6 февраля 2015Академическая музыка
93

«Мы должны сражаться и не должны бояться»

Марк Минковский о проблемах с финансированием, недавней парижской трагедии и работе с Черняковым

текст: Илья Овчинников
Detailed_picture© Marco Borggreve

В Зальцбурге завершился ежегодный фестиваль «Неделя Моцарта», посвященный дню рождения композитора. Его центральным событием стала постановка кантаты Моцарта «Кающийся Давид» с участием знаменитого конного театра «Зингаро» под управлением Бартабаса. Дирижировал Марк Минковский, художественный руководитель фестиваля. С маэстро поговорил Илья Овчинников.

— Как вам пришла в голову идея соединить конный театр с музыкой Моцарта? Не кажется ли она вам странной?

— Странной? (Пауза.) Надо же. Для меня она ничуть не странная, исторически эти два вида искусства всегда шли рука об руку. В XVIII веке большинство концертных залов, как и Школа верховой езды в Зальцбурге, использовалось и для того, и для другого: не случайно у Консертгебау в Амстердаме почти такая же архитектура, как и у амстердамского Манежа. Испанская школа верховой езды в Вене, где проходят спектакли конного балета, практически стала моделью для Музикферайна. То же можно сказать и о зале в Тюильри, для которого Гайдн писал свои Парижские симфонии: там проходили и концерты, и представления с участием лошадей. Если говорить о китайских династиях Мин или Хань, у них исполнение музыки тем более было связано с лошадьми — об этом говорят тысячи архитектурных свидетельств. Для меня это более чем естественно. Лошади — животные очень музыкальные, ритмичные, и если люди могут передать им свое ощущение музыки, думаю, это отлично!

— И все же до определенного момента исполнение музыки в вашем спектакле существует отдельно, а все, что происходит с лошадьми, — отдельно. Перелом наступает, когда в хоровой сцене наездницы начинают петь, и ты понимаешь, что они не просто открывают рот, но поют наравне с хором! Это производит сильнейшее впечатление.

— Я видел их представление в Версале, где они также пели. У них там шоу каждые выходные, в тот раз они пели Монтеверди и Баха. Меня это так потрясло, что я решил сделать нечто схожее в «Кающемся Давиде». И нашел хоровой эпизод, который смог поделить между Баховским хором Зальцбурга и хором наездниц. Не то чтобы у них профессиональные хоровые голоса, но они постоянно совершенствуются и в танце, и в актерском мастерстве, и в пении, это часть их профессии. Кстати! Знаете ли вы, что одна из наездниц, участвовавших в «Кающемся Давиде», — русская? Аня… не помню ее фамилии (Козловская. — И.О.).

«Неделя Моцарта» — 2016 обойдется без масштабной постановки: мы делали их три года подряд — «Луций Сулла», «Орфей», «Давид» — и очень устали. У нас большие планы: в феврале и марте покажем зальцбургскую версию «Луция Суллы» в Ла Скала, состав будет чуть-чуть другой. Кроме того, хотим показать «Кающегося Давида» в Бремене и Лионе. А передышка нам нужна и для того, чтобы придумать нечто грандиозное для «Недели Моцарта» — 2017.

Сцена из спектакля «Кающийся Давид»Сцена из спектакля «Кающийся Давид»© Agathe Poupeney

— Насколько вам интересна работа с Детским оркестром Моцарта, выступавшим на фестивале уже в третий раз? Сейчас он звучит лучше, но его дебют, мягко говоря, обескуражил.

— Еще бы не интересна! (Смеется. Пауза.) Надеюсь, вы не будете безжалостны, как большинство журналистов, и проявите снисходительность: это совсем юные музыканты, еще дети, от 7 до 12 лет, непрофессионалы, они делают максимум того, что могут. Разумеется, само по себе это не гарантирует совершенства. Но тем, что у нас получилось в Девятой симфонии Моцарта, я доволен по самому строгому счету. Меня это очень трогает, иначе я просто бы этого не делал. В прошлом году мы встретились за месяц до концерта, в этом — за три недели, и они были уже очень хорошо готовы. Пока идет фестиваль, у нас три или четыре репетиции, и с каждым разом заметен их рост, через год мы выступим вновь, есть и много других идей. Например, моей идеей было пригласить на следующий фестиваль Turtle Island Quartet — необычный джазовый квартет, они будут импровизировать на темы Моцарта. Это интересный эксперимент, идея мне нравится.

— Продолжается ли ваш Festival Ré Majeure на острове Иль-де-Ре? Удалось ли вам расширить его программу, как вы планировали?

— Нет, он по-прежнему длится четыре дня, мы все еще скромная организация, нам нужно время. У нас тоже было музыкальное представление с участием лошадей, ничего не имеющее общего с зальцбургским, в этом году мы повторим его. Там звучит много американской музыки, в том числе Джими Хендрикс в переложении для струнных, я делаю это с большим удовольствием. На ближайшем фестивале исполним также «Stabat Mater» Перголези. Особенным событием стало концертное исполнение «Летучего голландца» Вагнера два года назад: туда пришло много людей, в жизни не слышавших оперы, — от политиков до торговцев устрицами. Это веселее, чем наша обычная жизнь в Гренобле, который, кстати, наш оркестр собирается покинуть: новый мэр из партии «Зеленых» (Эрик Пиоль. — И.О.) срезал нам все финансирование. Сейчас мы с «Музыкантами Лувра» ищем другой город, где смогли бы работать. Франция вообще сейчас в большом кризисе, и не только по части культуры; напряженность в обществе растет.

— Нельзя не вспомнить о парижской трагедии, когда в редакции журнала «Шарли Эбдо» были убиты 12 человек. В России разногласия между людьми по этому поводу порой еще сильнее, чем по поводу ситуации в Крыму, например.

— Долгий разговор… Во-первых, я думаю, что мы живем в XXI веке и что мы свободны. Карикатура не может быть преступлением, это всего лишь сообщение. Во-вторых, сегодня техника ведения войны — уже не война, а просто трусость. В этом слабость нашего времени. Людям хочется воевать, но на деле это оборачивается чем-то другим. Что касается меня, я хорошо знаю дочь одного из убитых, Бартабас хорошо знал еще одного из них, и мне эта история очень близка. И если дело оборачивается так, мы должны сражаться и не должны бояться.

© SN/Lienbacher

— Что интересного вас ждет в ближайшее время?

— Возобновления спектаклей для меня не менее важны, чем премьеры, и сейчас их много. Это и «Луций Сулла» в Ла Скала, и «Альцеста» в Пале-Гарнье, и «Платея» там же. Впервые в жизни буду дирижировать «Травиатой», которую возобновляет Ковент-Гарден: вполне традиционная для этого театра постановка с Соней Йончевой. А особенно важное дело ждет меня в Швеции, в Дроттнингхольме, в королевском замке: буду ставить всю трилогию Моцарта — Да Понте по одной опере в год, надеюсь в итоге показать все три одну за одной. Играть будет оркестр Дроттнингхольмского театра; возможно, организуем копродукцию с «Музыкантами Лувра», с которыми я повторю эти постановки где-нибудь еще.

— Так как вы упомянули Верди, спрошу о ваших впечатлениях от сотрудничества с Дмитрием Черняковым.

— «Трубадур», ну как же. Как и ожидалось, вначале все шло очень странно, но было интересно, мы сразу же очень доверяли друг другу. Теперь постановка вышла на DVD, у него большой успех, хотя лучше смотреть сам спектакль, конечно. Надеюсь повторить его. Я также работал с Черняковым над возобновлением «Дон Жуана» в Экс-ан-Провансе полтора года назад. Попытаться оказалось очень интересно, какие-то вещи для меня чисто технически были на грани возможного, много чему пришлось научиться! Со многим в его концепции я едва мог согласиться, для меня это все же эксперимент — как и любая работа с Дмитрием. Впрочем, над «Трубадуром» было работать гораздо легче. Его «Китеж» в Амстердаме мне очень понравился и показался вполне исполнимым. На следующий год у нас новая постановка в Вене, название сказать пока не могу («Фиделио» Бетховена. — И.О.).

— Чем запомнилась вам работа с оркестром Мариинского театра?

— На концерте они были просто восхитительны. На репетициях все шло куда труднее. (Смеется.) Им не хватало сосредоточенности — они так загружены работой! Я слышал о том, в каком режиме им приходится жить. Но концерт был отличный, и мы обсуждаем возможность дальнейшей работы. Как обсуждаем ее и с Большим театром — я хорошо знаю нового директора Владимира Урина, с которым мы познакомились во время работы над «Пеллеасом» в Театре Станиславского. Будет это опера или концерт — увидим, но мы ведем активные переговоры.

— Закончилось ли ваше сотрудничество с оркестром Sinfonia Varsovia?

— Не совсем — я взял паузу: нового зала, о строительстве которого было столько разговоров, так и нет, нет и полноценного концертного сезона. При том что в Польше полно отличных залов: в Катовице, например, один из лучших в мире! В Познани отличный зал, как и в том городе, где фестиваль у Пола Маккриша… правильно, Вроцлав. Там чуть ли не везде новые хорошие залы, кроме Варшавы, и я не пойму, как так может быть. Это просто безумие, хотя был проведен конкурс на лучший архитектурный проект. Поэтому я выжидаю и буду рад вернуться.

Сцена из спектакля «Трубадур»Сцена из спектакля «Трубадур»

— Не так давно вы дебютировали за пультом оркестра, о котором мало кто слышал и который вы очень хвалили, — Филармонического оркестра Катара.

— Да, мы потом встречались еще трижды. У меня также отличные воспоминания о концерте с Токийским столичным симфоническим оркестром в прошлом августе. Невероятный оркестр, в котором многие играли еще у Сэйдзи Одзавы на его фестивале в Мацумото. Интереснейший опыт: на репетициях атмосфера была холодноватая, шли они как-то поспешно, но на концерте это было… как землетрясение! Это был не первый мой раз в Японии, до того я дирижировал Камерным оркестром Канадзавы и собираюсь вернуться как туда, так и в Токио. Там просто невероятный оркестр, исключительный. Музыканты настолько дисциплинированные и хотят играть!

— «Меня все больше интересуют крупные оперы Вагнера. Я вижу их связь с Моцартом и хотел бы ее показать», — говорили вы в прошлый раз. Удалось ли вам это?

— Я записал одноактную версию «Летучего голландца» — это уже немало, верно? Очень хотел бы поставить целиком «Кольцо нибелунга», а пока готовлюсь, исполняя фрагменты на концертах. Вагнер хорошо знал музыку Моцарта, и от Моцарта в его творчестве идет лирическая линия. На мой взгляд, она куда сильнее драматической, которую принято выставлять на первый план. Готовя «Летучего голландца», я старался работать с певцами именно в этом направлении, с Евгением Никитиным дело шло особенно удачно, очень доволен результатом. На данный момент это последняя моя запись, которая вышла, своей очереди ждут «Страсти по Иоанну» Баха.

— Вы также собирались играть больше сочинений Чайковского, мечтали исполнить «Весну священную». Осуществились ли эти планы?

— Чайковский — конкретных планов пока нет, но очень хочу и сделаю это. «Весну священную» тоже, но я все еще колеблюсь, представьте себе, боюсь немного. Для дирижера это серьезный шаг. Не сочтите за кокетство, но даже про полное «Кольцо нибелунга» я думаю с меньшим ужасом, пусть оно и гораздо длиннее. «Руслан» Глинки, «Борис» Мусоргского — это все тоже мне очень интересно. Если брать шире, еще одна моя мечта — «Дон Карлос» и многие другие оперы Верди, особенно «Риголетто». И вообще все оперы Вагнера.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте