Андрей Макаревич: «Ребята, это про вас про всех!»

29 июня «Машина времени» отмечает 50-летний юбилей большим концертом на стадионе «Открытие Арена»: он станет отправной точкой в гастрольном туре по России и странам зарубежья, который растянется на два года. Перед этим событием Денис Бояринов встретился с Андреем Макаревичем, чтобы поговорить об истории группы, и узнал, как «Машину» вырезали из «Афони» и как не состоялась коллаборация с Полом Маккартни.

— Сколько всего песен у «Машины времени»?

— Не считал. Я думаю, что где-то за 500. В районе 600.

— Когда вы начали писать песни, какие у вас были источники влияния? Могу предположить, что Боб Дилан и The Beatles, а также Галич и Высоцкий.

— Дилан и «Битлз» — конечно. Джаггер, да даже Пит Сигер. А с другой стороны, прежде всего — Окуджава. Хотя это было подсознательно. Высоцкий — в меньшей степени. Он мне очень нравился, но мне казалось, что мы совершенно разными делами занимаемся. По молодости я думал, что мы — рок-н-ролл вообще, а он — бард. Только к 1980 году я понял, что ни фига не разными.

— Интересно, что при всей любви к Дилану вы избежали прямого копирования и перевода его песен. От чего, например, не ушли Борис Гребенщиков и Майк Науменко.

— В Питере была такая традиция — они серьезно изучали тексты. Не только Дилана, но и Донована, Леннона и Боуи, потом Talking Heads. А я помню, что страшно обламывался в девятом классе, когда с ужасных пленок списывал битловские тексты. Пленки были настолько затерты, что слова было разобрать невозможно. Я писал какие-то английские фонемы, совершенно не заботясь о смысле, и уже несколько лет спустя, когда послушал их в хорошем качестве, я поразился, как же я их не догонял. Слова-то простые совсем.

Я понимал, о чем поет Дилан, но такой потребности, как у Майка, — копаться в текстах, записывать их в тетрадку мелким почерком — у меня не было. Мне себя самого хватало.

— Недавно вышел большой юбилейный сборник «50» — лучшее за 50 лет. Там 61 трек на четыре часа звучания.

— Это было продиктовано вместимостью винила, на котором этот сборник выйдет. Там есть свой предел, а потом уже качество сильно хромает. За этот сборник Кутикову надо поставить еще один маленький памятник, потому что он сидел и выравнивал по звуку записи, сделанные в совершенно разное время и в совершенно разных условиях. С тем, что писалось давно, была проделана адская работа.

— Этот сборник начинается с песни «Марионетки». Почему именно с нее?

— Это один из наших старейших хитов — 1975 год. Не знаю, почему так получилось. Сашка (Кутиков. — Ред.) составил стороны пластинок и мне прислал. Я где-то один раз вмешался — переставил одну песню с диска на диск, и он со мной тут же согласился. Все остальное очень гармонично получилось.

И ничего за 50 лет не изменилось.

— Песня «Марионетки» не стареет — ее текст и в 2019-м звучит остро.

— Дело в том, что люди не меняются. Мироустройство вообще меняется значительно меньше, чем хотелось бы. В советское время говорили, что «Марионетки» — это про комсомол или про ЦК КПСС. Глупо видеть в этой песне злободневный подтекст. Да нет, ребята, это про вас про всех! Лично про каждого. И ничего за 50 лет не изменилось.

— Правда ли, что «Марионетки» были одной из самых «запрещенных» песен «Машины времени» и в ту эпоху, когда надо было литовать тексты исполняемых песен, вам ее постоянно исключали из программы?

— Мы часто ее не писали. Но играть — играли. Мы же не объявляли со сцены названия песен. А что это звучит? А это народная песня — «Ой да ты, калинушка».

— Песня, с которой многие открыли для себя «Машину времени», — это «Солнечный остров»; она прозвучала в фильме Георгия Данелии «Афоня».

— Все ищут в этом какой-то подтекст — что не случайно Данелия выбрал «Машину времени» и не случайно выбрал эту песню. Все это чушь собачья! Когда у Данелии начались какие-то проблемы с группой «Аракс», которая снималась в этом фильме, он спросил у своего сына, какая еще есть популярная группа в Москве. «“Машина времени” есть». — «Найди мне их». Нашли. Пришел администратор, говорит: хотите у Георгия Николаевича сняться в эпизоде? Конечно, хотим! Ночью мы приехали в какой-то ДК. Данелия очень волновался, что надо массовку собирать. Ему сказали, что не надо собирать массовку, надо постараться сделать так, чтобы на «Машину» не так много народу пришло. Он не поверил и очень удивился, когда так все и оказалось. Попросил сыграть медленную песню. Я говорю: вот «Солнечный остров» есть. Ну отлично — давайте. Вот и все.

Из всех копий «Афони» эпизод с нашим участием исчез.

— Если вас снимали для фильма, то почему «Машину времени» не показывают, а звучит только песня? Лиц ваших там нет.

— Сейчас — нет, а раньше были. Поскольку это было единственное место, где можно было увидеть, как выглядит «Машина времени», каждый киномеханик вырезал по кадру из пленки — для себя или девушке подарить. Это же был цветной диапозитив. И из всех копий ленты эпизод с нашим участием исчез. Потому что сам эпизод длился, ну, может быть, секунду.

— Зато сохранился замечательный фильм того же времени, в котором вас можно увидеть, — «Шесть писем о бите».

— Это 1977 год. Курсовая работа Леши Ханютина. Очень симпатичный малый. Уговорил нас сняться. Эта пленка чудом сохранилась, потому что его чуть не вытурили из ВГИКа за этот фильм. Пленку забрали и опечатали, но у него каким-то чудом дома сохранилась копия этого учебного фильма. Теперь у нас есть ценный документ эпохи.

— Большая слава пришла к группе в 1979-м, когда в «Машину времени» пришел Александр Кутиков и вы ушли в Росконцерт.

— Наверное, так. Слава была все равно подпольной, потому что в официальных источниках она нигде не отображалась, но по реакции зрителей во дворцах спорта все было понятно.

— Вас, по крайней мере, пускали во дворцы спорта.

— Это да. Но этим все и ограничивалось.

Пока не поймешь, про что эта мелодия, у тебя ничего не получится.

— Говорят, что популярности «Машины времени» и песни «Поворот» поспособствовали Олимпиада в Москве и работавшая в это время радиостанция Radio Moscow World Service, где крутили эту песню.

— Эта песня совсем не была главной в их эфире. Они крутили не только «Поворот», но и другие вещи «Машины времени» — «Будет день», «Как хорошо иметь свой дом» и «Солнечный остров». Крутили и первый альбом «Воскресения», и песни Кости Никольского, и Пугачеву. Крутили то, что было нормальным.

— Почему на этой волне можно было услышать песни «Машины времени», а на других нет?

— Считалось, что они вещают на зарубежье. В этой связи их не очень проверяли на предмет музыкальной составляющей. Но никому не приходило в голову, что и на средних волнах эта радиостанция прекрасно ловилась. У всех таксистов она играла с утра до ночи. Многие думали, что это «Голос Америки» передавал «Машину времени». А это была наша родная радиостанция. Так все продолжалось, пока ее Лапин не прикрыл с большим скандалом.

— Когда вы написали «Поворот», у вас было предощущение, что получился хит?

— Никакого не было. Написали — и написали. Никогда не угадаешь.

— Как вы пишете песни вместе с Александром Кутиковым?

— Вместе — крайне редко. Чаще всего он приносит мне мелодию, которую налялякивает сейчас уже на телефон, а раньше — на кассетник. И потом я с этим корячусь и пытаюсь понять, про что эта мелодия. Это самый тяжелый и малоприятный процесс. Пока не поймешь, про что мелодия, у тебя ничего не получится. Зато если ты понял — дальше уже вопрос техники в чистом виде.

— Так же было с песней «Поворот»?

— Конечно. Мелодия пережила массу музыкальных трансформаций. Кутиков же ее придумал как медленный-медленный вальс на три четверти. Розовые сопли. Пока она не стала такой, какой стала, — и тут я что-то в ней услышал.

Я не слушаю наших старых записей; ну есть они где-то — и слава богу.

— У вас есть история как у Пола Маккартни, когда он сочинил на приснившийся ему мотив «Yesterday» текст про яичницу?

— Сашка иногда приносит какие-то «рыбы». Но они, скорее, мешают. В любом слове есть смысл. Он тебя оттягивает от того, на чем ты хочешь сосредоточиться.

Бывает так, что я пишу и понимаю — клевая строка, но надо добавить один слог, а значит, в мелодию надо добавить одну ноту. Я говорю: «Сань, ну давай сделаем». — «Нет-нет! Ты все портишь! Это делать нельзя». В такие моменты он бывает совершенно несдвигаемым. Ну хорошо — я корячусь дальше, чтобы все поместилось.

— Из песен 1980-х годов есть ли такая, которая, простите за каламбур, как машина времени, переносит вас в ту эпоху?

— Я не переношусь ни в какую эпоху, вот ей-богу. И вообще я не страдаю ностальгическими соплями. И не слушаю наших старых записей; ну есть они где-то — и слава богу.

— А когда вы поете «Костер» на сцене, в этот момент вы о чем думаете?

— Это хороший вопрос. Если ты будешь петь, а думать о чем-то другом, то ты рискуешь соскочить с куплета, потому что мысль тебя унесет. Значит, надо не думать в этот момент вообще. Голова тут выключается. А вот ощущение надо держать в этой песне.

— Какое ощущение?

— То, которое у меня с этой песней ассоциируется. Это невербально.

— В 2000-х у вас вышел альбом «Time Machine», который вы записывали на студии Abbey Road. Вы сочинили что-нибудь там — в битловских стенах?

— Там не было времени. Мы работали по 12 часов в сутки, потому что нам надо было уложиться в 10 дней. Мы очень готовились к этой записи в Москве — сидели и придумывали песни вместе с Кутиковым, Маргулисом, Вовка Матецкий тоже с нами сидел. Он-то и предложил эту идею — чтобы мы все вместе сидели в одной комнате и что-то сочиняли: обычно-то каждый всегда приносит готовые темы. Песня «Пой» неузнаваемо изменилась во время этой работы.

Никогда не старайся думать о том, что сегодня хавают.

— Для «Машины времени» этот альбом необычен еще и тем, что во время его записи с вами впервые работали аж два продюсера — Владимир Матецкий и Хэймиш Стюарт.

— Оба были необычайно деликатны. Хэймиш — человек с большим опытом битловской работы. Мы очень любим эту музыку, и, надеюсь, дыхание этой музыки на этом альбоме есть. Тем не менее Хэймиш очень деликатно что-то предлагал. Не было никакого продюсерского диктата.

— Есть ли на этом альбоме реверанс The Beatles (кроме того, что он записан на Abbey Road)?

— Я — противник этих вещей, но была задумка, что Маккартни как-то поучаствует в записи альбома. Хотя бы краешком. Потому что у Хэймиша была песня, которую они вместе с Маккартни сочинили. Она нигде не была записана. Хэймиш предложил сыграть ее с «Машиной» и позвать Пола — он придет, возьмет две ноты или споет припев. И все было на мази, но в тот день, когда это должно было произойти, грянул скандал с разводом Маккартни. Для него это был жуткий шок — судебная история, огромные деньги. Я подумал: ну и к лучшему.

— Последние песни «Машины времени» с мини-альбома «То, что всегда с тобой» мне показались очень битловскими.

— Самая битловская из последних песен — это «Однажды». Она пропитана их духом. Тем, как Пол играл на пианино и как Харрисон играл на гитаре. Там много их влияния, которое я совершенно не старался прятать. Это открытая благодарность. Так вышло. Эти песни потребовали вот такого изложения. Мы же не стараемся в духе «а давай-ка сделаем битловскую песню, а давай-ка сделаем ледзеппелиновскую!» Такие вещи кончились 25 лет назад.

— Вы — один из лучших авторов песен в стране, причем на протяжении уже полувека. У вас есть рецепт, как написать хорошую песню?

— Есть рецепт, как не написать плохую. Никогда не старайся думать о том, что сегодня хавают. Сразу скажу, что получится говно. Не потому, что сегодня хавают говно. А потому, что не надо делать «чего изволите».

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!