22 ноября 2018Современная музыка
157

Ольга Маркес: «Я за то, чтобы остаться семейным магазинчиком с самыми свежими овощами»

Лидер заслуженной регги-группы Alai Oli о том, что произошло с русским регги, и о том, почему ее частный бизнес — это не Вавилон

текст: Александр Нурабаев
Detailed_picture© Alai Oli

24 ноября в московском клубе «Известия Hall» выступит группа Alai Oli — заслуженные герои русского регги, выступавшие на одной сцене с Хорасом Энди и Ли «Скрэтчем» Перри. Перед концертом Александр Нурабаев встретился с создательницей и вокалисткой группы Ольгой Маркес и обсудил историю группы, кризис русского регги, новый альбом «Alice» и ее школу идеального тела #Sekta.

Alai Oli давно не выступали. Грядущие концерты в Москве и Питере — единственные в уходящем году. Наверное, вы подготовили особую программу…

— Тебе, наверное, дико скучно задавать всем группам такие вопросы? Концерты, программы…

— Есть такое. Обычно я их не задаю. Но попросили об этом поговорить…

— Вообще кому-то это интересно? Давай лучше попробую тебе рассказать что-то другое. Когда мы зарабатывали только музыкой — это было тяжело. Вся среда давит, говорит тебе о том, что тебе кровь из носу надо записывать альбомы, писать хиты, постоянно объявлять НОВОЕ ШОУ или ЮБИЛЕЙНОЕ ШОУ. Это же БУЭ-Э-Э-Э. Мы даже тогда не делали суперхитов (кроме пары песен «ТТП», о которых я до сих пор немного сожалею) — и это нас спасло от взлетов и, соответственно, падений. Росла аудитория (потому что на концертах круто и потому что если нравятся Alai Oli, то нравятся не одна-две песни, а весь материал). Потом вообще произошло чудо: музыка снова стала свободной от финансовых ожиданий — не надо было использовать ее, как дойную корову, для жизни и пропитания. Вот в этот момент все в моей жизни снова стало гармонично. Теперь ничто не давит на меня: можно писать что и когда хочешь, выпускать это, когда захочешь, — не давят дедлайны, планы продаж концертов, промотуров. Творчество имеет только одну цель: быть честным.

Мы даем концерты редко, чтобы это не было фабрикой однообразных эмоций и шоу. Мы играем новое до того, как оно будет выпущено. Вот сейчас на концерте мы покажем новые треки с EP «Sad Princess», а выпустим его позже. Когда все доделаем.

Остальную часть сет-листа мы сделали с теми, кто пойдет на концерт. Треков много, и мы стараемся играть то, что людям в настроение, и то, по чему они скучали.

— А в какой момент музыка перестала быть исключительно работой и снова стала приносить удовольствие?

— Важно сказать, когда я устала: когда мы турили и я не успевала передохнуть — я перестала проживать музыку, стала просто выдавать концерты на автомате. #Sekta (Ольга Маркес — основательница и руководительница школы идеального тела #Sekta. — Ред.) стала для меня побегом из этой тюрьмы. Я вела этот блог и отдыхала душой, там я снова жила, и там не было автоматизма. Потом это захватило всю мою жизнь, и музыка во мне как будто отдохнула, а я отдохнула от концертов и снова начала кайфовать.

— Давай вернемся в те времена, когда все только начиналось. Я читал, что первый ваш концерт в Москве состоялся в 2004 году на регги-фестивале в «Горбушке», где хедлайнером был Хорас Энди из Massive Attack. Ты помнишь то выступление?

— Конечно, помню. Это был космос. Но, знаешь, это было… А тебе сколько лет?

— 35. И я, кстати, был на том выступлении. Хорошо помню Хораса Энди и «Карибасов». А вас вообще не помню, если честно.

(Смеется.) Если бы и помнил, то только то, как это было плохо. Поскольку гитарист весь концерт играл один трек, а группа — другой. Мы до этого не выступали на такой большой сцене. Это всего лишь был наш четвертый концерт, что ли. Да и попали мы туда интересным способом. Были форумы Jah Division и на Reggae.ru — два таких оплота. Тогда, кстати, очень многое решалось на форумах. Для рэпчика был Hiphop.ru, где разворачивались все эти баттлы. А для регги — вот эти два ресурса. И, по сути дела, я просто общалась с людьми, сидя в Екатеринбурге. Там вся эта культура мало кому была интересна. Если тебе не повезло родиться не в Москве, то ты был оторван от тусовки. Но нам, конечно, просто повезло. Я была очень общительной девочкой. И моя коммуникабельность мне сильно помогла.

Чудом познакомилась в 2003 году с Филей из «Карибасов» в Анапе, где проходил фестиваль «Анапа-Арт», на который привезли московских регги-музыкантов на автобусах, поселили их на турбазе. Я была в девятом классе и отдыхала там с дедушкой и бабушкой (смеется). Сбежала от них, познакомилась с музыкантами на площади. Они привели меня на эту турбазу. Захожу в домик, а там сидят мои кумиры. Все дредастые, поют. И я тоже с ними спела свою единственную на тот момент песню. А потом спустя непродолжительное время я оказалась на одной сцене с «Карибасами». Филипп (Филипп Никаноров — лидер группы «Карибасы». — Ред.) — вообще очень важный человек в моей жизни. Он зажег во мне искру. Это была судьбоносная встреча. Я поверила, что чудо возможно. Понимаешь, тогда из Екатеринбурга приехать на этот концерт было очень сложно. Купить билеты в плацкарт для всей группы — для нас это были колоссальные деньги. И записаться тогда было практически невозможно. Мы поехали на тот фест без единой демки. Спасибо Леше Сидорову, который организовывал все эти фестивали. Святой человек! Он должен быть канонизирован в российской регги-музыке. Невероятно много сделал для всей этой культуры. И много лет он вытаскивал нас на концерты, благодаря чему мы становились сильнее, окрепли. Выступали с Хорасом Энди, Ли Перри, на различных фестивалях русского регги. Для меня это был настоящий подарок судьбы.

Потом вообще произошло чудо: музыка снова стала свободной от финансовых ожиданий.

— С чего вообще началась твоя любовь к регги? Какие исполнители первыми тебя зацепили?

— Наверное, с Олди (Сергей «Олди» Белоусов — лидер группы «Комитет охраны тепла». — Ред.). Конечно, я слушала Боба Марли, Питера Тоша, троянские бокс-сеты. Но то, что мне реально попало в сердце, — это «Комитет охраны тепла». Это моя душа, все, что я чувствую. И в дальнейшем в творчестве моем это ощущение продолжило развиваться. Эта русская тоска, мрачная сторона. Кстати, на нашем новом EP в двух песнях есть отсылки к творчеству Олди. Для меня эта музыка до сих пор жива и актуальна. И мне удалось познакомиться с ним. Это были чудесные встречи, мы довольно много времени провели вместе. Филя и Олди — это два моих настоящих кумира. И мне посчастливилось познакомиться с ними и побыть в их ауре. Услышать от них что-то важное. Общаться с ними, будто мы сто лет знакомы. Таких встреч у меня было не так много.

— Знаешь, я тоже очень много в свое время слушал регги, даб и ходил на те тусовки, о которых ты упоминала. И, по моим наблюдениям, первая половина нулевых была пиком раста-движения в нашей стране. Было много концертов, фестивалей. К нам приезжали все эти крутые ямайские деды — Хорас Энди, Ли Перри, Макс Ромео, The Wailers. Среди молодежи было много «дредастых». Но вся эта движуха постепенно сошла на нет, и регги так и не стал значимым явлением в нашей культуре. У тебя есть объяснения — почему?

— Да, ты прав. Для меня все, что произошло с русским регги, его падение — все происходило практически на моих глазах, и у меня к этому очень личное отношение. Я считаю, что музыка способна проникать в человека и оставаться в нем навсегда, только если в ней есть настоящее послание. Почему песни Боба Марли нравятся не только любителям регги? Потому что в них и есть то послание. Эта музыка дает силы, дает надежду. Мне кажется, что русский регги не нашел в себе тех силы и чистоты. И со смертью Фили многое ушло из этой музыки. Из всех людей, встреченных мною в тусовке, он был самым чистым, самым харизматичным, настоящим шаманом. Музыка все равно строится на харизме артиста, и можно бесконечно переводить тексты всякого conscious reggae и петь о мире и тому подобном, но это никогда не сработает. Вот как Филя пел: «Ты спрашиваешь, где наш дом, он с нами всегда, где бы ни были мы» — простые слова, но то, так как они спеты, в каком контексте, все решает. У других регги-музыкантов тоже были сильные строчки, но когда я с ними познакомилась и увидела, что за всем этим стоит, то сильно разочаровалась. Это вообще опция молодости — разочаровываться. Сейчас я куда лояльнее и понимаю, что если ты начинаешь игру с травки, веществ, с зависимости, то сложно вырваться из этого круга. Многие из московской тусовки сидели на тяжелых наркотиках, но при этом на словах были все такие раста.

Или другая сторона — это гениальность человека, которого съедает безумие. Вот Жак из «Республики Джа» был таким. В этой музыке силу давала или чистота, или юродивость. В итоге все или умерли, или сошли с ума — в русском регги таких ярких личностей просто не осталось.

Русский регги не нашел в себе тех силы и чистоты.

— Поговорим о субкультуре, которая как раз таки стала массовой. И в наше время это хип-хоп. Я знаю, ты к нему неравнодушна. Кто твои любимцы на сегодняшний день?

— На сегодняшний день я все меньше слушаю рэпчик. Да и слушала всегда волнами. И волны эти были разными. Последним, кто меня зацепил, был ATL. Знаешь, во мне всегда был патриотизм, но не в той форме, в которой это слово представляют сейчас. В растафарианстве многое построено на идее возвращения домой, привязанности не к конкретно африканским корням, а к твоей исконной identity, к той земле, которая дает тебе силы, на которой ты вырос, к языку, на котором ты говоришь. Это твой меч, твое оружие, твой самый главный инструмент, особенно если ты — музыкант и пишешь песни. И как раз творчество ATL очень простое, понятное. Но в нем есть эта сила — сила слова, от которой боевая энергия внутри просыпается. Еще мне очень нравится Скриптонит в музыкальном плане. Я обожаю его видение музыки. Личность он, конечно, темная, и это понятно.

— Как тебе последний альбом Face?

— Я такое не слушаю. Эта мем-музыка абсолютно мимо меня. Да и социальный посыл в таких формах меня почему-то не цепляет. Почему-то таким посылам сложно попасть в сердце. Нам нужна «La rage», как у Кени Арканы.

— Социальный аспект тебе совсем чужд? Ничто из происходящего тебя не задевает и не вызывает желания высказаться?

— Меня задевает то, что я не могу найти на политической арене идеи, в которые могла бы поверить. Как, например, помнишь, в Исландии победила партия панков, которые выступили со здравыми предложениями — и народ их выбрал (имеются в виду выборы мэра Рейкьявика в 2010 году, на которых победили комик Йон Гнарр и его команда анархо-сюрреалистов, названная «Лучшей партией». Вопреки ожиданиям, панки смогли вывести исландскую столицу из кризиса, показав, что эффективно управлять городом могут непрофессиональные политики. — Ред.). К тому же нет такой харизматичной, классной фигуры, в которую хотелось бы верить. А всегда хочется, чтобы был такой человек. Мне кажется, у наших родителей было сильное и четкое желание перемен. Они точно понимали, чего у них нет и чего бы им хотелось из того, что есть на Западе. А современная молодежная идеология разрозненна, и ничто не может нас объединить. У меня есть несколько социальных треков по этому поводу. «Искры», например. И каждая моя социальная песня говорит о том, что любой протест начинается с того, что делает человек, как он живет, когда остается один. В протесте должны быть чистота и непорочность человека, который протестует. Для меня идеалом бунта в политике является [Евгений] Ройзман, его я знаю лично. И много лет наблюдаю за тем, как он работает, как много делает и как сильно ему мешают. И при этом он никогда не идет на компромисс с властью. И насколько же ему сложно приходится. Вот его мне бы хотелось поддерживать, но сильно сомневаюсь, что ему дадут возможность сделать шаг вперед. У него на каждое событие есть свое мнение, и он не боится его высказывать, даже если оно «антигосударственное» или, наоборот, антиоппозиционное. Он говорит так, как думает. И это и есть в моем понимании непорочность.

— Евгений Ройзман — личность весьма неоднозначная. С одной стороны, все, что ты сказала, — правда. С другой, все мы прекрасно помним «Город без наркотиков» и не самые гуманные методы лечения наркозависимости, которые практиковались этой организацией.

— Слушай, я сама из этой темы. У меня много знакомых зависимых, и мы много дискутировали. Я просто знаю, какие люди могут сами выздоравливать, сами добровольно пойти на путь трезвости. Он же брал других, которые никогда добровольно не будут [лечиться]. Они будут бить своих матерей. Они будут грабить на улицах. Они опасны для своих близких, для окружающих, для себя. Тех, кто мог соскочить добровольно, он не стал бы трогать, привязывать и все остальное.

— Сменим тему. Вы уже много лет не поете песню «Зачем ты под черного легла», по которой многие (и я в частности) в свое время узнали о группе Alai Oli. И клип на нее — один из самых просматриваемых у вас. Почему так?

— Ну сколько можно шутить одну и ту же шутку. Песня побыла какое-то время смешной, а потом перестала.

— Как ты думаешь, если бы этот трек вышел в наши дни, отличалась бы реакция?

— Не знаю, думаю, что люди так же разделились бы на тех, кто понял шутку, и на тех, кто не понял.

— Много было тех, кто не понял?

— Да! И до сих пор прилетает. Знаешь, у меня достаточно друзей и знакомых и среди левых, и среди правых. Мне близки и те, и другие идеи. Я считаю, что каждая народность и языковая идентичность должны собой гордиться и оберегать себя, оставаясь при этом дружелюбными, отзывчивыми. Никаких тупых методов не практиковать. Эта песня, прежде всего, против тупизны! Мои левые и правые друзья могут дискутировать, критиковать идеи друг друга. Но идеи насилия неприемлемы ни в каком проявлении. Я против фашизма!

Сейчас стало стыдно говорить: «Я — русский!»

Против неприятия не только к цвету кожи, но и вообще к тому, насколько человек знает язык, как он одет и что думает. Неуважение подобного рода считаю недопустимым. Но при этом за толерантностью и дружелюбием не стоит забывать, на какой земле ты стоишь, где твои корни и кто ты. Нельзя лишать нас возможности гордиться своей нацией, языком. А сейчас стало стыдно говорить: «Я — русский!», гордиться этим. Это автоматически означает, что ты — ватник или фашик. У всего этого странная коннотация. Потому что тупые есть со всех сторон, и вот с этой стороны они агрессивнее. Понимаешь?

— Понимаю. Но считаю, что невежественной или, как ты сказала, тупой агрессии хватает и с той, и с другой стороны.

— Да, думаю, стоит дописать третий куплет. Где одни тупые и другие тупые бьют друг другу морды, а умные просто смеются над этим.

© Alai Oli

— Перейдем к более позднему вашему творчеству. Ваш последний альбом «Alice» — концептуальный. Повествование разворачивается вокруг некой Алисы, молодой девушки, находящейся в экзистенциальных поисках в большом городе. Кто этот персонаж?

— Существует реальная девочка, которая меня вдохновила. Она мне пишет письма с 12 лет. Для меня она — гений. Например, еще в школе она выиграла грант на обучение в Америке, уехала туда на год. Там, конечно, она сильно повзрослела. Все это время я узнавала о ее жизни из длинных писем, как будто читала красивую и интересную книгу. Потом она переехала в Питер. Поступила на искусствоведа. Сложно так передать — но просто поверь: с самых ранних лет ее слог невероятен, как будто ты читаешь классика. То, как она это делает, — настоящее искусство. И из ее писем я брала зарисовки, иногда — прямые цитаты: например, в песне «Что ты делаешь» — «И эти Rothmans с лаймом, / Винтажные платья, / Джеркис и крем. / И все останется в тайне, / Этот трак, что едет в бездну, / Как у Пруста, связь звука и места». Только у нее у Пруста был не звук, а запах. В этой зарисовке она ссылалась на фильм «Keith», который я совсем недавно посмотрела. Получилась такая двойная отсылка, но только мы с ней знаем, что за этими строчками стоит на самом деле. Что эти образы значат в моей жизни и в ее.

— Много добавила от себя в этого персонажа?

— Да, конечно. Вот те моменты, когда Алиса чувствовала, что жизнь ее изменится, — это, конечно, про меня. В то время моя реальность стала слишком твердой — как бы это объяснить: бизнес, аспирантура, семья, имущество… Этот человек — тоже я. Но внутри меня живет еще и другая девочка, тот мечтательный панк, который никуда не уходит с возрастом и с уровнем ответственности. Моменты, когда ты стоишь на пороге чего-то нового и оглядываешься вокруг, смотришь на свою жизнь и переоцениваешь ее. И потом ты делаешь шаг и думаешь: «Вау! Все новое. Так круто!» А потом… Все новое становится старым. Поэтому у альбома кольцевая структура.

— Среди молодых (и не только) музыкантов бытует мнение, что формат альбома устарел. Зачем в наше время такие концептуальные опусы, как «Alice»?

— Если хочется, надо делать все что угодно, да и, по сути дела, «Alice» — это ипишка. Всего шесть треков. Желание связать их текстами родилось практически в последний момент. К тому же мы сняли фильм, которым очень горжусь. Одно из главных моих творческих достижений.

— Не мог обойти стороной и другое твое детище — школу идеального тела #Sekta, которая из любительского блога «ВКонтакте» о здоровом питании и методах похудения выросла в серьезный бизнес, настоящую франшизу…

— Франшизы у нас нет. У нас все централизовано. Я считаю, что вот такая штука, как франшиза, — это Вавилон. Мне не нравится идея бесконечного масштабирования и экспансии. Я за то, чтобы не становиться супермаркетом, а остаться семейным магазинчиком с самыми свежими овощами.

— Тем не менее в скольких городах у вас филиалы?

— Мы закрыли филиалы в регионах, поскольку их не тащили. Москва и Питер — это те филиалы, которыми действительно есть силы заниматься. Когда встал вопрос о масштабировании, об инвесторах — а в тот момент бизнес очень хорошо развивался, — то многие изъявили желание вложиться и заняться этим, оставив только имя и прикрывшись мной, как ширмой. Я против этого. Я решила, что все буду делать сама, насколько будет получаться. У меня нет никаких партнеров в этом, и я несу ответственность за все. Для меня это важно — жить своим делом и делать его по-своему. Я бы хотела, чтобы многие люди так работали — как у Нассима Талеба, «ставили шкуру на кон». Заботиться о продукте, как это делал Джобс, заботиться о миссии, при этом — не забывать про сотрудников. Обязательно делать какие-то вещи бесплатно. Имею в виду — предоставлять бесплатно определенные возможности тем, кто не может себе это позволить. То, что это все существует и стоит небольших денег, — с одной стороны, чудо, как полусоциальный проект, с другой стороны — это все-таки успех в моем понимании, потому что он создает рабочие места. Я горжусь тем, что мы платим налоги, что все официально и легально. Я пошла учиться в аспирантуру для того, чтобы быть уверенной — мы делаем все правильно.

Со стороны кажется, что именно это — система, что я — точно не борец с Вавилоном, а, наоборот, ушла в бизнес, в мир бабла. Просто меня редко спрашивают о том, что мной движет, какие корни у всех моих начинаний. Я верю, что если делать свое дело хорошо и стараться для людей — ты не останешься один, не останешься голодным. Можно не думать о прибыли, а думать о цели своей работы — не о том, как она поможет тебе подняться на вершину социальной пирамиды, а о том, какую пользу она может принести. Навряд ли это можно понять из интервью Forbes.

Можно работать таким образом, чтобы никогда не предавать все, во что ты верил в молодости.

— Ты давала интервью Forbes?

— Да, прикинь (смеется). Можешь поискать. Но, на самом деле, все, что для меня было важно десять-пятнадцать лет назад, остается важным и сегодня. Самые важные идеи, которые были в нашем творчестве и видении мира, — они все живут. Можно работать таким вот образом, чтобы никогда не предавать все, во что ты верил в молодости. И я в этом убеждена.

— Ты упомянула аспирантуру. На кого ты учишься?

— Это Университет физической культуры, спорта и здоровья имени П.Ф. Лесгафта. Я учусь на кафедре физической реабилитации на факультете подготовки научных сотрудников. Дописываю кандидатскую. Надеюсь, все получится. А моя уже имеющаяся специальность — преподаватель физической культуры. Это второе высшее. По первому я — журналист, выпускница УрГУ.

— Ты — невероятно занятой человек. Какая из твоих сфер деятельности все же приоритетная?

— Я не расставляю их по местам. Для меня все сферы жизни — это звездная система, и я в ней — как Маленький принц: перемещаюсь с планеты на планету, ухаживаю за розами, слежу, чтобы баобабы не прорастали корнями слишком глубоко. По сути — просто стараюсь хорошо делать свою работу на каждой планете.

Alai Oli выступают 24 ноября в «Известия Hall» (Москва) и 23 декабря в Aurora Concert Hall (Санкт-Петербург).


ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных, внутренних и внешних, пространствах

14 октября 20244850
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202411722
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202416632
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202421855
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202423510