Глеб Астафьев: «То, что я сделал, — это тоже торговля (нецензурно)»

О нем впервые услышали в 2015-м. 15-летний парень приехал из Кургана на суд «Кровостока». 26 мая 2016 года, уже 16-летним, житель села Кетово Глеб Астафьев вышел на одиночный пикет в защиту Петра Павленского, которого в тот момент судили за поджог двери ФСБ. Юноша зашил рот, взял в руки плакат «Акция Петра Павленского была переигрыванием знаменитого жеста Варга Викернеса» и встал около магазина в центре Кургана. После этого «Радио Свобода» и «Медиазона» сняли о нем по документальному фильму. На сегодняшний день Глеб Астафьев успел полежать в психбольнице и на битом стекле в Челябинске (вторая акция), сняться в клипе Гуфа и поработать моделью Гоши Рубчинского. С мая 2018-го Глеб Астафьев обрел новую волну популярности, заведя вызывающую фейсбук-страницу, набрал за 3000 друзей, снял полноценный клип и написал сотни поэтических и рэп-текстов. Сейчас молодой человек, представляющийся рэпером Lil Gleb$tar, пребывает в месячном бане на Фейсбуке, его клип удален из YouTube, а 2 октября в Москве состоится его первый бесплатный концерт — у Борисовских прудов.

— На твоей странице в Facebook соседствуют стихи и незаписанный рэп, посты-провокации и сексистские/расистские/ксенофобские шутки, шок-картинки и видео кривляний, снятые на фронтальную камеру. Вкупе с твоей манерой общения (комментарии, угрозы) это вызывает противоречивые, мягко говоря, впечатления о твоей личности, но заслуживает уважения, особенно в год арестов за мемы. Ты согласен, что в тебе и твоем поведении видят больше социального высказывания, чем в твоем творчестве? Многие ведь вообще не понимают, существуешь ли ты на самом деле. Ты похож на арт-проект. Добавляешься в друзья к сотням пользователей, пишешь в том числе радикальные и провокационные вещи.

— Все срастается в один ком. Образуется симбиоз. Есть такая истина: могут не любить, но знать обязаны. Люди могут быть согласны и не согласны с мыслями, которые я на своей странице озвучиваю. Но я давно перерос то, чтобы в сети говорить одно, а в жизни другое. Из того, что я пишу, рождается некое поле для дискуссий. Если люди видят во мне высказывание, то это уже хорошо. Потому что смысл есть во всем, что я делаю. Вообще во всем. То, что человек пишет в интернете, — это одно дело. Главное, что он в жизни собой представляет. Если он говорит что-то, он должен за это отвечать. Я могу ответить каждому, кто поинтересуется, встретиться, разъяснить. То, что я пишу там, — такие же позиции у меня и в жизни. Я все-таки не ходячий перформанс. Мало кто только видит границу между стебом и серьезным высказыванием. Вот Цукерберг, например (нецензурно), не видит и не понимает. А я четко осознаю, что за многие вещи, которые я пишу и проговариваю, меня забанят. «Ч» заменяю на «4» в слове «чеченец» — все равно не помогает.

— У нас с тобой около сотни общих друзей, у многих моих знакомых — за 300, все в основном из художественной среды. Существует ли какой-то определенный спектр людей, которым ты присылаешь запросы на дружбу, некая тактика?

— Совсем нет. У меня есть в Facebook эта (нецензурно) — «рекомендуемые друзья», я просто кликаю — и все. До сих пор удивляюсь, что Facebook — это такая большая деревня. Я начал этим заниматься в мае, с тех пор у меня 3000 френдов. Получил множество знакомств, в том числе и приятных, социализировался. Ну и расфрендов много. Добавляется ко мне, к примеру, комнатная интеллигенция из Эрмитажа, видит пару моих постов, комментирует. Я ей отвечаю: «Женщина, завали (нецензурно)». И расфренд. Дети (нецензурно) и блокируют. Понимаешь, это не для всех. Я, кстати, вообще не считаю себя известным. Известность — это Элтон Джон там, Адольф…

— Считаешь ли ты себя сейчас художником-акционистом? Есть ли у тебя кумиры на сегодняшний момент? Существуют ли акции, которые кажутся тебя значимыми политически и идеологически?

— Кумиров у меня нет давно. Я сам себе кумир, если на то пошло. Меня бесит, когда в заголовках статей про меня пишут «фанат “Кровостока”» или «фанат Павленского». Чуваки, которые так пишут, надеюсь, все раком заболеют. Я давно не фанат «Кровостока» и никогда не был фанатом Павленского. Но я уважаю и тех, и другого. Скажем так, мне симпатичны все венские акционисты, Павленский. Осмоловский тоже делал неплохие вещи раньше или Мавроматти. Есть мощные ребята-акционисты. Были. Сейчас уже нет. Сейчас, кроме меня, никого — меня и Павленского. Остальные, кто называет себя так, — плюшевые медведи. Катрин Ненашева, этот Синий Всадник… Они не могут ничего делать с собой, дико это все бутафорски, заботливо к себе. За комфорт свой переживают ребята, неискренние они. По поводу Катрин Ненашевой: когда в 2015-м началась вся (нецензурно) с перевязыванием инвалида, это было прикольно. Я с ней встретился тогда, респект ей кинул (Катрин Ненашева, если ты все это читаешь, привет тебе, ты не true). Потом я уже вижу, что она в коммерцию уходит. В Донбасс она приезжала, в клетке сидела. А на самом деле я разочаровался в самом акционизме как в явлении. Если ты хочешь что-то изменить, бери калаш и иди на улицу. Акционизм — это наполовину торговля (нецензурно), на вторую половину — некое высказывание. Но и это ничего не изменит, по большому счету. Может быть, в головах изменит что-то у людей, и то у очень маленького количества, а остальные просто посмотрят, как сериал «Школа», и забудут. Современные акционисты хотят революции добиться, просто-напросто не хотят, чтобы власть была. Они — как Навальный, который говорит детям: «Путин, уходи» — а их при этом (нецензурно) дубинами. В том числе то, что я сделал, — это тоже торговля (нецензурно). Я и про себя то же самое скажу. Но изначально я во все это верил; сейчас-то я понимаю, что к чему.

Сейчас, кроме меня, никого — меня и Павленского.

— Ты упомянул Петра Павленского. Как ты относишься к его последней акции в Париже?

— Она мне понравилась, конечно. Но меньше, чем дверь. Хотя бэкграунд у нее тоже мощный.

— Понравилась меньше потому, что эта проблематика не касается тебя напрямую, или потому, что сама акция кажется тебе менее сильной и выразительной?

— Прежде всего — да, меня это меньше касается. Павленский начал про другую страну делать, это правильно. Потому что, если бы он начал про Россию что-то делать во Франции, это был бы полный (нецензурно). Надо быть здесь, чтобы отвечать за свои слова. Есть такой Вадим Дергачев, который через Twitter из Нью-Йорка учит русских людей русскую революцию делать. Понимаешь, это смешно.

— Что с Навальным и митингами?

— С ним все понятно. Это, как я убежден уже, проект Кремля. Если он так неугоден, почему тогда его не закрыли надолго или не (нецензурно), как Немцова, пистолетом в голову? Немцов детей не собирал, по крайней мере. А этот пошел глобальнее — и ничего. Все это дико забавно, на самом деле. Политика — это грязь. В конце концов, митинги ни к чему не могут привести. Пока в России люди жрут пропаганду, говно, никакой революции быть не может. Революция возможна только после революции в головах. Поэтому ее, скорее всего, никогда и не случится, таков уж русский менталитет. А если и случится, то через два дня все так же станет. Анархия — это утопия, которая даже если настанет, то на четыре часа, потому что одеяло на себя всегда тянуть кто-то будет.

— По-твоему, сегодня революция невозможна?

— Революция — это бесполезная (нецензурно), но это веселый движ. Судя по 1968 году, европейцы в этом плане намного менее ссыкливые, чем мы. Народу же нужно энергию куда-то девать и выплескивать. Вот украинцы выплеснули один раз. Молодцы, че, не зассали. Французы, итальянцы и прочие раскормленные рожи — им тоже энергию расходовать надо. По сути, революция (нецензурно) не несет, но это народный праздник. Людям надо куда-то злость, энергию выплескивать, и они этим занимаются. Правильно, хороший движ.

Ты, я, мы (нецензурно) есть Россия.

— В твоих текстах — помимо критики собянинской Москвы и путинской России — проскальзывает прямая критика больших институций вроде института Strelka. Можешь разъяснить свою позицию?

— Институционное искусство — это не искусство, а, скорее, аппарат для селекции дегенератов. Их уверяют в том, что искусство — это нормы, которые им выдали. Это (нецензурно). Нельзя верить МШНК, школе Родченко, той же «Стрелке». Они сделаны, чтобы деньги из людей выжимать. Они как церковь, догматы какие-то. То, как мы преподаем, — это как вы будете потом жить. (Нецензурно) они и жиды. Немудрено, что институций все больше и больше. В некоторых из них, если зайти, могут забавные ситуации встречаться. Например, в Strelka Bar я люблю иногда появиться. Люблю в жизни посмотреть на Собчак, на Мамута из-за четырех столиков.

— Как ты относишься к популярным артистам — к Монеточке, например, или к Фейсу?

— Клип Монеточки про 90-е — это чистой воды спекуляция, понимаешь. И вообще, почти вся эта современная так называемая культура — она, на самом деле, говно. То есть клип Монеточки, сама Монеточка, Гречка, какой-нибудь, не знаю, Тимати, Элджей и все, что они говорят, — спекуляция. Они берут тему такую злободневную и про нее специально (нецензурно). Последний альбом Фейса — тоже спекуляция (нецензурно). Вы думаете, он реально за Россию болеет? Нет (нецензурно)! Ему просто нужна известность, нужно интервью на Би-би-си, нужна поддержка либеральных СМИ. Фейс — просто клоун, придумавший (нецензурно), которая может подействовать, — и она подействовала, достаточно простая (нецензурно). (Нецензурно) короче, а вы ведетесь. Вчитайтесь только в заголовок интервью «Медузе»: «Рэпер Фейс о новом альбоме, Путине, Навальном, Оксимироне, эмиграции и отношениях с Богом». Каждое (нецензурно) слово спекулятивно.

Существует фраза «Русь-мать». Если я ее произношу, это не стеб ни в коем случае. Россия нас сделала. Я ее люблю. Мы есть Россия. Ты, я, мы (нецензурно) есть Россия. Не Путин, не чиновники; мы — это и есть Русь. Есть клочок земли, но без нас он — ничто.

Понравился материал? Помоги сайту!