Скромный лондонский рай

Городу Л., его рекам, мостам, людям

На днях исполнилось пятьдесят лет самой идеальной поп-песне всех времен и народов, но об этом мало кто вспомнил. В мае 1967 года британская группа The Kinks выпустила сингл; на первой стороне его публике предлагалось послушать вещь под названием «Waterloo Sunset» («Закат на Ватерлоо»). С тех пор слушать ее не перестают, как, впрочем, и играть; тем не менее за пределами относительно небольшой группы людей (миллиона два, думаю) о существовании этого шедевра не знает никто. Я не собираюсь здесь исправлять эту явную несправедливость, нижеследующий текст о другом — о том, что можно назвать «идеальной поп-песней всех времен и народов», из чего состоит эта конструкция, наконец (и самое главное) — как устроен механизм культурного производства и воспроизводства в послевоенной Британии и Европе и какое отношение он имеет к окружающему миру.

The Kinks — «Waterloo Sunset»

Но сначала отвечу всем тем, кто, прочитав первые два предложения первого абзаца, уже готов обрушить на головы автора громы и молнии. Какой, к черту, «Waterloo Sunset»? Почему не «Мишель ма бель?» Или «Йестердыы»? Где «(I Can't Get No) Satisfaction?» Куда подевались полдюжины песен Pink Floyd? «Миллион алых роз»? Земфира? Валерий Леонтьев? «Lovesong» The Cure? Майкл Джексон? Валентина Толкунова? Кейт Буш? Макаревич и Шнур? Тейлор Свифт? И это уже не говоря о более ранних Эдит Пиаф, Клавдии Шульженко, Элвисе Пресли и Жозефине Бейкер. Вопросов возникает тьма — а упреков еще больше, не говоря уже об издевках и обвинениях в снобизме. Мол, только прожженные снобы выковыривают из мрака забвения какие-то странные, никому не нужные штуки и принимаются их воспевать. Ответ простой: это не провокация, не снобизм и, надеюсь, не глупость. «Waterloo Sunset» — действительно самая идеальная поп-песня всех времен и народов; вопрос в том, что именно подразумевается под таким определением и насколько данная вещь ему соответствует, а остальные — и перечисленные выше, и тысячи, десятки тысяч других — нет. Но сначала о песне, раз уж в России ее мало знают.

Прежде всего: это сочинение не имеет никакого отношения к Наполеону, герцогу Веллингтону и знаменитой битве, столь возвышенно описанной Виктором Гюго в «Отверженных». Ватерлоо — мост в Лондоне, ведущий к одноименному вокзалу, расположенному на южном берегу Темзы. Соответственно, речь в песне The Kinks идет о закате, который наблюдается из окрестностей вокзала и с моста. Центр Лондона, точнее, один из центров этого города (который имеет несколько центров). В любом случае, если смотреть с южного берега, справа от моста Ватерлоо — мост Блэкфрайерз («Черных монахов»), слева — железнодорожный мост, соединяющий вокзал Чаринг-кросс (северный берег; как известно, в зале ожидания этого вокзала некий злоумышленник выбил зуб Шерлоку Холмсу) и вокзал Ватерлоо. Следующий за железнодорожным мостом — Вестминстерский, само название которого говорит о том, откуда он проложен. Да, тот самый, по нему туристы обычно переходят от Биг-Бена к нелепому колесу обозрения, построенному к миллениуму, и обратно.

Это место действия. Подробнее о том, что там было тогда, в 1967-м, и что сейчас — чуть позже. Сейчас о музыке. Я не намерен упражняться здесь в «музыкальной критике», особенно «рок-музыкальной», хуже которой, на мой взгляд, только «ресторанная». Поэтому только несколько формальных замечаний. «Waterloo Sunset» — медленная, очень красивая баллада, которая течет неторопливо (как Темза в тексте песни), но несколько раз нарастает — не только громкостью, но и, прежде всего, темпом. Это не перебивка и не совсем другая часть, просто легкая трансформация основной мелодии; если продолжить нашу метафору, такие моменты в «Waterloo Sunset» действительно похожи на то, как неторопливая большая река вдруг доходит до искусственного невысокого порога и падает с него, не теряя своего уверенного течения и своей гомогенности; падает, чтобы с той же скоростью продолжить свой путь. Никаких брызг.

Типичная британская рок-музыка 1960-х; в те годы здесь сложился один большой стиль, правым и левым крыльями которого были The Beatles и The Rolling Stones, а туловище состояло из десятков команд с названиями, обычно начинавшимися с определенного артикля the. Сегодня их очень сложно отличить друг от друга. Это было великое время, когда мелодизм английского фолка и английского же мюзик-холла перемешался с влиянием американского блюза; смесь вышла могучая; она до сих пор питает не только местную музыку, но и поп-музыку западного образца вообще, точнее, ту ее часть, где еще сочиняют «песни» (а не композиции или бормоталки и проч.) В этом раскладе The Kinks занимали особое место — как The Who и еще пара групп. Они были одновременно внутри и снаружи мейнстрима. Немалая часть продукции The Kinks 1960-х сегодня слушается как милый саундтрек к документальному фильму о swinging London, довольно часто даже невозможно определить, чья эта песня, кого из крепких хорошистов британской музыки той эпохи. Но есть несколько вещей The Kinks, которые музыкально выделяются, будто сделаны в другое время, точнее, в межвременье. Несмотря на общий лирический (иногда даже слегка слащавый) тон, группа порой впадала в какой-то еще тогда не существовавший хеви-метал; гитарист Дэйв Дэвис, брат Рэя Дэвиса, сочинившего «Waterloo Sunset», придумывал риффы, которые до сегодняшнего дня радуют металлистов. Но было еще одно отличие — не менее важное, нежели музыкальное. Рэй Дэвис умел сочинять песни с удивительными текстами, которые отличались и от веселой чепухи ранних The Beatles, и от якобы серьезной чепухи The Beatles поздних, и от тестостероновых заклинаний «роллингов», и от хиппистских гимнов идеологически выдержанному промискуитету второй половины 1960-х. В лучших вещах The Kinks рассказывались истории. И истории эти были ближе к прозе Патрика Хэмилтона, Ивлина Во, драматургии «рассерженных молодых людей» и вообще к тому, что тогда называли kitchen sink realism. То есть эти песни были как бы не для богемы, не для хиппи, не для тусовщиков, не для многочисленной контркультурной армии, тогда формировавшейся, — но и не для тех, кто вполне довольствовался старой поп-музыкой, голосистыми крунерами, водевилями, мюзиклами и легким джазом. Они были о современной жизни для современных обычных людей, для среднего класса, этой опоры тогдашней Британии, особенно для нижней части среднего класса, «мелкой буржуазии», как выразился бы Маркс. При этом — что очень важно — The Kinks адресовались не только к тинейджерам, главным потребителям тогдашнего рока; главные их вещи — для тех, кто постарше, для тех, кто способен, во-первых, предаваться меланхолии, и во-вторых, интересоваться социальными проблемами. Сочетание меланхолии с острым социальным чутьем — вот что отличало The Kinks в 1960-е. Оттого если и есть у них наследник, то это главный поп-меланхолик последних 20 лет Деймон Албарн.

Дэвид Боуи заметил, что в песне заключен весь Лондон.

Но вернемся к музыкальной стороне «Waterloo Sunset». Это действительно очень красивая баллада с запоминающейся мелодией, которую вполне можно напеть или насвистеть, что является одним из главных элементов «идеальной поп-песни». Звучит несколько старомодно? Верно. Тем не менее огромное количество прекрасных (я не иронизирую) поп-композиций невозможно крутить в голове либо из-за сложности мелодии, либо из-за того, что их привлекательность, их «цепляемость» относится, скорее, к аранжировке, нежели к мелодии. К тому же «идеальная поп-песня» вовсе не значит «лучшая»; мы говорим здесь не о величии того или иного сочинения и даже не о величии его замысла, а о «типическом», но идеально воплощенном. Для поп-песни типическим является то, что средний человек может напевать ее про себя, а то и вслух.

Мелодия «Waterloo Sunset» действительно хорошая, к тому же ее качества усилены тонкой аранжировкой. Да, сегодня звучание песни кажется довольно архаичным, но если вслушаться, то обращаешь внимание на многие интересные вещи — подпевки и вокальные партии, экономный и очень выразительный гитарный ход, наконец, главное — сероватый, нежный, очень несильный, но точный голос Рэя Дэвиса. Он — вместе с мелодией и с гитарой Дэйва Дэвиса — выводит «Waterloo Sunset» за довольно узкие рамки британской музыки 1960-х. Слушая эту песню сегодня, мы понимаем: да, она старая, ей целых пятьдесят лет, но это не мешает тому, что песня нравится, она остается в мозгу, она застревает там, а точнее — растворяется. Идеальное сочетание культурно-исторической определенности с универсальным для последних пятидесяти лет мелосом. Еще одна деталь идеальной поп-песни. Любопытно, что когда The Kinks играли «Waterloo Sunset» в семидесятые, в другую музыкальную эпоху, да и для другой аудитории (группа решила, по примеру The Beatles и The Rolling Stones, «завоевать Америку», чем погубила себя, став невыразительной предтечей самой скучной после Pink Floyd группы в мире — Dire Straits), то очарование рассеялось, песня звучала как обычная американская рок-баллада того времени; самым фатальным оказалось добавление разбитного кабацкого звука клавишных (honky tonk piano) — того рода, что можно услышать на тогдашних альбомах тех же «роллингов», Джорджа Харрисона и молодого Элтона Джона. Получается, что Рэй Дэвис не зря, отстранив продюсера, сам сводил в 1966-м «Waterloo Sunset»; сорок лет спустя в интервью он сказал, мол, это было как своими руками рисовать картину. Если учесть, что песня действительно представляет собой картину, сценку из лондонской жизни, то получается так: сам художник попытался перерисовать свой шедевр в угоду толстосуму-покупателю. Слава богу, у нас есть первый вариант.

The Kinks — «Waterloo Sunset» (Live 1973)

Сколь бы прекрасной ни была мелодия «Waterloo Sunset», идеальная поп-песня невозможна без текста. Привожу здесь его в оригинале — не из снобизма, а потому, что любые попытки переводов текстов песен выглядят в лучшем случае придурковатыми, в худшем — идиотскими (одна из самых прискорбных литзатей Бродского — перевод «Lili Marleen» и «Yellow Submarine»). Далее я постараюсь своими словами отчасти пересказать «Waterloo Sunset», отчасти объяснить. Так, наверное, будет лучше.

Dirty old river, must you keep rolling
Flowing into the night.
People so busy, makes me feel dizzy
Taxi light shines so bright.
But I don't need no friends.
As long as I gaze on Waterloo sunset
I am in paradise.

Every day I look at the world from my window
But chilly, chilly is the evening time
Waterloo sunset's fine.

Terry meets Julie, Waterloo Station
Every Friday night
But I am so lazy, don't want to wander
I stay at home at night
But I don't feel afraid
As long as I gaze on Waterloo sunset
I am in paradise.

Every day I look at the world from my window
But chilly, chilly is the evening time
Waterloo sunset's fine.

Millions of people swarming like flies 'round Waterloo underground.
But Terry and Julie cross over the river
Where they feel safe and sound.
And they don't need no friends.
As long as they gaze on Waterloo sunset
They are in paradise
Waterloo sunset's fine.

Итак, что же здесь происходит? Некто, лирический герой, наблюдает за жизнью из окна своей комнаты на южном берегу Темзы, недалеко от вокзала Ватерлоо. Темза несет в ночь свои грязные воды. Закат, небо постепенно темнеет, огоньки такси, толпы людей текут мимо вокзала — а другие толпы вытекают с вокзала на улицы. Вечер пятницы. Начало уикенда. Лирический герой представляет себе, как некие Терри и Джули, как у них и заведено, встречаются у выхода с вокзала Ватерлоо, после чего направляются на одноименный мост, чтобы по нему пересечь Темзу и оказаться на северном берегу: там им будет и спокойнее, и вообще лучше. Сам лирический герой смотрит на все это меланхолично. Каждый день он наблюдает закат из своего окна, он одинок, одиночества не боится, друзья ему не нужны (кстати, и Терри с Джули, когда они вместе, друзья не нужны — но по другим, вполне понятным, причинам), он счастлив тем, что прохладными вечерами смотрит на город внизу и на заходящее солнце. Шататься по улицам ему влом.

Толпы на станции Ватерлоо (1970)

Это очень европейский, очень английский, очень лондонский сюжет. Начнем с последнего определения. Дэвид Боуи, который 14 лет назад даже сделал кавер «Waterloo Sunset» (не очень хороший), заметил, что в песне заключен весь Лондон: «Рэй Дэвис и “Waterloo Sunset” — это в той же мере абсолютный Лондон, как и Лондон Питера Акройда». Тема «Акройд versus Дэвис» отдельная и исключительно интересная, но здесь мы ее пропустим: наше сочинение и так слишком разрослось. Обратимся к деталям. Дэвис скупо вводит их в текст, но все на своем месте, все идеально устроено в этой песне. Прежде всего, точка наблюдения. Дом, из окна которого смотрит на мир лирический герой, расположен где-то между мостом и вокзалом, раз он может видеть и то, и другое; более того, квартира его явно обращена на запад, точнее, на северо-запад. Наверняка это социальное жилье — в том районе (в 1967 году довольно захудалом) в конце 1940-х — первой половине 1960-х было построено немало таких домов. С тех пор, конечно, все поменялось, меланхоличным наблюдателям жизни давно уже не по карману обитать в этих краях, да и сегодня увидеть из окна и мост, и вокзал разом вряд ли удастся. За последние 50 лет здесь произошла настоящая архитектурная революция, впрочем, медленная; в ходе ее южную набережную Темзы украсили и Национальный театр, и Royal Festival Hall, и здание Southbank Centre, и галерея современного искусства Хейворд, а чуть глубже, на небольшой площади-перекрестке между вокзалом и мостом, — здание British Film Institute. Почти все это строили еще в середине шестидесятых, но стеной, отделяющей нашего наблюдателя от моста, гигантский культурный комплекс стал только в 1990-е. И все очень серое, как волны Темзы. В каком-то смысле архитектурная трансформация этого района происходила в соответствии с меланхолической серой интонацией «Waterloo Sunset», которая, в свою очередь, мимикрировала под серые мутные воды Темзы. Только вот социальный смысл района поменялся: толпы туристов и представителей интеллигентной части среднего класса спешат насладиться культурной, гастрономической и алкогольной жизнью в галереях, концертных и театральных залах, ресторанах и барах Южного берега — South Bank.

David Bowie — «Waterloo Sunset»

Но даже в этом случае Лондон Рэя Дэвиса точен не только относительно своего времени. Вечер пятницы — это лондонский Армагеддон, запертые в офисах позднего капитализма люди вырываются на свободу, чтобы роиться («как мухи» — поется в песне) у вокзала, на улицах, на мосту, толкаться в пабах, выпускать дым на улицах, предаваться местной жутковатой разновидности лихорадочного веселья. Почти любой, живущий или живший на южном берегу Темзы, назначал свидание на ступенях вокзала Ватерлоо, чтобы потом прошествовать на тот берег, где театры Ковент-Гардена, бары, клубы и рестораны Сохо, где Китайский квартал и странное плетение улиц вокруг Seven Dials. Там нашим Терри и Джули будет хорошо, они затеряются в толпе, их никто не узнает (они окажутся safe). Лирический же герой ничего этого делать не будет, он останется дома наблюдать жизнь. Тоже очень лондонское занятие — особенно когда нет денег.

Документальная съемка South Bank и Waterloo Bridge с реки — за три года до написания песни

Любопытно, что, несмотря на всю простоту (и даже незатейливость), «Waterloo Sunset» имеет довольно тонкое эстетское измерение. Вообще поп-культура не так тупа и одномерна, как кажется многим. Кто бы, к примеру, мог заподозрить в Бобе Гелдофе ценителя и знатока литературы, но ведь именно он указал на удивительную вещь: «Waterloo Sunset» — своего рода ответ на классическое стихотворение Уильяма Вордсворта («Написанное на Вестминстерском мосту 3 сентября 1802 года», «Composed upon Westminster Bridge, September 3, 1802»). У Вордсворта описаны прекрасный восход над прекрасной Темзой, ясное небо, величественный вид соборов, театров, дворцов Лондона, поэт стоит на Вестминстерском мосту, лицезрит и восхищается. Это Лондон классический, официальный, идеальный, доиндустриальный. У Рэя Дэвиса восход сменяется закатом, Вестминстерский мост — мостом Ватерлоо, смотрит он из окна, не участвуя в жизни, и испытывает он не возвышенный восторг, а просто персональное печальное счастье. Другая любопытная отсылка — конечно же, к «Мосту Мирабо» Гийома Аполлинера. Серый Лондон сливается с серым Парижем, серая Темза — с серой Сеной, Англия становится Европой. Не европеец тот, кто никогда не созерцал, как грязная вода большой городской реки протекает под мостом. Оттого «Waterloo Sunset» — про любой европейский город, он о Праге, о Риме, о Петербурге и, как ни странно, даже о Москве, хотя Москва — вряд ли Европа.

Другой великий сочинитель поп-песен Элвис Костелло так описал формулу, делающую «Waterloo Sunset» шедевром: «Подлинные эмоции с подлинным чувством места и времени». О последних двух мы поговорили, в завершение — об эмоциях.

Серый Лондон сливается с серым Парижем, серая Темза — с серой Сеной, Англия становится Европой.

Поп-песни — обычно про любовь. Не будь этой эмоции, никакой поп-культуры не существовало бы. Оттого сегодня настоящих поп-песен довольно мало — в основном же под любовью понимают секс. Секс — вещь прекрасная, но описывать его тяжело; в прозе нет более мучительного и бесславного занятия, чем сочинение соответствующих сцен. В литературе порнография сожрала эротику, в поп-музыке порнография рэперской культуры затоптала «адидасами» любовную лирику. Разве что Деймон Албарн и Джарвис Кокер держатся; Албарн — за счет неисчислимых запасов личной меланхолии, Кокер — благодаря своей темной эротической ностальгии учителя географии в школе для девочек. Но вообще любовный жанр в поп-музыке практически мертв. И умер он оттого, что поместил «любовь» в центр сюжета почти любой песенки; все возможные слова по этому поводу уже сказаны, the rest is silence, но за молчание никто не платит. Рэй Дэвис же сделал по-другому: как хороший прозаик и еще более хороший живописец, он набрасывает любовную историю между делом, двумя-тремя штрихами, не привлекая особенного внимания слушателя. Да и слова «love» там нет. Вот Терри и Джули встречаются на вокзале (кто-то из них явно работает в Лондоне, а кто-то живет в субурбии и приезжает на электричке; думаю, Терри работает, Джули сидит в пригороде и скучает), а вот они спешат затеряться в толпе на северном берегу. И никто им не нужен. Прошло полвека, Терри и Джули знакомятся теперь в Tinder, обмениваются сообщениями в WhatsApp, в ожидании друг друга слушают в Spotify последний альбом The xx, денег у них объективно меньше, забот больше, но через месяц, если не разбегутся, они сгоняют на долгий уикенд на континент. Но вообще-то ничего не изменилось. И никакой рэп сюжету «Waterloo Sunset» вреда не принесет. Это и есть великая комбинация времени, места и действительно подлинных — ибо обусловленных социокультурными привычками обычных горожан — эмоций.

И вот еще что. Я использую выражение, которое приведет в негодование рок-пуристов: «поп-песня». «Как же так? Ведь это настоящий рок: The Kinks и прочие!» Честно говоря, я не знаю, что такое «рок». Если это электрические гитары с усилителем, фузом, кваком, громким звуком и блюзовыми риффами и структурой, то немалая часть рок-музыки таковой не является. Да и образцово-показательная рок-музыка с гитарами и децибелами живет сейчас только в стилизациях, реюнионах и кавер-группах. Если же «рок» — это не музыка, а образ жизни или даже мысли, то его вообще никогда не было. Разнузданные рокеры, освобожденные от нудной рутины кислотой, или травой, или гашишем, или чем там еще, включая Jack Daniel's, в смысле сознания ничем не отличаются от каких-нибудь «проклятых поэтов» XIX века, а иногда и от обычных пьяных дураков Свердловска или Манчестера. «Рок-музыка» — это такой социальный и культурный концепт, героический образ, достичь которого пытались, пытаются и, увы, будут пытаться, но музыкальным результатом этих попыток всегда будет поп-музыка. Просто нужно избавиться от высокомерия в отношении pop music, выраженного в формуле «вот настоящий рок (Джаггер, Моррисон, Ян Кертис и далее по списку), а это — презренная попса». Нет, все это — популярная музыка, ибо она действительно популярна или пытается быть таковой. Именно эта интенция — быть популярным — и определяет данную область культуры. Ничего плохого в этом нет; никто же не обвиняет Pixies или Игги Попа в миллионных тиражах записей.

Поп-музыка, та ее часть, которую можно назвать «высокой», дарит нам ощущение странного счастья, нами незаслуженного, ибо это счастье предлагают нам посторонние люди за скромную плату. В лучших поп-песнях мы переживаем чужую жизнь как свою, а свою — как чужую. Нам предлагают не эскапизм, а действительную возможность выйти за свои пределы, оставаясь собой. Или — но это уже в крайне редких случаях вроде «Waterloo Sunset» — наблюдать за жизнью других людей, понимая в каком-то удивительном меланхолическом озарении, что наша несовершенная жизнь устроена самым наилучшим образом и мы действительно уже в раю. «As long as I gaze on Waterloo sunset I am in paradise».

P.S. Многие абсолютные шедевры получились случайно, в качестве побочного эффекта, без особого намерения. Значительно позже Рэй Дэвис признался, что «Waterloo Sunset» изначально задумывалась как «Liverpool Sunset» и должна была стать признанием в любви к ливерпульскому музыкальному стилю merseybeat. К счастью, он передумал.

Понравился материал? Помоги сайту!