над которым конструктор работал ночами в своей коммунальной квартире, деля паяльник с женой и приходившими в гости друзьями. Служебные возможности, помощь коллег и лояльность начальства позволили Евгению Мурзину к 1957 году собрать первую действующую модель синтезатора — на это ушло без малого 10 лет.

Хранитель

У синтезатора АНС двое пап. Первый — его создатель Евгений Мурзин, второй — его хранитель, композитор Станислав Крейчи, благодаря которому уникальный инструмент уцелел, дойдя до наших дней, и занял свое место в музее Глинки.

В 1957-м, когда Евгений Мурзин начал первые демонстрации опытной модели АНСа у себя на даче, Станислав Крейчи снялся в фильме «Карнавальная ночь» — молодой музыкант, успевший перейти со скрипки на альт, а потом освоивший кларнет, играл в молодежном эстрадном оркестре Центрального дома работников искусств и в его составе мелькнул в эпизоде популярной кинокомедии. Затем Крейчи учился в Институте связи на инженера вещания и акустики, играл в эстрадном квартете и мечтал сам писать музыку. Как и его будущий коллега, композитор Эдуард Артемьев, о Евгении Мурзине и его детище Крейчи впервые узнал из журналов «Техника — молодежи» и «Знание — сила», которые в конце 1950-х начали рассказывать об удивительном изобретении: Мурзин уже развернул свою программу по интеграции АНСа в советскую жизнь. «Я подумал, что этот инструмент как раз для меня, — вспоминает Крейчи. — Инструмент, который позволяет композитору сделать все, как ему хочется, и тому не надо никаких музыкантов».

— У нас планы горят более важные, а ваша электронная балалайка может и подождать.

Познакомиться с Мурзиным помог случай: жена Крейчи работала программисткой в его лаборатории и устроила встречу с конструктором, которого привлекло в молодом человеке редкое сочетание увлечений — радиоинженер, умеющий играть на инструментах и стремящийся сочинять музыку. Мурзин взял Крейчи к себе в лабораторию работать над опытным образцом АНСа. «Тогда во всех вузах было распределение, — вспоминает Крейчи. — Артемьев по линии Минкульта получил распределение в лабораторию Мурзина на должность инженера-композитора. А я к тому времени еще институт не окончил. Меня взяли старшим техником, назначили мне зарплату, и мы стали строить АНС вместе — то, что было отмакетировано в лаборатории, надо было реализовать в опытном образце».

Производство деталей для синтезатора находилось в НИИ, где работал конструктор. «Институт занимался разработкой систем ПВО, и Мурзину все время говорили: у нас планы горят более важные, а ваша электронная балалайка может и подождать. Так бы ничего и не делалось, если бы Мурзин не ходил с пакетами бутылок водки в цех и не подмасливал токарей и фрезеровщиков», — вспоминает Крейчи.

В 1959-м первый действующий макет АНСа, собранный Мурзиным на даче, был перевезен в музей Скрябина, расположенный в арбатских переулках. «Это был политический ход Мурзина, — вспоминает Крейчи. — Он назвал инструмент в честь Скрябина, и его пустили в музей Скрябина, а поскольку музей — место публичное, то музыкальная общественность того времени быстро познакомилась с инструментом. Мурзин очень им заинтересовал всех — особенно киношников. Нас стали приглашать в разные творческие дома — мы выступали с лекциями и с демонстрацией музыки на АНСе».

Проходная роль АНСа в советском кино: приезд Фроси Бурлаковой в Москву (из фильма «Приходите завтра»)

Еще один шаг к легализации новаторской идеи был сделан, когда Мурзин добился, чтобы макет АНСа выставили в Павильоне радиоэлектроники на ВДНХ. АНС был представлен широкой публике как «электронный инструмент для композитора». «Практически не имея ограничений в темперации, АНС позволяет сочинять музыку, пользуясь любыми ладами и звукорядами, бытующими на земном шаре», — сообщалось в сопроводительном тексте к изобретению. Неограниченный также «...в тембрах и их изменениях, АНС позволяет в сочинении музыки использовать искусственные голоса и шумы всевозможных строений и зыбкости».

«Когда АНС поставили на ВДНХ, мы с Артемьевым по очереди ездили туда его демонстрировать, — вспоминает Крейчи. — Сеансы демонстрации были каждый день — висели афиши. Интерес был большой; люди ходили смотреть на АНС как на диковинку. А до этого мы с Артемьевым по заказу Академии наук написали на АНСе музыку к кинофильму “Космос”, предназначенному специально для демонстрации на выставке.

— Он слушал-слушал — ничего не понял и говорит: «Ну а “Шумел камыш” можешь сыграть?»

Для показа фильма на ВДНХ был выстроен павильон, в котором на пяти экранах демонстрировались космические пейзажи, нарисованные художником Андреем Соколовым. Мы поделили их: каждый сделал свою часть, потом смонтировали музыку. Нам хорошо заплатили за этот фильм, но Мурзин у нас эти деньги отобрал и устроил на эту сумму несколько банкетов для “нужных” людей, от решения которых зависела судьба АНСа. Комиссию, которая приходила на ВДНХ, отвели в подвальчик павильона “Таджикистан”, где был ресторан с восточной кухней. Буквально на следующий день пришло решение Министерства радиопромышленности послать АНС на международную выставку в Италию. Как только пришла бумага, в институте Мурзина пошла суета — недостающие детали для опытной модели АНСа были в момент доделаны. Синтезатор собрали, и в Новый год мы занимались тем, что налаживали его. Мурзин запер нас в лаборатории и никого не впускал — комиссию по приемке АНСа назначили на 5 января 1964 года».

Эдуард Артемьев и Станислав Крейчи. «Космос»

Первое включение опытного образца АНСа, который сейчас стоит в музее Глинки, Мурзин доверил Крейчи. «Я нажал на кнопку, сзади инструмента полыхнуло пламя, и во всем институте погас свет. Что-то в цехах не так спаяли. Часть схем выгорела, а я получил кличку “Фейерверкер”, — рассказывает Крейчи. — К приходу министерской комиссии мне надо было написать какую-нибудь пьесу. Я сочинил какие-то космические звучания. Председателем комиссии был замминистра радиопромышленности — человек, от музыки далекий. Он слушал-слушал — ничего не понял и говорит: “Ну а "Шумел камыш" можешь сыграть?” К тому времени у АНСа уже была рояльная клавиатура — я провел нужные черточки, изобразил “Шумел камыш”. Тогда он вынес вердикт: запаковывайте и отправляйте».

Станислав Крейчи. «Интермеццо»

Судьбоносную выставку достижений советской промышленности в Генуе АНС чуть не пропустил — помешала суровая русская зима. «В Италию повезли не только АНС, но и весь арсенал лаборатории — инструменты, запчасти и т.д. Поскольку Мурзин знал, что после выставки в Генуе лабораторию закроют и что будет с ее имуществом — непонятно. Наш караван из трех грузовиков попал между Харьковом и Днепропетровском в жуткую метель. Всю дорогу занесло снегом. Из Харькова машины не выпускали. Я сопровождал АНС вместе с военным — майором авиации. По счастью, он был похож лицом на Гагарина и на посту сказал, что мы везем секретный груз. Только тогда нас пропустили. В снежном заносе мы простояли ночь. Метель была такая, что дороги не было видно — водитель боялся уехать в кювет. Еле успели на пароход в Херсонском порту».

Выставка в Генуе шла месяц. «АНС произвел на итальянцев сильное впечатление, поскольку на выставке были почти исключительно измерительные приборы, — вспоминает Крейчи, — а тут синтезатор, музыка! У нас было несколько сеансов в день, народ приходил посмотреть и послушать. Я работал на выставке каждый день с 10 утра до 10 вечера. Один богатый итальянец хотел его купить и предлагал мне за него любую сумму». Крейчи не смог бы его продать, даже если бы решил стать «невозвращенцем» и порвать все связи с родиной, оставшись в Италии навсегда. День и ночь за молодым инженером-композитором наблюдали сотрудники КГБ, замаскированные под участников советской делегации.

«Музыкальное приношение»

Успех АНСа на выставке в Генуе помог открытию Экспериментальной студии электронной музыки в Москве. По возвращении синтезатора из Италии Евгений Мурзин выбил для него помещение в музее-квартире Скрябина. «На первом этаже дома была большая коммуналка. Мурзин через свои связи — а он был очень пробивной — добился ее расселения, — говорит Крейчи. — Ее жителям дали отдельные квартиры — они были страшно довольны. А коммуналку перестроили под студию — сделали концертный зал, помещение для АНСа, и синтезатор туда переехал». Закончив с карьерой в оборонке и уйдя из военного НИИ, Евгений Мурзин вышел в отставку в чине полковника и стал директором Студии электронной музыки, которая начала работу в 1966-м. На то, чтобы доказать, что его новаторский инструмент имеет право на жизнь, у конструктора ушло семь лет — увы, это случилось уже под самый финал оттепели, когда коридоры возможностей во всех областях деятельности в стране стремительно схлопывались. Ассоциирующийся с космосом и будущим, синтезатор АНС мог бы триумфально вписаться в советскую реальность в начале 1960-х на волне космического энтузиазма, охватившего страну. Получи он признание в год полета в космос Юрия Гагарина, он мог бы, как и мечтал Мурзин, уйти в серийное производство, а филиалы Студии электронной музыки появились бы в 12 крупнейших городах СССР, что дало бы нашей стране уникальную школу электроники и совсем другой музыкальный ландшафт. Но нам об этом остаются только фантазии в духе романов альтернативной истории.

Впрочем, кое-чего достичь в этой сфере удалось, хоть это была малая толика от задуманного Мурзиным. За короткий срок студия в музее Скрябина приобрела международную известность наравне с появившимися раньше студией электронной музыки в Париже (созданной в 1942-м отцом конкретной музыки Пьером Шеффером), Западногерманской студией в Кельне (где в 50-х работал Карлхайнц Штокхаузен) и студией в Колумбийском университете (основанной Владимиром Усачевским и Отто Люнингом в 1958-м). Русский эмигрант Усачевский, являющийся основателем американской электронной школы, одним из первых побывал в ее стенах во время своего визита на историческую родину. Вслед за ним в особняке, расположенном в арбатских переулках, отметились все знаменитые композиторы-новаторы, интересовавшиеся электронным звуком и решавшиеся на поездку в СССР: Пьер Булез, Луиджи Даллапиккола, Луиджи Ноно и Янис Ксенакис, который разработал собственную систему графического синтеза звука для ЭВМ и был слегка обескуражен, увидев, что в Советском Союзе его опередили лет на 20, да еще и без использования компьютера.

Бесспорным преимуществом московской студии был АНС — уникальный инструмент, предоставлявший практически безграничные возможности звукосинтеза для экспериментатора. Вокруг своего детища Евгению Мурзину удалось собрать блестящий круг композиторов, которые могли бы раскрыть потенциал инструмента. Сперва в студии обосновались молодые Эдуард Артемьев, Станислав Крейчи, Александр Немтин, Шандор Каллош и Олег Булошкин. Поскольку в 1960-х электронная музыка считалась частью авангардного фронта академической музыки, в скрябинском особняке вскоре появились и будущие герои авангарда из СССР. Первой пришла уже громко заявившая о себе София Губайдулина, писавшая музыку к мультфильмам и интересовавшаяся экзотическими тембрами. «Интерес Губайдулиной к АНСу начался во время записи музыки для мультфильма “Маугли”, — вспоминает Крейчи. — Там надо было изобразить зловещее жужжание роя диких пчел. С этим АНС блестяще справился. Затем Губайдулина привела в студию Альфреда Шнитке и Эдисона Денисова».

Первая пластинка с музыкой, придуманной и записанной на АНСе, вышла на фирме грамзаписи «Мелодия» в 1969-м. Диск-гранд носил лапидарное название «АНС. Электронная музыка», знакомил советского слушателя с этим понятием в короткой сопроводительной статье, написанной языком научно-технических журналов, и был, по сути, рекламным проспектом студии: эклектичным собранием дебютов молодых композиторов, только начавших осваивать возможности нового инструмента. Альбом открывался впечатляющей сонорной композицией, написанной Артемьевым и Крейчи в качестве саундтрека к фильму «Космос»: она и до сих пор звучит весьма футуристично. Но дальше, чтобы не пугать неподготовленную аудиторию, электронная музыка возвращалась к традиции: хоральной прелюдии до мажор Баха, переложенной для АНСа Александром Немтиным, и легким эстрадным зарисовкам, сделанным Станиславом Крейчи с явным расчетом на одобрение любителей песни «Шумел камыш».

И.С. Бах. Хоральная прелюдия до мажор (переложение Александра Немтина)

Евгений Мурзин гордился этим альбомом и показывал его всем гостям студии. Итальянский авангардист-революционер Луиджи Ноно счел этот диск слишком коммерческой работой, и тогда создатель АНСа задумал его более экспериментальное продолжение, предложив сделать по сочинению для синтезатора всем композиторам, интересовавшимся им, — в том числе и новообращенным Губайдулиной, Шнитке и Денисову. Надо сказать, что Евгений Мурзин оказался бóльшим авангардистом, чем эта святая троица советского авангарда. Он видел будущее музыки в создании новых ладов, интервалов, тембров и звуковых комплексов, да и вообще в радикальном изменении композиторских техник. У Губайдулиной, Шнитке и Денисова был другой взгляд на электронную музыку — более осторожный.

Альфред Шнитке. «Поток»

В динамичной композиции «Поток» Альфред Шнитке взял чистый тембр синусоидного тона, то есть как бы настоящий, первозданный голос АНСа, и, используя натуральные интервалы и старинную технику канона, превратил его в рев всесильной стихии, доходящий до пика и постепенно угасающий. Пьеса Эдисона Денисова «Пение птиц» представляет собой деликатный и красочный коллаж электронных кластеров и записанных в природе голосов птиц и шумов леса, который разворачивается в постимпрессионистскую картину, напоминающую о Дебюсси и Мессиане. София Губайдулина в сочинении «Vivente — non vivente» сталкивает звук живой, природный и звук электронный, искусственный, используя звучания АНСа, которые вступают в диалог с «подготовленным роялем», колоколами, человеческими голосами, смехом, вздохом и пением.

Авангардисты не зря осторожничали. Ресурсов влияния Мурзина не хватило: в 1971-м второй альбом с музыкой АНСа худсовет «Мелодии» счел слишком смелым и новаторским, и запись положили на полку. Она увидела свет лишь 20 лет спустя, в 1991-м, под названием «Музыкальное приношение». Возможно, именно поэтому герои советского авангарда — Губайдулина, Шнитке и Денисов — выполнили лишь по одной работе в этом жанре. Писать в стол для АНСа не было смысла. «Они были люди занятые, — считает Крейчи. — Их произведения не исполняли на концертах, и они жили за счет кино. Им надо было зарабатывать».

София Губайдулина. «Vivente — non vivente»

София Губайдулина объясняла это разочарованием в АНСе и электронном звуке. «Меня поначалу увлекла идея, что можно сочинять музыку, просто нарисовав что-то для синтезатора, то есть минуя исполнителей, — тогда это было актуально, — вспоминала она об этом позднее. — Но аппарат оказался ненадежным: слишком многое зависело от пленки, динамиков, всяких случайностей. Поэтому я переключилась на живые инструменты, особенно на не самые традиционные — тар, тамбур, дудук. А электроника стала мне мешать».

Роли апологетов АНСа достались Эдуарду Артемьеву и Станиславу Крейчи. Если музыка Эдуарда Артемьева, сделанная на АНСе, широко известна — это прославленные саундтреки к фильмам Андрея Тарковского «Солярис» и «Сталкер», повлиявшие на несколько поколений электронных продюсеров в России и мире, то работы Станислава Крейчи, сделанные для театра и кино, были изданы лейблом Electroshock Records только в 2000-х на компакт-дисках и стали раритетами. «АНС» и «Музыкальное приношение» — две пластинки, выпущенные «Мелодией», — тоже сейчас являются коллекционной редкостью.

Гибель

В 1970-х в Студии электронной музыки продолжались эксперименты: она была редким оазисом свободомыслия в культурном ландшафте брежневской Москвы, местом творческих и духовных поисков. По крайней мере, так говорят непосредственные участники событий — композиторы Эдуард Артемьев и Владимир Мартынов, звукорежиссер Юрий Богданов. Но, увы, она просуществовала недолго. В 1972 году Мурзин скоропостижно умер, так и не реализовав свою мечту запустить синтезатор в серийное производство. После смерти создателя АНСа директором студии стал его заместитель Марк Малков, и она протянула еще несколько лет, но к 1980 году была закрыта, а созданные в ее стенах фонограммы были потеряны. «С закрытием Студии электронной музыки АНС передали филологическому факультету МГУ. Он стоял в студии звукозаписи, которая находилась в подвале здания журфака МГУ. Архивы студии погибли при пожаре, — вспоминает Крейчи. — Они находились в подвале, очаг возгорания был на несколько этажей выше. При тушении вылили 27 пожарных машин с водой. В залах и коридорах на следующий день вода стояла по колено. Сгорели чертежи и схемы АНСа, документальные архивы и аудио, но по счастливой случайности сам инструмент уцелел — вода в ту комнату, где он стоял, не пролилась».

Второй раз АНС чуть не погиб в начале 2000-х. По словам Крейчи, декан факультета «...хотел забрать себе студию, где стоял АНС, а филологи ее не отдавали. Она была специально построена с изоляцией от шумов, чтобы очень чисто записывать голос для исследований речи. Когда появились персональные компьютеры, необходимость в студии отпала. Но АНС там стоял. Ко мне приходили студенты из Гнесинки и консерватории — работать на нем. В 2003-м ректорат решил, что помещение используется не по назначению. Я об этом узнал случайно, вернувшись из летнего отпуска. Мне позвонил прораб строительного участка и сказал, что они ломают стены в студии, перестраивают помещение и чтобы я забирал ценные вещи, иначе они все это выкинут. Хорошо, что к этому времени мы много лет сотрудничали с “Термен-центром” при консерватории. Я сказал [главе “Термен-центра”] Андрею Смирнову, что АНС под угрозой, — он предложил перенести его к ним в консерваторию. Я за один день разобрал его на отдельные блоки — кстати, он легко разбирается, остается один легкий каркас. Мы достали машину, блоки погрузили и отвезли в консерваторию. А каркас работяги, которые ломали стены, перенесли на руках — я дал им по сотне. Жаль, что никто не снимал эту процессию на видео».

Coil. «ANS 1»

Об АНСе, доживающем свой век в музее Глинки уже без присмотра ушедшего на покой хранителя Крейчи, иногда вспоминают российские музыканты. К нему все еще приезжают — даже из-за границы, как это сделали в начале 2000-х участники культовой британской группы Coil. Однако это явно не та судьба, которую видел конструктор для своего детища и всего человечества, — он грезил ни много ни мало о новой звуковой вселенной. «Если бы у Евгения Мурзина получилось запустить АНС в серию, то у нас была бы другая история музыки в XX веке», — считает Станислав Крейчи.

По крайней мере, Мурзин попытался.

Понравился материал? Помоги сайту!