Прощай, детка

27 августа, в день памяти Майка Науменко (лидер «Зоопарка» умер 29 лет назад), в Московском доме книги состоятся вечер воспоминаний и презентация книги Александра Кушнира «Майк Науменко. Бегство из зоопарка». Мы публикуем последнюю главу из этой книги — самую печальную.

Часть мира, которого нет

В нашей стране желательно погибнуть, чтобы стать окончательно популярным. Пока ты жив, тебя почему-то не ценят. Примеров тому, как известно, масса.

Майк Науменко

Летом 1991 года в Ленинград приехал гжельский художник и приятель Майка Юрий Гаранин. Беглое общение с лидером «Зоопарка» произвело на него тягостное впечатление.

«Я пришел домой к Науменко на Боровую, открываю дверь, а там незнакомая женщина, — вспоминал Гаранин. — Жена Наташа уже переехала жить в Москву, а Майк стоял в очереди за разливным пивом. Я направился в ларек, и мы взяли пиво. У него руки дрожали. Сели на детской площадке, пили из банки. Я смотрю — у него рука не работает, сказал, что где-то простудился. Но я-то знаю эти вещи и намекнул, что у него в организме что-то не работает, почки, наверное. И если дальше так будет, то он просто умрет. А Майк вспылил, типа не мое дело. Говорит: “Да, умру, я знаю. Ну и хер с ним”. Он очень спокойно к этому относился. Вероятно, какой-то свой Рубикон человек перешел и не было уже у него стимула жить дальше».

«Для меня загадка, почему Майку расхотелось жить, — размышляла впоследствии Наташа Науменко. — Ему все стало скучно, он с трудом заставлял себя ездить на гастроли, играть. Вместо песен начали появляться какие-то странные стихи... Не думаю, что это был резкий перелом. Жизнь протекала плавно, ничего особенного не случалось... Знаете, проще написать психологический роман, чем коротко ответить».

Про музыку Майк вспоминал теперь все реже и реже. Недавние мысли о сольном альбоме постепенно растаяли в воздухе. Группа «Зоопарк» прекратила свое существование, причем произошло это незаметно. Басист сидел в тюрьме, барабанщик подрабатывал экскурсоводом, гитарист занимался установкой чугунных котлов, а мультиинструменталист Наиль Кадыров гнал по ночам самогон.

«Всем было очевидно, что наступили другие времена, — рассказывал мне барабанщик «Зоопарка» Валерий Кирилов в 1996 году. — Они не то чтобы пугали, они просто были другими. Сам воздух в стране поменялся, и было неизвестно, чем все закончится. Мне это очень не нравилось, поскольку я по натуре консерватор. Майк тоже был консерватор, и мы чувствовали, что это не те перемены, которых все хотели и ждали».

Теперь Науменко целыми днями сидел на кухне, безучастно глядя в окно. Ни о каких юбилейных концертах, посвященных десятилетию «Зоопарка», речь уже не шла — настроение у маэстро было гробовым.

«Майка погубило то, что он жил как живется, — полагал его приятель, битломан Коля Васин. — Это было его проповедью, его музыкой, его философией. И он пил как пьется, ел как естся и ничего не делал для того, чтобы спасти жизнь и поверить в Бога… Он не искал Бога, и это его погубило, на мой взгляд».

Говорят, что последний раз Майк взял в руки гитару 15 августа 1991 года — в годовщину смерти Цоя. На Богословское кладбище не поехал, поскольку не любил подобных церемоний. Помянуть лидера группы «Кино» было решено в квартире на Боровой, куда с кладбища прибыли Саша Старцев, Леша Рыбин и Александр Липницкий.

Вначале пили водку и слушали запись эфира на новом «Радио SNC». Там звучала архивная передача, где юные Цой и Рыбин пели на квартире у Липницкого «Пригородный блюз». Майку эта версия очень понравилась. Затем по просьбе друзей Михаил Васильевич исполнил под гитару несколько песен, в том числе и «Сладкую N».

«Я тогда попросил Майка спеть песню “Прощай, детка”, — вспоминает гитарист «Зоопарка» Саша Храбунов. — Он хлебнул шампанского, слегка оживился и продолжил свое грустное выступление».

Я спел тебе все песни, которые я знал,
И вот пою последнюю, про то, что кончен бал,
Про то, что одному быть плохо,
Что лучше быть вдвоем,
Но я разбит и слаб, и я мечтаю об одном.
О чем? Попробуй угадай…

Фотографии с этого импровизированного концерта сохранились в архиве у Саши Липницкого, а вот аудиозапись — нет. Чувствуя, что из жизни уходит что-то важное, басист «Звуков Му» собирался снять эти поминки на видео, но не смог. Вернее — не посмел.

Примечательно, что в тот день на могилу Цоя не явился не только Майк, но и Гребенщиков. Надо сказать, что в последние месяцы их отношения с Науменко стали до крайности сдержанными. Отчасти потому, что в последних интервью Майк начал уходить от прямых ответов на вопросы про «Аквариум». Однажды не утерпел и зло пошутил на тему творчества Гребенщикова и «всего лишь восьми тысяч» проданных пластинок «Radio Silence». В сравнении с космическими тиражами диска «Белая полоса» группы «Зоопарк» это число, видимо, казалось Майку смешным.

В свою очередь, 36-летний Борис Борисович чувствовал себя в психологическом тупике, совершенно не представляя, чем можно помочь старому другу.

«Как-то раз ко мне пришли ребята, наверное, Шура Храбунов, еще кто-то, — рассказывал мне позднее лидер «Аквариума». — Сказали, что у них большие проблемы с Майком, и попросили совета, что же им делать дальше. В данном случае ответить мне было нечего. Поскольку единственный вариант, который здесь действует, — это сдать человека в больницу. А значит — разорвать с ним связи на всю оставшуюся жизнь».

В середине августа находящийся в состоянии полного раздрая Майк вспомнил о боевой подруге Ольге Липовской, которую не видел более десяти лет. Своим неожиданным звонком он застал ее врасплох. В тот момент бывшая супруга звукорежиссера «Аквариума» Марата Айрапетяна собиралась на международную конференцию по гендерным вопросам и опаздывала на самолет до Копенгагена.

Разговор получился скомканным. На отчаяние в голосе Майка Оля не обратила особого внимания — решили созвониться после возвращения в Питер. А когда через две недели она прилетела домой, сын встретил ее вопросом: «Мама, а ты в курсе, что Майк умер?» И чемоданы выпали у нее из рук…

Пока Липовская тусила в Дании, в России грянул путч. На фоне всеобщего уныния и танков в телевизоре «Аквариум», колесивший по сибирской глубинке, устроил в Усть-Илимске настоящую «антигэкачепистскую» манифестацию.

«Мы предполагали снова уйти в подполье и искать другие формы жизни, — вспоминал Гребенщиков. — Собирались вести партизанскую войну всеми доступными нам методами».

Что делал в эти дни Майк Науменко, доподлинно неизвестно. На поверхность он вынырнул чуть позже, появившись на дне рождения у Коли Васина с переизданной виниловой пластинкой «LV» в руках.

«Утром 25 августа мы с ребятами, которые остались у меня ночевать, пошли в бар “Жигули”, — рассказывал впоследствии Васин. — И Майк пришел туда же. Выглядел он совсем неважно… Весь отечен, руки тряслись. Попил пива умеренно и говорит: “Я выйду покурить”. И не вернулся. Мой дружок, который с ним выходил, сказал мне: “Майк просил передать, что ему худо и он пойдет домой”. Больше я его и не видел».

У бывшего гитариста «Кино» Леши Рыбина существует своя версия событий:

«В ночь перед смертью у Васина сильно пили. Майк был очень плох, с черным лицом… В таком состоянии упасть затылком на асфальт легче легкого. Насколько я помню, у Науменко диагностировали перелом основания черепа — типичная алкогольная смерть, когда человек в глубоком опьянении падает на спину. Вряд ли его кто-то “повстречал” во дворе. В последний год жизни он покупал выпивку у местных дилеров, его все знали и любили, он был свой человек. Майк сумел подняться, дошел до дома, грохнулся еще раз в коридоре и умер».

«Когда Майк и Наташа расстались, я предложила Мише переехать к нам, — вспоминала его мама Галина Флорентьевна. — Он собирался это сделать, как только я вернусь из отпуска. Поэтому я и позвонила на Боровую 27 августа. К телефону подошел кто-то из соседей. “Майк спит”, — сообщили из телефонной трубки. А через какое-то время мне перезвонили со словами: “Вы знаете, Майк все еще спит и как-то странно храпит. Может быть, вам лучше приехать?”»

Когда мама вместе с дочкой Таней появились в квартире на Боровой, Майк уже не дышал. Потом откуда-то возникли санитары, долго искали простыню, и тело, завернутое в несвежее постельное белье, наконец увезли. После чего Саша Храбунов с Валерой Кириловым прочно засели на кухне и начали методично уничтожать ящик вина, привезенный из Молдавии. Они выпивали бутылку за бутылкой, но вино их не брало. Под утро разошлись трезвыми и ох∗евшими.

А в последний день лета в опустевшую комнату заглянула старшая сестра Майка Таня Науменко. Долго искала какие-то документы и случайно обнаружила на подоконнике несколько страниц машинописного текста из «Ближайшего родственника». Она догадалась, что, вопреки клятвам и обещаниям, книгу Рассела ее брат так и не перевел.

* * *

Прошло много лет. Как-то в разгар работы над книгой я разместил в соцсетях пост про Боба Дилана, мифологией которого сильно увлекался. В ответ мне посыпалось множество комментариев, а один человек написал, что особенно любит альбом «Desire». Выбор показался странным, и я имел неосторожность втянуться в интернет-дискуссию. Выяснилось, что мой новый знакомый предпочитает этот альбом потому, что его подарил ему в 1988 году… Майк Науменко. На катушке, естественно. Каков подарочек, а?

Мы продолжили общение в Фейсбуке. Человека звали Борис Мазин, он был из Казани и работал там директором крупного медиахолдинга. Смешно, но в столицу Татарстана я собирался ехать буквально через несколько дней. Мы созвонились, и началась жаркая переписка. Вначале Борис прислал совместное фото с Майком — в квартире на Боровой. Это выглядело словно мираж. Потом выяснилось, что они дружили с 1984 по 1991 год, а последний раз виделись буквально за две недели до смерти Науменко.

Параллельно Мазин рассказал, что всю жизнь был меломаном, журналистом и диджеем, а также сделал Майку несколько казанских концертов в 1985 году. Они много общались, обменивались магнитофонными записями и рок-прессой. Борис часто приезжал в Ленинград, и лидер «Зоопарка» дарил ему свои машинописные переводы книг о Марке Болане, отпечатанные крохотным тиражом в три-четыре экземпляра.

На встрече в Казани Мазин дал мне невероятное двухчасовое интервью — про «Зоопарк», Ленинградский рок-клуб и самого Науменко. Мы сидели в лобби гостиницы и беспрерывно говорили, говорили, говорили. Вопросы Мазину задавали я и Сергей Гурьев, мой боевой друг, редактор книги и ангел-хранитель.

Это интервью было явно не похоже на сотни других. Борис рассказывал быстро и доверительно — что называется, без тормозов. Чувствовалось, что ему хочется сообщить о Майке нечто важное, о чем человечество по сей день так и не знает. И конкретно у меня после этой беседы восприятие лидера «Зоопарка» начало меняться. Было много ярких откровений — типа: «Майк был лентяй и мечтатель, талантливый фантазер с низким КПД… Обязательно отрази в книге, что Майк-85 и Майк-90 — это два совершенно разных человека. И тут дело даже не в выпивке, а в его окружении».

В финале Мазин подарил мне свой бесценный архив: редкие фото, выцветшие машинописные номера журнала «Рокси», переводы Майка, что-то еще. После интервью я пригласил Бориса посидеть в жюри отборочного тура рок-фестиваля «Индюшата», который проходил в те дни в Казани. Он вначале согласился, но потом отказался. Сказал, что «здоровье паршивое». Тогда-то и выяснилось, что Мазин тяжело болеет — онкология. Просил об этом никому не говорить — мол, официально у него старая травма позвоночника. И мотивы его действий стали худо-бедно ясны и понятны.

Вернувшись в Москву, я начал с нетерпением рыться в его нереальных архивах. Сенсационные находки не заставили себя ждать. В одном из ранних номеров «Рокси» мною было найдено «объявление» Майка о наборе музыкантов в рок-группу, которое я искал долгое время. Оно датировалось 1980 годом и было бесценным. Также в подаренных трофеях присутствовало великое множество фотографий — выступление Майка в Казани, а также часть фотоархива «Рокси», давно считавшегося утерянным. Еще я привез из Казани подаренную Майком Боре Мазину виниловую пластинку «LV» 1991 года и первопресс «Kick Out the Jams» американской панк-группы MC5. Почему я про это упоминаю? Потому что уже тогда Мазин раздавал свою коллекцию, причем целенаправленно.

Потом мне начали приходить посылки — куча всевозможных синглов, слегка порванные еженедельники и журналы 1972–1983 годов, подаренные ему Майком. Затем Борис прислал еще две переведенные Науменко книги: биографию Марка Болана «Космический танцор» (с автографом лидера «Зоопарка») и толстенную энциклопедию «Рок-списки». За некоторыми из этих артефактов Борис ездил за город, в квартиру родителей. Не поленился.

Таким причудливым образом у меня поселился архив Майка Науменко. В него входили редчайшие машинописные книги, диски, множество номеров Melody Maker, New Musical Express, Record Mirror, Creem Magazine и др. Передать сейчас собственные ощущения от этих сказочных приобретений сложно.

«В ответку» я начал высылать Борису главы из книги. Мазин текст хвалил и искренне говорил, что «все написано очень плотненько». Заодно признался, что у него дома хранятся почти все мои книги — от «100 магнитоальбомов» и «Золотого подполья» до биографий Курехина и Кормильцева.

Пользуясь случаем, я слезно попросил Бориса найти подаренные Майком магнитофонные катушки: Вудсток, альбомы Эдди Кокрена и T. Rex. Но, как выяснилось, все эти богатства, увы, канули в Лету. В середине 90-х — вместе с письмами Майка — их выкинул на помойку отец Мазина, бывший военный летчик. Как сказал Боря, папочка сделал это с целью расширения собственного жизненного пространства. «Четырех комнат ему, по-видимому, было мало», — с грустью заметил он по телефону. Когда я начал в очередной раз благодарить Бориса, он вспомнил последнюю встречу с Майком. Когда, сидя на кухне у Валеры Кирилова, лидер «Зоопарка» на прощание сказал: «Ты меня здесь видишь последний раз… В следующем месяце я уже перееду жить к родителям». А через несколько недель Майка не стало.

Вообще получалось, что внезапно Мазин оказался чуть ли не главным архивариусом страны по Науменко. Я знаю, что несколько приятелей Майка на меня обидятся, но, по моим ощущениям, это выглядело именно так. Меня потрясло, как Мазин горячо говорил мне на диктофон про «патент на правду» о Майке. Мол, раньше этим грешил Саша Старцев, потом Кирилл Серебренников и друзья «Зоопарка». Что все они делают из Науменко святого и процесс стерилизации идет сейчас полным ходом. Слишком много мифологии и слишком мало «живого человека».

Короче, почти два месяца мы с Борисом переписывались и делали интервью по телефону. Анализы у него в это время были плохие, и Мазин хмуро понимал, что счет пошел на часы. Поэтому в один из вечеров тихим голосом попросил прислать будущую книгу про Майка его родным. Он угасал прямо на глазах.

Последний наш разговор состоялся перед моей рабочей поездкой на поп-фестиваль в Витебск. Мазин был совсем плох и уже не помнил, как назывался альбом, записанный Майком перед «Уездным городом N». У него «ехала крыша», но он продолжал переписываться с Наташей Науменко и как-то сказал ей по телефону: «Жалко, что мы не познакомились с Кушниром на год раньше».

Через несколько дней, в понедельник, 15 июля 2019 года, Наташа звонила мне несколько раз подряд. Как назло, телефон был занят рабочей херней, и вечером она прислала мне СМС-сообщение: «Мазин умер». Дикая мистика: это произошло ровно в тот момент, когда я закончил писать главу «Штурм Казани» — про историю знакомства Майка и Бориса. Прочитать этот текст Мазину я так и не успел.

Его памяти и посвящается эта книга.

Понравился материал? Помоги сайту!