По-те-су-на-ста-си-ну-ко-су

Столетие «Весны священной» (редкий юбилей произведения, а не автора) отмечается в 2013 году наравне с композиторскими юбилеями Вагнера — Верди — Бриттена. В России больше внимания уделили балетной стороне дела: фестиваль и книга «Век “Весны священной” — век модернизма» в Большом театре; балет Нижинского и новая постановка Саши Вальц в Мариинском.

В американском Бард-колледже, штат Нью-Йорк, на ежегодном летнем фестивале представили программу «Стравинский и его мир». Огромное количество музыки, за каждым концертом концепция, много редких сочинений. Слушаешь и думаешь: вот он, фестиваль, посвященный собственно музыке Стравинского, которого так не хватает России в череде юбилейных событий. Но вдруг оказывается, что «Весна» тут вообще ни при чем! Как объясняет президент Бард-колледжа и музыкальный директор фестиваля дирижер Леон Ботстайн, юбилеи в Барде игнорируют. «Но нельзя же приехать в Нью-Йорк и пройти мимо Эмпайр-стейт-билдинг» — то есть мимо Стравинского. Ботстайн поначалу даже не хотел включать «Весну» в программу, а «Жар-птицу» и «Петрушку» и не включил — и так часто исполняются.

Главный зал фестиваля — Sosnoff Theater на 900 мест — находится в Центре искусств Ричарда Фишера; центр построил знаменитый Фрэнк Гэри, среди работ которого — Музей Гуггенхайма в Бильбао и Концертный зал Уолта Диснея в Лос-Анджелесе. Акустика зала феноменальна — все оркестровые группы звучат ясно и отчетливо, будто очищенные от примесей.

Сверхнасыщенная программа — визитная карточка фестиваля, который в этом году проходит в 24-й раз. Два-три концерта в день по два с лишним часа каждый. Такой марафон не всякий профессионал выдержит, но тренированная фестивальная публика слушает без устали. А публика Барда как раз в основном непрофессиональная, на радость маэстро Ботстайну, который заявляет, что его лучший слушатель — заинтересованный любитель.

Просветительством в Барде занимаются очень грамотно и, можно сказать, со страстью: программу вместе с Ботстайном составляют известные ученые, часть из них — члены редколлегии ведущего американского журнала Musical Quarterly (а Ботстайн — главный редактор). На каждый фестиваль приглашается отряд экспертов (в этом году среди них были Стивен Уолш — автор двухтомной биографии Стравинского, эксперт по Дягилевским сезонам Линн Гарафола, Миллисент Ходсон и Кеннет Арчер, реконструировавшие «Весну священную» Нижинского), но требуются от них не научные доклады, а публичные лекции, и при этом на передовых рубежах современного музыковедения. К каждому фестивалю издается книга. Буклет в 80 страниц — тоже солидное издание с редкими фотографиями.

День в Барде расписан по часам, как в пионерлагере: ранний подъем, чтобы успеть на лекции в 10 утра, ланч в 12:00, в 13:00 — снова лекция, концерт в 13:30 — и так далее. При этом от желающих отбоя нет: билеты на концерты раскуплены, на открытых лекциях тоже полный зал.

Два уик-энда до отказа набиты музыкой — стравинской и околостравинской. В каждой программе — сюжет, и не один; ради них вольно обращаются с хронологией, сталкивая сочинения ранние и поздние, хотя в целом фестиваль развивается согласно биографии и географии: от России — через Францию — в США.

В русской части играют не только Римского-Корсакова, но и Глинку, Глазунова, Лядова и совсем уже редкости: «Метаморфозы» Максимилиана Штейнберга (тоже ученика Римского-Корсакова и в этом статусе — соперника Стравинского), балет того же 1913 года, что и «Весна». «Механистическую эстетику» демонстрируют с помощью Бартока, Вареза и Антейла. «Стравинского в Париже» окружают Артур Лурье, Александр Тансман, Богуслав Мартину — те, кто приехал сюда в начале 1920-х. Другой ракурс французских 1920-х — в программе «Взгляд и звук: от абстракции к сюрреализму». Здесь не пропущены ни Жан Кокто, ни Пабло Пикассо, ни «Шестерка».

Ботстайн убежден: чем разнообразнее музыка, тем проще удерживать внимание публики. Перед камерным оркестром может выйти брасс-дуэт (труба и тромбон), а после — дуэт фортепианный; за пьесами и вокальными циклами первого отделения следует не только музыка балетов («Новобрачные с Эйфелевой башни» — коллективное сочинение композиторов «Шестерки» — и «Парад» Сати), но и целая камерная опера — «Мавра» Стравинского, которую американцы исполнили очень легкомысленно и обаятельно.

Порой из-за кураторского чревоугодия программа разрастается так, что хочется ее подсократить — для чистоты концепции. «Модернистские диалоги» — отличная идея, концерт, в котором сведены вокальные циклы Арнольда Шёнберга («Лунный Пьеро»), Мориса Равеля («Три стихотворения Стефана Малларме») и Стравинского («Три стихотворения из японской лирики»), написанные подряд — цепная композиторская реакция на шёнберговские новации. Но кроме цикла Мориса Деляжа, который вписывается в этот ряд, в программу включены пьесы де Фальи, Равеля, Сати и Стравинского, посвященные памяти Дебюсси, и этот новый сюжет, логично объяснимый в теории (аннотации), на практике (на слух) грешит пестротой и мешает элегантной выверенности плана.

Рекордсменом по насыщенности стала программа «Эмигранты в Америке», в которую вместились, кажется, три полноценных концерта с массой контрастных сочинений. Перепады — как на американских горках: Ботстайн хотел исполнить то, что писали эмигранты Стравинский и Шёнберг в Калифорнии, вдали от европейской катастрофы. А писали они очень разное. За гимном «Звездно-полосатое знамя» в аранжировке Стравинского (Ботстайн трижды попросил публику не подпевать — чтобы получше расслышать фирменную «перекошенную» гармонизацию) для вящего контраста следовал опус Шёнберга «Kol Nidrei», после которого оркестровая «Ода» Стравинского и его же балет «Игра в карты» звучали чересчур легковесно. Это было еще только первое отделение. После антракта — еще два опуса Стравинского: военная Симфония в трех частях и поздние «Requiem Canticles».

Но и на этом Ботстайн не остановился и завершил программу музыкой Ганса Эйслера к фильму Алена Рене «Ночь и туман» (1955). И не только музыкой. Он показал сам документальный фильм Рене о Холокосте. Перед концертом, а затем перед самим фильмом Ботстайн объявил, что слушатели вольны покинуть зал. Однако он также поблагодарил оставшихся — чем, возможно, подзадорил сомневающихся. Столь экстравагантный и смелый жест едва ли был бы возможен в любом другом американском зале. Очевидно, Ботстайн полагался на авторитет фестиваля и многолетнюю привязанность своих слушателей, когда решился сломать их привычку приходить на концерт за развлечением. Он добился своей цели, но цену этого поступка еще только предстоит осознать. После фильма в зале повисла пауза — после Освенцима не может быть аплодисментов.

Американский симфонический оркестр, которым Ботстайн руководит 20 лет, и фестивальный хор работают летом без передышки. Львиную долю программы разучивают с нуля. «Приходится репетировать по три раза в день», — сообщают оркестранты. На репетициях иногда хватает времени, только чтобы пройти сочинение от начала до конца. Со «Свадебкой» Стравинского в таком режиме было справиться непросто. Хор старательно чеканит: «По-те-су-на-ста-си-ну-ко-су». Ботстайн останавливает, поправляет произношение (по-русски он читает и говорит), просит петь суше и легче и идет дальше. После нескольких замечаний он обращается к хору: «А вы вообще знаете, о чем эта музыка?»

Почти все инструменталисты, занятые на фестивале, — музыканты из Американского симфонического оркестра, а вокалисты приглашенные. В первый уик-энд сильнейшее впечатление произвели сопрано Кира Даффи и баритон Джон Хэнкок. Хэнкок был равно убедителен в «Аврааме и Исааке» Стравинского и вокальном цикле Пуленка. Слушая ясный, пронзительный и пластичный голос Даффи в «Свадебке», невозможно было представить, что через день она выполнит высший пилотаж совершенно другого рода в «Лунном Пьеро» Шёнберга. В «Свадебке» участвовали и двое российских вокалистов — тенор Михаил Векуа и баритон Андрей Борисенко. Фольклорные мелодии «Свадебки», хладнокровно поставленные Стравинским «под стекло», они спели азартно и залихватски — благодаря им на сцене порой прорывалось буйство всамделишной свадьбы.

В «Свадебку» Векуа и Борисенко пришли прямиком из «Орестеи» Сергея Танеева, американская премьера которой состоялась перед фестивалем. С момента премьеры в 1895 году в Мариинском театре «Орестею» ставили считанные разы и в сокращении: сложная партитура, изобилующая полифонией, запоминающихся арий немного (зато какие хоровые номера!). Режиссеру Тадеушу Штрассбергеру и сценографу Мадлен Бойд удалось остроумно и доходчиво рассказать историю, составленную сразу из трех трагедий Эсхила, и даже обойтись без купюр (спектакль шел четыре часа). Времена и эпохи на сцене сменялись стремительно: греческий хитон соседствовал с платьем XIX века, а Электре прислуживали крепостные крестьяне.

Античная арка к «Орестее» была переброшена в последней программе фестиваля, которая стала его кульминацией. Хрупкая, невесомая музыка мелодрамы «Персефона» соседствовала в ней с мощной, экспрессивной оперой-ораторией «Царь Эдип». Почти никаких декораций — только трон, покрытый живой травой, на который присаживалась Персефона (чтица Джин Стилвел). Супратитры стали сценографическим элементом, превратившись в минималистичный видеоряд с текстом, напоминающий облако тегов.

Главным героем вечера был тенор Гордон Гиц — порывистый, трогательно уязвимый и глубоко человечный Эдип. Его оттеняли невозмутимый Креонт (монументальный бас-баритон Джон Релейа) и подлинно царственная Иокаста (Дженнифер Лармор). Оркестр будто копил силы на протяжении двух недель (это при его-то графике!) и выдал лучшее, на что был способен.

За четверть века героями Бард-фестиваля были Брамс и Шуман, Вагнер и Малер, Чайковский и Сибелиус, Прокофьев и Шостакович, Берг и Шёнберг, Айвз и Яначек. Тема фестиваля следующего года — «Шуберт и его мир» — естественный выбор для Бард-колледжа, в котором работает специалист по Шуберту Кристофер Гиббз. Более удивительна тема 2015 года: Карлос Чавес. Но прежде, в июне 2014-го, Леон Ботстайн повезет на европейские гастроли студенческий оркестр и выступит с ним в Москве и Петербурге. В программах — Шостакович, Копленд, Стравинский, Лютославский. Можно ждать неожиданностей.

Понравился материал? Помоги сайту!