Гаражные рокеры из России — о новом альбоме и стадном лайкизме, о том, как они записывались в студии Питера Гэбриела, и о том, почему им это не помогло
Отменная российская гаражная рок-группа The Jack Wood выступала на Гластонбери и других международных фестивалях, играла вместе с Терстоном Муром из Sonic Youth, Ником Зиннером из Yeah Yeah Yeahs и отцом панка Ричардом Хеллом, записывалась в студии Питера Гэбриела и делала песни для Pussy Riot, однако это не помогло им выйти из категории «широко известные в узких кругах». Основатели группы, вокалистка Саша и гитарист Денис, рассказывают, почему этого не произошло и возможно ли изменить ситуацию.
— В паблике TheJackWood во «ВКонтакте» написано, что новый альбом на подходе. При этом, как я только что успел понять, вы не виделись с момента вашего последнего выступления в ноябре. Когда же вы альбом записать успели?
Денис: Да, альбом готов. Это долгая история. В июне прошлого года я начал писать аранжировки, и мы постепенно его делали. Очень не спеша. Осенью мы записали вокал, дозаписали гитары, и на ноябрьском концерте в Москве мы эти песни исполнили в первый раз. Альбом делается очень вдумчиво, что для нас не совсем характерно. Обычно мы все делаем наскоком, максимально быстро. А в этот раз решили, что не хотим себя ограничивать никакими временными рамками. Мы ни к чему не привязаны: ни к концертам, ни к чему-нибудь еще.
Саша: Никаких мертвых линий.
— У альбома есть название?
Саша: Рабочее есть. Но пока раскрывать не будем.
— И когда он выйдет?
Денис: Вероятно, в сентябре.
— Прошлой осенью в различных интервью вы много говорили о новом звучании, новом подходе. Именно этого стоит ожидать от новой пластинки?
Денис: Да, более чем. Когда мы играли эти песни на концерте, то переживали, поймет ли их наша публика, поскольку есть определенные стереотипы, связанные с The JackWood. Было опасение, что такое кардинальное, радикальное изменение звука повлечет за собой негативную реакцию. Но, на удивление, ничего подобного не произошло, даже наоборот — показалось, что никто перемены-то и не заметил. Однако это все же был лайв, там другая энергетика, в студии все совсем иначе. Но в любом случае вся инструментальная часть изменилась кардинально. Да и подход тоже.
Саша: Да и тексты стали получше.
— А инструментальная часть делается теми же средствами?
Денис: Нет, абсолютно. Раньше мелодическая часть вся была на гитарах. И вообще были только гитары. Сейчас гитар практически нет. Они появляются эпизодически, скорее, как элементы декора.
Саша: Мне кажется, это сейчас такая ложная скромность.
Денис: Не во всех песнях. Есть песни более гитарные. Но в любом случае фокус сместился.
— Подобные резкие перемены всегда сопряжены с рисками.
Саша: Да-да. В этом и смысл. Хотим риска. Хочу риска очень сильно. И вообще мы ожидаем очень большой волны разочарования.
Денис: Было бы чем рисковать, на самом деле.
Саша: Сейчас уже вообще терять нечего, поэтому мы максимально расслабились.
Денис: Оттого, что 500 человек напишут, что мы говно, и на 20—30 людей меньше послушают наш альбом, ничего не изменится. Уровень напряжения в подростковом, так скажем, периоде от того, что ты делаешь, очень высок, потому что ты ложно представляешь некую картину своего мира, где ты являешься центром и на тебя обращают повышенное внимание. В реальности картина мира совершенно другая. И когда ко мне пришло осознание того, насколько переоценена степень ответственности, которую я возложил на себя и свою музыку, мне стало гораздо легче. Отказаться от тех или иных вещей и сделать что-то по-новому…
Саша: Просто шире взглянуть на вещи.
Денис: Да, шире взглянуть на вещи оказалось совсем несложно. И это так само собой произошло.
Саша: Мы естественным образом стали заложниками так называемого собственного образа. Это произошло как-то очень неосознанно. Ты делаешь свое дело, а люди за тебя сами складывают вот этот образ и в итоге требуют чего-то определенного. И однажды ты понимаешь, что хотел бы сделать иначе, но люди в итоге придут на другое. Они не поймут. И встает вопрос: либо ты прогибаешься, боишься и делаешь, ну потому что так нравится. На тебя придет твоя публика, которая сложилась за годы лайвов. Но это были бы совсем не мы, если бы решили продолжать в том же духе и кататься на старом жирке. Просто душно стало. Захотелось экспериментов. И лично мне мало. Хочется еще.
Если бы The Jack Wood был женщиной — это была бы умудренная опытом женщина, разочаровавшаяся во всем.
— Относительно экспериментов. Последний раз я вас видел на сцене ЦДХ, где вы делали совместный концерт с известным лютнистом Йозефом ван Виссемом. С учетом того, что изначально представить в одном предложении TheJackWood, ЦДХ и ван Виссема было практически нереально, в результате никакого диссонанса не было. Как такое стало возможным?
Саша: Ван Виссем прославился благодаря фильму «Выживут только любовники», который почему-то сразу после выхода вызвал у людей необъяснимые ассоциации с нашей группой.
Денис: Да и вообще Джармуш почему-то плотно ассоциируется с нами. Может, потому что мы много о нем говорили в интервью и так далее. Наверное, дело в эстетике, в культурном коде, который для многих схож с нашей музыкой. А насчет организации концерта: один хороший промоутер, который много лет привозит ван Виссема в Россию и по совместительству еще и наш друг, предложил нам такую коллаборацию.
— Как вам игралось на такой камерной площадке, как ЦДХ?
Саша: Мы и не на таких [площадках] играли. Да не такая уж она и камерная
— Но куда привычнее представить TheJackWood в маленьком клубе, до отказа набитом потными, разгоряченными телами.
Саша: Ну, вот видишь, это опять же сложившийся стереотип. Мы и на больших площадках играли.
— Ну, все мы так или иначе во власти определенных стереотипов.
Денис: Именно поэтому нам больше нравится делать что-то новое, чем снова делать одно и то же. На самом деле это был странный опыт, потому что мы привычны к большой громкости, грязи и так далее. А когда ты играешь на чистом звуке с минимальной аранжировкой, работаешь над динамикой — это абсолютно другой experience. И это уровень выше, и это значительно тяжелее делать. Для меня это был больший вызов, чем любой другой концерт, чем концерт в «ГлавClub», например, где бы все делали как обычно, просто на большой площадке.
— Вы для выступления с ван Виссемом делали специальную программу или же были идеи, которые ждали своего часа?
Саша: У нас так просто все совпало. Мы уже начали смотреть в сторону минималистичного подхода, более сложного, более музыкального, более мелодического решения наших же треков.
— Но звучало все абсолютно по-новому. Никогда бы не подумал, что TheJackWood могут быть такими спокойными.
Денис: Мы и сами бы не подумали.
— Саша, я читал твои концертные дневники, вернее, отрывки из них. Крайне увлекательное чтиво. Ты каждый концерт документируешь?
Саша: На самом деле нет. Но очень много лет меня преследует мысль о том, чтобы сесть, вспомнить каждый концерт и написать о нем. Хотя бы какие-то обрывки воспоминаний. Но я не уверена, что в этом есть какой-то смысл.
— А что ты написала об уже упомянутом прошлогоднем сольнике в «ГлавClub»?
Саша: Я ничего не написала. Я надеялась на выход полноценного видео, которое мы хотели сделать. Но все, как всегда, упирается в людей и их про*бы. Пожалуй, мы — самая самостоятельная группа всея Руси (смеются). Именно по причине нашей самостоятельности с нами было невыносимо работать.
Денис: Да, так и есть.
Саша: Но не все можно сделать исключительно самим. Может, мы выбирали не тех людей. Может, не те люди выбирали нас, не знаю. Но каждый раз, когда мы пытались что-то доверить кому-то, это либо прое**валось, либо было выполнено очень плохо.
Денис: И потом было переделано нами же.
Когда у нас все-таки выйдет книга, мы ее так и назовем — «Люди и их про*бы».
— Так фильма не будет?
Саша: Не знаю. Думаю, что фильм так или иначе сделать стоит. Но не ограничиваться только концертом в «ГлавClub», потому что если мы продолжим совместное творчество, то это будет уже совсем другая история. А потому это стоит в памяти и в истории сохранить.
Денис: Это в целом так и задумывалось. Как некая черта.
Саша: Закрытие гештальта.
— Вас не смутило, что в трехтысячный зал «ГлавClub» пришли человек 300—400 ваших поклонников?
Денис: 620, на самом деле. Но это все равно ничтожно мало. Вообще вся эта история с «ГлавClub» довольно сложная. Не знаю, рассказывали мы ее или нет.
Саша: Я вообще ее не помню.
— Слышал, у вас возникли некие недопонимания с организаторами. Но подробностей не знаю.
Денис: В двух словах — нас очень настойчиво подтолкнули к тому, чтобы этот концерт делать, и к тому, чтобы снимать этот фильм. Соответственно, нужно было к концерту приурочить какое-то событие. Это все было очень натянуто.
Саша: Да, мы изначально были против.
Денис: Все это развивалось неестественным путем. Это было навязано. И, конечно, это наша зона ответственности, что мы позволили этому случиться. История довольно мутная. И мы ожидали еще худшего расклада. Так что то, что мы дали неплохой концерт и пришли шестьсот человек, в целом довольно неплохо.
— Вы — одна из редких российских групп, на которые за рубежом приходят не только представители диаспор. Как вас там принимают?
Денис: Нужно же понимать, сколько приходит и как. Мы — абсолютно нулевая группа за рубежом. У нас нет никакого промо. И мы абсолютно ничего не делаем для этого. Нужно снимать клипы, много видеоконтента делать. Мы этого не делаем. И потому серьезных результатов и не ожидали. Хотя получалось так, что мы попадали на какие-то фестивали, шоукейсы.
Саша: У нас и сольные концерты были.
Денис: Да, хорошие люди нам помогали. Ну а принимают всегда очень тепло. Особенно Британия. В некоторой степени обидно, что не складывалось сделать грамотное промо этих концертов, потому что от того, как нас принимали, четко ощущалось, что потенциал есть.
— А как вы оказались на фестивале Гластонбери?
Саша: Мы сидели на студии Питера Гэбриела и писали различную ерунду. К сожалению, из всего того, что мы записывали, сохранился только один трек. Но он очень недурной, очень нестыдный.
Денис:«Devil» (совместный трек со Scofferlane. — Ред.).
Саша: Да. Я недавно его переслушивала. Он очень классный, и рояль так заехал, на удивление. Сидели, в общем, на студии с какими-то французскими музыкантами, которые озвучивали французское кино. Специально приехали для этого в Англию. И сама студия странная: лебеди плавают, еще какой-то бред. И тут к нам подходит один чувак и спрашивает: «А вы были на Гластонбери?» Мы говорим: «Были в первый день». А он: «А сыграть не хотите?» И мы думаем: а почему бы, собственно, и нет? Гластонбери когда-то на заре образования нашей группы был потолком, голубой мечтой. Я даже почку думала продавать, если бы это помогло (смеется). Оказывается, и вот так может случиться. И на следующий день мы приехали и сыграли. Познакомились с прикольными людьми.
Денис: Там очень много сцен. И мы выступали на самой независимой андеграундной сцене. Там ведь каждую сцену курируют разные группы людей. Нашу сцену делали какие-то полупанки-полуцыгане.
Саша: Да, какой-то бродячий цирк из трансов, наркоманов, стариков, каких-то юродивых. Потрясающе. И все оформлено было как старый заброшенный парк аттракционов в стиле ужастиков. С куклами, у которых вываливаются глаза. Это было абсолютно наше место на тот момент. Сейчас бы я сказала, что, мол, все круто, но пошла бы искать выступление Канье Уэста какого-нибудь (смеется).
Денис: Никаких камер, никакого света, никакого дорогого оборудования на сцене, никаких бодигардов. Очень душевно.
Саша: Хотя пара бодигардов бы там пригодилась.
— А на студию Питера Гэбриела вы как попали?
Саша: Это все PussyRiot. Они хотели что-то записать, что-то сделать.
Денис: Питер предложил им свою личную студию. У него комплекс студий, и есть своя персональная. Вот там мы и тусовались.
Саша: На этой студии только MassiveAttack писались, и больше он никого не пускал. Почему — история умалчивает. Было здорово, но жалко, что большое количество интересного материала, над которым мы работали, в том числе материала, который я писала в Нью-Йорке, когда первый раз с ними ездила в Америку, — все это просто куда-то кануло. Дико обидно. Хотелось бы иметь эти треки в личном пользовании, хотя бы на память о работе с такими людьми и в таких гениальных студиях. Но, как всегда, все упирается в людей и их про*бы. Когда у нас все-таки выйдет книга, мы ее так и назовем — «Люди и их про*бы».
И еще непонятно, куда исчез наш барабанщик.
— Вернемся к новому альбому. Поедете в тур в его поддержку?
Денис: Нет.
Саша: А че? Давай поехали. На машине, на своей (смеется).
Денис: Нет. Работа по организации концертов очень тяжелая. Нужно иметь определенную степень энтузиазма, чтобы этим заниматься. И я могу твердо сказать, что на данный момент мой энтузиазм кончился. И делать маленькие концерты по маленьким городам для меня больше не представляет интереса.
— Даже так.
Денис: По крайней мере, в том виде, в каком это было последние шесть лет. За шесть лет мы сделали больше 100 концертов.
— Понятно, тура не будет. Но будет ли концерт-презентация? Опять же лето — пора фестивалей. Где вас можно будет увидеть?
Денис: Без понятия. Хотя нас зовут выступить то там, то здесь.
Саша: Это из разряда ситуации, если бы TheJackWood был женщиной. Это была бы умудренная опытом женщина, разочаровавшаяся во всем. Она пролистывает в своих тиндерах предложения со словами: «Ах, извольте!» (Смеется.)
Денис: Сезонные фестивали мы упустили осознанно — не было программы новой, не было концертов, не было инфоповода. А насчет нового альбома — сначала надо его выпустить. А организовать концерт в Москве несложно. Сыграть где-нибудь в удовольствие и для своих ребят — ничего против не имеем. А делать масштабное мероприятие точно не будем.
Саша: И еще непонятно, куда исчез наш барабанщик и почему он нас больше не любит (смеется).
— Он вообще участвовал в записи?
Саша: Он послушал, как записывается вокал (смеются).
— Как часто вас достают вопросом о том, почему вы не пишете на русском?
Денис: Да практически в каждом интервью. Такой классический, традиционный вопрос.
— Не думали попробовать записать на русском что-нибудь не в рамках TheJackWood? Я знаю, Денис что-то подобное уже делал.
Денис: Такие мысли возникали. Это вопрос времени и мотивации. Я даже в прошлом году писал в своем маленьком паблике (в официальном паблике Kamio, прошлого музыкального проекта Дениса. — Ред.), что собираюсь записать новый альбом. Но как-то не доходят руки.
Саша: Ты сначала мне пару битов запиши.
Денис: Когда сильно меняются жизненные этапы, очень тяжело вернуться.
Саша: Понимаешь, дело в том, что не нужно никуда возвращаться.
Денис: Это должно во что-то новое вылиться.
Саша: Ну да. У тебя новый этап — ты и делаешь что-то новое.
Денис: В принципе, то, что являет собой новый альбом TheJackWood, — это симбиоз собственно TheJackWood и нашего прошлого. Я вернулся к чему-то кроме живого звука, чем увлекался очень сильно до нашей группы. То, что происходит сейчас, — это принятие себя и самовыражение любыми способами без оговорок на то, как тебя воспринимают.
Я против совмещения русского языка и американской гаражной музыки. Это носки в супе.
— Группе TheJackWood в этом году уже семь лет. Вас уже никак не назовешь молодыми и перспективными. У вас всегда отличная пресса, невероятные концерты, различные награды, выступления за границей, а вы все еще широко известны в узких кругах.
Саша: П****ц несправедливо, да?
— На мой взгляд, да.
Саша: На наш тоже.
— В чем причина? Не в том ли, что вы не играете по некоторым правилам? Горды и независимы?
Саша: Это хороший вопрос. И если бы мы знали ответ на него, ты бы сейчас его не задавал, поскольку мы бы все исправили.
Денис: Буквально сегодня прочитал интересную вещь. Проводили социологическое исследование касательно поведенческих моделей. Значит, берется восемь групп людей, независимых друг от друга, и каждой группе дается определенный набор песен без указаний названий и исполнителей. Просто песни. Люди ставили баллы, и каждый в этой маленькой группе видел, кто сколько баллов кому поставил. И те песни, которым первые слушатели ставили высокие баллы, обязательно становились топовыми. И у всех групп эти песни были разными.
Саша: Стадный лайкизм.
Денис: Это абсолютно рефлекторный стадный инстинкт. Все эти долгие годы, что я в музыке, меня всегда поражал тот факт, что абсолютно бездарные группы моментально становились известными, зарабатывали деньги, могли позволить себе хороший продакшен, заниматься этим профессионально. При этом очень много хороших коллективов, которые так никуда и не выбились. Это очень сильно задевает музыкантов, и чем дальше мы движемся, тем больше эта ситуация углубляется. И сейчас это уже напоминает абсурд.
Саша: Если возвращаться к вопросу, я бы сказала так. Изначально двигателем TheJackWood были мы вдвоем. И Денис был, я бы сказала, принципиально настроен на исключительно честную по отношению к себе музыкальную составляющую. Самое главное — быть честным с самим собой и действительно не играть по каким-то правилам. Я лучше сделаю п**датый альбом, как мне на сегодняшний день кажется, чем я буду тратить время, снимать клипы, поскольку это поможет нам приобрести популярность и все такое. Да пох**! Мне главное — сделать честно, делать концерты, умереть сто раз на сцене и прочее. И я эти начинания поддерживала и, более того, все больше подпитывала эту необратимость, которая в итоге привела нас к нулю. Просто мне никогда не была интересна популярность вообще. Если бы кто-то из нас жаждал денег, славы и прочего, возможно, все было бы иначе. Никто из нас никогда не преследовал этих целей, кажется, и по сей день не преследует. И не только потому, что мы такие скромные. Нет, мы ни х** не скромные. Дело в том, что когда ты видишь, что такое популярность на самом деле…
Денис: То понимаешь, что это не клево.
Саша: Это не круто. Совсем. Да, на сегодняшний день я чувствую себя заложником своего дела. Я не могу совершенно этим не заниматься и, например, стать администратором этого заведения (интервью проходило в ресторане. — Ред.) и идти вверх по карьерной лестнице. Этого никогда не произойдет, поскольку я положила свою жизнь на другое дело, чьим рабом и чьим повелителем я являюсь. Не могу сказать: «Вали отсюда, музыка. Знать тебя не знаю». Я ее уже приручила так или иначе, и у меня есть ответственность за это. Ты понимаешь, что тебе придется придумать что-то, чтобы деньги зарабатывать. Потому что иначе не выживешь. Мир таков. Но для таких, как мы, которые не собираются ради денег прогибаться и идти против своих принципов, это очень сложно… Вообще принципы — они… Тут наш друг Мартин пьяненький как-то мне сказал: «Тебе не кажется, что принципы есть для того, чтобы из них вырастать?» Я думаю, это гениальная мысль, потому что это так и есть. Мы держимся за них, доходим до определенной точки, чтобы отказаться от них. Вырасти из них. Это не говорит о том, что их нужно перевернуть и сделать все с точностью до наоборот. Ты от них отказываешься. Они больше не являются твоим ограничителем. Вот почему так много ограничителей у подростков?
Денис: Это защита.
Саша: Конечно. Потому что если ты не будешь себя ограничивать, то ты в этом хаосе просто ох*еешь. Ты только выпрыгнул из гнезда, ты ничего не понимаешь. Тебе нужно за что-то держаться. Мы, конечно, уже давно не птенцы, из гнезда выпрыгнули давно. Мы уже взрослые, потасканные жизнью людишки. Поэтому становится важным эти границы расширить и пойти куда-то дальше, что, безусловно, очень сложно.
Пишу-пишу, а в итоге оказывается, что текст про Холокост.
— С вами наверняка контактировали всякие важные дяди, воротилы шоу-бизнеса?
Денис: Да, конечно.
— Что самое нелепое вам советовали?
Саша: В основном все то же — писать на русском. Но я не считаю это нелепым. Честно. Я выросла из этого принципа.
Денис: Главный Сашин принцип всей истории TheJackWood за эти семь лет — только не исполнять на русском.
Саша: Ты сейчас не прав. Объясняю почему. Вообще-то Саша, еще не певшая в TheJackWood, писала песни на русском языке, которые ты же и записывал.
Денис: Да, это так.
Саша: У меня никогда не было принципиальной позиции против русского языка. У меня была принципиальная позиция против совмещения русского языка и американской гаражной музыки. Это носки в супе. Этого нельзя делать. Я искренне так считаю. Если ты совмещаешь несовместимое, тогда нужно это делать максимально смело и необычно и добавлять еще откуда-то что-то, чтобы это действительно было чем-то новым. А не так: ну, мы не умеем по-английски, поэтому споем на русском. Так нельзя делать. И JoyDivision петь на русском тоже не надо. Это реально глупо. Вообще на русском языке очень интересно работать, но очень сложно. Намного сложнее, чем на английском. Это не тот язык, который идеально предназначен для музыки. И искать мелодику внутри стихосложения, внутри строчки, внутри звукосочетания… Ой-й-й…
Денис: В сущности, если учесть, что мы оба вышли из поэзии, нам ли этого не знать.
— Три года назад в интервью COLTA.RU на вопрос, что сейчас происходит с рок-н-роллом в России, ты, Саша, ответила: «П*дореет. Рок-н-ролл в России — это сплошной рафинад». Что-нибудь с тех пор изменилось?
Саша: Я была права, безусловно. Я ничего нового не открыла на тот момент. К счастью, волна рафинированной синти-поповой мяукающей, по бокам выбритой музыки всем быстро наскучила, и все ударились в постсоветскую историю. Это не плохо, а хорошо, поскольку в этом гораздо больше эксперимента. И в хип-хоп. Это я никак не могла предугадать. Меня совершенно все устраивает. Это достаточно прикольно. Из стандартных представлений о хип-хопе это произрастет в некий новый хип-хоп. Что уже происходит. Хотя местами это не очень красиво выглядит, есть ужасные примеры. Меня это никогда особо не интересовало, а в последнее время стало. Для нас, для почти 30-летних, рэп — это двор мой, подъезд, братаны. Сейчас же хип-хоп о другом, он вбирает клубную музыку. Весь этот трэп, грайм и прочее. Проблема в том, что когда вслушиваешься в эти тексты, то становится очень печально. Особенно когда их распевают восьмилетние дети. Фразочки наподобие «я бы примерил тебя стоя». Это очень странно, но это весьма популярно. Хотя мне очень свойственно ворчать, как старухе: мол, куда все катится, кем вырастут наши дети. Я отношусь к этому проще: и это тоже пройдет.
Денис: Массовая музыка всегда была бездарной, в сущности.
Саша: Дело не в бездарности. А дело, как ты говоришь, в культурном коде. Пласты разных групп и жанров.
Денис: Как наши родители в свое время боялись, что мы будем курить траву целыми днями, поскольку это пропагандирует хип-хоп.
Саша: Это понятно. Моя мама больше боялась, что я стану лесбиянкой, поскольку «Тату» были популярны. Тогда это действительно был самый ужасный сценарий для маленькой девочки. Они целуются на экране, у них написано «Х*й войне» на футболках. Сейчас бы это никого не удивило. Сейчас какая-то поэтическая порнография. Это довольно печально. Но я рада тому, что благодаря этому появляются персонажи, которые принципиально против и делают что-то интересное.
Денис: А вообще на вопросы из серии «Что происходит сейчас с музыкальной сценой» сложно отвечать, поскольку сцена очень фрагментирована. Что мы можем видеть со своей колокольни?
Саша: Понимаешь, кто-то популярен у одной кучки людей, кто-то у другой. Вчера мне, например, показали группу IC3PEAK — и это уже совсем другое и для других слушателей. И этих кучек очень много. И есть еще бедняга Скриптонит, который все никак не может сдохнуть (изображает). Ну он о-о-очень хоче-е-ет. Он страдает, понимаешь, но все никак (смеется).
Денис: Мы и сами были такой кучкой. Мне кажется, что все эти музыканты в этих сферах, как и мы когда-то, думали, что этот маленький мирок — это и есть все.
Саша: Да, но популярности добивается тот, кто смотрит в сторону вот этого стадного всего. Что значит: ты должен быть ближе к народу, а не в оппозиции. Тебя должны понимать. Ты должен быть доступен и читаем. Когда я, например, ищу новые способы самовыражения и пишу на русском языке, я должна постараться сделать текст максимально простым. Иначе ты не продашь его, никуда не запустишь. У меня ничего не получается в этом плане. Пишу-пишу, а в итоге оказывается, что текст про Холокост. И все, п****ц. Так он и останется со мной.
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова