Фрэнсис Уэйтли, режиссер фильма «Последние пять лет Дэвида Боуи», — о странных письмах великого британца и о том, на что он потратил последние дни своей жизни
На фестивале Beat Film Festival показали документальный фильм «Последние пять лет Дэвида Боуи», рассказывающий о финальном периоде в жизни великого музыканта и артиста. Его автор Фрэнсис Уэйтли, до этого снявший «Дэвид Боуи: пять лет», общался с героем своих фильмов с начала 1990-х. Денис Бояринов узнал у британского режиссера о том, почему в них не появляется жена Дэвида Боуи, и об историях, оставшихся за кадром.
— Вы считаете себя фанатом Дэвида Боуи?
— Несомненно. Когда я был маленьким, мой старший брат был большим его поклонником, и я украдкой пробирался в его комнату и рассматривал пластинки Дэвида Боуи. Постепенно и я стал фанатом. У всех мальчиков Британии в спальне висела «Теннисистка» — фотография девушки на теннисном корте, задравшей юбку, под которой ничего не было. А в моей висела фотография Зигги Стардаста. Сейчас я повесил бы «Теннисистку».
Да, я был очень большим его поклонником. Когда я пошел класс в пятый или шестой, в моем классе было всего четыре мальчика, у которых были музыкальные предпочтения. Один любил Led Zeppelin, второй — Siouxsee & The Banshees, третий — Genesis, а я — Дэвида Боуи. Это были 1980-е, и Дэвид Боуи вышел из ультраклевого периода в не очень удачный. Быть его поклонником в то время было не очень модно. Но я был ему предан.
— Я закончил альбом и очень доволен своим жребием. Чего еще я могу желать?
— Какой был самый запоминающийся концерт Дэвида Боуи, на котором вам довелось побывать?
— В 2002-м он выступал на фестивале Meltdown в Royal Festival Hall. В тот год он был его куратором. Он послал мне билеты.
— Сам?
— Да — мы были знакомы. Он пригласил прийти. На этом концерте были все правильные ребята: Роберт Смит из The Cure, Мадонна, Кайли Миноуг и т.п. Это был очень хороший концерт. Он полностью сыграл альбом «Low», потом — большую часть «Ziggy Stardust» и последний на тот момент альбом «Heathen», который я очень люблю.
Этот концерт сильнее всего врезался мне в память. Увы, я был слишком молод, чтобы попасть на концерты Боуи в 70-х.
— Первый фильм — «Дэвид Боуи: пять лет» — был вашей собственной инициативой или заказом со стороны BBC?
— Я много лет пытался снять фильм о Дэвиде Боуи. Он принимал участие в некоторых моих проектах — например, появлялся в документальном телесериале «Seven Ages of Rock». Когда я узнал, что в Музее Виктории и Альберта готовится большая выставка, посвященная Боуи, я подумал, что это самое подходящее время для того, чтобы сделать фильм о нем. Я убедил BBC. До сих пор не понимаю, как мне это удалось. Они очень осмотрительны в поддержке проектов, и, когда они узнали, что непосредственного участия Дэвида Боуи в фильме не будет, они отнеслись к моей идее весьма скептически. После того как фильм вышел и всем понравился, руководство BBC говорило, что они согласились мгновенно. Но это не так.
— Вы пытались вовлечь Дэвида Боуи в фильм?
— Я предлагал ему это, еще когда мы снимали «Seven Ages of Rock». Но он отказался. Вообще он отказывался разговаривать о своей музыке.
— Почему?
— Полагаю, он считал, что сказал все, что нужно было сказать. Он не любил повторяться, поэтому не видел в этом смысла. А еще он не любил быть пешкой в чужой игре. Возможно, если бы я предложил ему идею фильма «Пять лет» на пять лет раньше, он бы и согласился. Но в тот момент все изменилось.
Когда я пытался заполучить в фильм Брайана Ино, тот мне отказал. Мне пришлось написать Дэвиду и попросить его убедить. Тот ответил, что попробует, но ничего не обещает. Потом он мне ответил: «Мне очень жаль, Фрэнсис, но Брайан не хочет. Я не могу его заставить». «О'кей, — ответил я. — Тогда вам придется сниматься за него». На что он ответил просто: «LOL».
Но, слава богу, Брайан Ино потом все же согласился.
— Как Дэвид Боуи отреагировал на этот фильм?
— Он попросил меня показать ему фильм до того, как его кто-нибудь увидит. И я ему, разумеется, отказал. На BBC так не делают. Та же ситуация повторилась и с «Последними пятью годами Дэвида Боуи» — его менеджмент хотел увидеть картину до премьеры, но я отказал.
Но я отправил Дэвиду фильм FedEx'ом в его лондонскую квартиру к часу премьеры на телевидении, чтобы у него была возможность его увидеть вместе со всеми. И он его посмотрел и ответил мгновенно: «Фрэнсис, я очень горжусь тобой. Спасибо».
— Трудно ли было работать с Дэвидом Боуи?
— Он знал, чего хочет, и сотрудничал только с теми людьми, которых ценил. Было ли с ним трудно в общении? Я не знаю. Он всегда был очень приветливо расположен ко мне и очень обаятелен. Когда «Пять лет» стали собирать положительные рецензии и награды, он написал мне: «Слежу за твоими успехами». Я ему ответил: «Это успехи героя фильма, а не его автора».
Он был совсем не звездный. Просто одевался — обычные кроссовки, веселенькие рубашки. Когда он впервые пришел ко мне на съемочную площадку, я его не сразу заметил. Мой ассистент указал мне на него.
В последние дни жизни Дэвид Боуи тратил свое время, чтобы поддержать других людей.
— Была ли у вас идея снимать продолжение «Пяти лет» сразу после того, как фильм вышел?
— Нет. Я понимал, что мог бы снять «Другие пять лет», но это было бы слишком дешево. Когда Дэвид Боуи умер, BBC спросила у меня, буду ли я делать еще один фильм. Я ответил — да, про последние пять лет его жизни. Они изумились — как это возможно? Ведь не осталось архивов, он не давал интервью — нечего показывать. Я сказал, что справлюсь. Они мне не поверили. Но они никогда мне не верили.
— В фильме «Последние пять лет Дэвида Боуи» нет людей, входивших в его ближний круг, — жены, сына, близких друзей. Вы не смогли или не хотели с ними поговорить?
— Не хотел. Его жена? Мне рассказывали одну ужасную историю про его жену. Как она однажды сказала ему со своим прекрасным сомалийским акцентом: «Убери эту гитару из нашей спальни!» Что?? Она велела Зигги Стардасту выставить его гитару?! Мне не кажется, что она интересовалась его музыкой. Она не была с ним на студии, она с ним не работала рядом. Я не думаю, что ей было бы что сказать, кроме того, что он был замечательный, а это не очень-то интересно. Его сын Данкан Джонс? Он признавался в том, что не много слушал музыки отца и ему она не очень-то нравилась. Его младшая дочь была слишком мала.
К тому же я не снимаю фильмов про частную жизнь. А если ты вовлекаешь в фильм семью, он уже становится не про искусство и профессию, а про что-то другое. Мне это неинтересно.
— Были ли люди, с которыми вы хотели поговорить для этого фильма, но не получилось?
— Игги Поп. Он отказался сниматься в первом фильме и во втором. Он был единственным, кто отказался. Я не знаю, какова истинная причина, но полагаю, что она в разногласиях между ним и Дэвидом Боуи, возникших много лет назад. Для него это очень трудная тема, об этом он до сих пор не хочет говорить. Когда Дэвид Боуи умер, Игги Поп посвятил ему выпуск передачи, которую он еженедельно ведет на популярном британском радио. Это удивительная передача, потому что он там включал его песни, но почти ничего не говорил и не рассказывал о Боуи. Он даже не упомянул тот факт, что они были знакомы и когда-то близко общались. А они были очень близки, но в какой-то момент он поменял свое отношение. Очень жаль, потому что Игги Поп — замечательный, наблюдательный, умный человек. Он мог бы рассказать много интересного.
— Кто из людей, с которыми вы общались для фильмов о Боуи, удивил вас своей точкой зрения?
— Роберт Фрипп. Он выглядел как бухгалтер в своем клетчатом костюме — совсем не рок-н-ролльно — и рассказывал очень веселые вещи. А еще Карлос Аломар. В первом фильме он был очень забавным. Он вспоминал первую встречу с Боуи: «Тот парень повернулся, и у него были... оранжевые волосы. Не рыжие, а прямо апельсиново-оранжевые. Вырви глаз! Это было дико! Этот парень был фрик!! А я ему сказал: ты должен прийти ко мне в гости, потому что ты слишком тощий. Я угощу тебя маминой стряпней». Он был невероятно обаятелен. Вообще первый фильм получился очень веселым и радостным. Второй по понятным причинам таким не вышел.
Эва Черри — она была подружкой Дэвида Боуи — поведала такую историю не под запись, что рехнуться можно! Но я не могу вам рассказать.
Боуи часто звонил — возможно, ему было скучно.
— Как вы думаете, когда Дэвид Боуи начал записывать «Blackstar», он знал, что умирает, или нет?
— О, это вопрос на миллион долларов! Я думаю, что когда он выпустил два трека перед «Blackstar» — «Sue (Or in a Season of Crime)» и «'Tis a Pity She Was a Whore», — он еще ничего не знал. Возможно, он был болен и чувствовал, что его здоровье рушится. Особенно после сердечного приступа в 2003-м, когда он на несколько лет исчез из публичной жизни. Но знал ли он, что у него рак, когда взялся за «Blackstar»? Я так не думаю.
— Вы не пытались узнать у Дэвида Боуи, чем он занимался в то время, когда пропал из публичного внимания, пока не появился вновь с альбомами «TheNextDay» и «Blackstar»?
— Я знал, что он делает. Мы переписывались в это время. Он писал мне, какие книги прочел, на какие концерты сходил и какие фильмы посмотрел. Я знал, что он записывает «Blackstar», — он написал мне об этом. Он не сообщил мне название альбома, но я знал, что он работает над новыми песнями, и я молчал об этом. Мы были с ним не очень близки, но общались.
— А есть ли документальная видеохроника этого «пропущенного» времени, как вы думаете?
— Есть видеохроника сессий записи «Blackstar», но я не думаю, что она когда-нибудь увидит свет. Дэвид Боуи записывал многое для своего архива. Для личных целей, не для коммерческого использования. Может быть, однажды семья решит обнародовать эти записи, но я надеюсь, что они на это не пойдут. Он был болен в это время. Он плохо выглядел. Зачем это нужно? Дэвид Боуи потратил свою жизнь не только на музыку, но и на создание собственного образа. Зачем разрушать его, чтобы показать, что он был стар и смертельно болен?
Я в свой фильм не стал вставлять кадры, на которых он выглядел ужасно, а они у меня были. Не вижу в этом смысла.
— Я забыл спросить вас: как вы познакомились с Дэвидом Боуи?
— Когда я только пришел работать режиссером на BBC, мне поручили снимать серию двухминутных фильмов о британской скульптуре. Они делали похожие фильмы о современном искусстве и раньше. В них свое отношение к арт-объектам высказывали обычные люди — мясники, зеленщики и т.д. Кстати, это было отличной идеей. Но дело было в 1990-х, а тогда все были одержимы культом знаменитостей. Меня попросили составить список своих героев и сделать такие фильмы с ними. Первым номером в моем списке шел Дэвид Боуи. Я написал ему письмо. Обычное, электронные тогда еще были не в ходу. И он мне перезвонил: «Привет, могу я поговорить с Фрэнсисом? Я с удовольствием это сделаю. Могу ли я сам выбрать скульптуру?»
Он выбрал работу Ричарда Деверо. Огромный камень, на котором было выгравировано: «SACRED». Я подумал: «Что за черт, что я буду с этим делать?» Я взял этот камень, отвез в лес и стал снимать. Я снял его сверху, снизу, сбоку, с наплывом сквозь ветки, с проездом вдоль надписи — и все равно это выглядело так себе. Дэвид Боуи написал что-то вроде стихотворения, на которое его вдохновила эта скульптура, и прочел его под композицию «Ian Fish» из саундтрека к фильму «The Buddha of Suburbia». Но, как ни странно, вместе получилось неплохо. Дэвид Боуи был очень доволен получившимся фильмом. А вот руководство BBC в него не въехало, потому что все-таки это выглядело очень странно.
После этого Боуи начал мне звонить время от времени. Вообще он часто звонил — возможно, ему было скучно. Он рассказывал мне об искусстве и о книгах, которые я прочел. Я любил читать книги и ходить на выставки. Мы обсуждали увиденное и прочитанное, но не говорили о музыке. В это время Дэвид Боуи особенно увлекался искусством. Он сделал интервью с Трейси Эмин и Дэмиеном Хёрстом. Покупал работы британских художников.
Однажды он пригласил меня посмотреть свою коллекцию искусства. Она располагалась в фабричном здании на юге Лондона. Там были потрясающие работы, некоторые из них недавно продали на аукционе. Но не все — лучшие семья оставила себе.
Потом я сделал фильм о замечательном британском художнике Стэнли Спенсере. У Боуи в коллекции были его картины. Он прочитал закадровый текст в моем фильме:
Мы продолжали общаться. Он знал, что я — фанат его музыки. При нашем знакомстве речь зашла об одной его редкой песне. Он был удивлен, что я ее знаю. Тут я ему и признался, что я — его давний поклонник. «А-а», — рассеянно ответил он, и больше мы к этой теме не возвращались.
— Как для вас прошел день, когда Дэвид Боуи умер?
— Я страдаю бессонницей. Могу встать в четыре утра и уже не ложиться. Но в этот день — не знаю почему — я крепко спал до девяти. Когда я заглянул в свой телефон, там было 25 сообщений типа «Ты знаешь, что Дэвид Боуи умер?». Потом стали звонить и писать новостные программы — приглашать в эфир, чтобы о нем поговорить.
В тот день я ничего не чувствовал. Еще не осознал потерю. Сейчас у меня есть эмоции, но не такие, будто я потерял друга. Я не был его другом — он общался, звонил и переписывался со многими людьми. Он значил многое для меня не потому, что я знал его, а из-за своей музыки.
Я не поехал в Брикстон в тот день. Там у стены с портретом Дэвида Боуи собралось много людей почтить его память. Включая мою дочь — она вела там съемку, которую мы использовали в начале «Последних пяти лет». Я не хотел быть в толпе и причитать вместе со всеми: «О, он был моим героем». По-моему, это ужасно. Но, как правило, так себя ведут не настоящие фэны Дэвида Боуи. Сейчас от каждого второго слышишь: «Я так любил его. Мне так его не хватает». Да черта с два — ты впервые о нем говоришь и лишь пытаешься запрыгнуть в последний вагон.
— Чтобы закончить интервью не на такой грустной ноте, может, расскажете историю Эвы Черри?
— О нет, и не просите (смеется).
Могу рассказать такую историю. За три недели до смерти Дэвида Боуи я получил от него письмо: «Привет, Фрэнсис. Как дела у тебя и у твоей семьи? Я закончил альбом и очень доволен своим жребием. Чего еще я могу желать? Я сейчас читаю новую книгу такого-то». Довольно странное письмо, но все его письма были немного странные, поэтому я не удивился. Когда ты получаешь письмо от Дэвида Боуи с вопросом, как дела, ты не начинаешь рассказывать, как именно у тебя дела. Но я именно так и сделал. А дела у меня были не очень. Времена были непростые. На BBC начались масштабные сокращения. Они безжалостно избавлялись от людей. Меня вывели из штата сотрудников. Я написал ему об этом. «Вероятно, мне пора уходить с BBC. Надо двигаться дальше и бла-бла-бла». Он ответил мне: «Дорогой Фрэнсис, если бы хоть у кого-нибудь на BBC была капля здравого смысла, они бы дали тебе пожизненную работу». Я был очень тронут этим письмом.
Понимаете — в последние дни жизни Дэвид Боуи тратил свое время, чтобы поддержать других людей, и об этой помощи никто не знает. Его старый друг — фотограф Джефф Маккормак рассказал, что Боуи провел целую ночь, подписывая для него фотографии. Он понимал, что Джефф потом их сможет продать и жить безбедно. Это были портреты большого формата. Пачка была толстенной. На последней фотографии Дэвид Боуи написал: «Дорогой Джефф, спокойной ночи».
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова