«Сейчас альтистов-дирижеров стало много»

— Ты сейчас больше выступаешь как дирижер или как солист?

— Дома занимаюсь больше дирижированием, чем альтом. По-моему, я почти достиг состояния, о котором мечтал давно. Это примерно fifty-fifty. Дирижирование — трудная профессия и очень длительная. Знатоки говорят, лет 30 надо учиться: 10 лет занимаешься технологией, 10 лет занимаешься изучением репертуара, 10 лет становишься хорошим музыкантом.

— Тебе 40 лет, должен успеть. Тебя ни с каким оркестром постоянные отношения пока не связывают?

— Нет.

— Хотел бы? Это же ответственность.

— Конечно, хотел бы. Возраст такой — надо уже брать на себя ответственность. Понимаешь, у меня ведь с альтом ни в оркестре никогда не было работы, ни в квартете. То есть я никогда себя не привязывал к какому-то музыкальному организму. Дирижеру тоже не обязательно себя привязывать, можно быть приглашенным. Но постоянный дирижер — это все-таки другие отношения с коллективом. Возможно, более прогрессивные.

— Часто бывает, что ты с одним и тем же оркестром выступаешь как солист и как дирижер. В том числе и одновременно. И как оркестранты?

— Не едет ли у них крыша?

— Ну да.

— Вообще, как правило, оркестры очень такое любят.

Можно дирижировать на раз, а можно на три, можно на четыре, а можно на два.

— А насколько сподручно выполнять две функции сразу?

— Например, недавно мною записанный Концерт Петериса Васкса предназначен для струнного оркестра. Партитура не слишком трудная. Дирижер там, в принципе, и не нужен — концертмейстер легко справляется. В «Сюите в старинном стиле» Добринки Табаковой, которая будет в программе моего концерта 19 декабря в «Зарядье», я солирую и немножечко дирижирую. В основном же в такой ситуации ты как бы на инструменте ведешь за собой оркестр. Но опять же — у Табаковой это струнный оркестр. У меня есть мечта — хочу заказать произведение с расширенным составом, где, возможно, одна из частей будет только с духовыми, где я буду задействован как альтист, а в каких-то местах могу положить инструмент и только дирижировать, потом опять что-нибудь сыграю, потом снова продирижирую. Как правило, композиторы пишут для солирующего альта и струнных. Боятся, что духовые будут его заглушать. На самом деле, это ошибка. Мне кажется, альту легче «пробить» духовые, чем струнные. Важно правильно сбалансировать регистры. В среднем регистре он полностью поглощен струнными: над ним скрипки, под ним виолончели с контрабасами. А вот в Альтовом концерте Шнитке когда альт играет внизу — аккомпанемент наверху, а если у оркестра задействован нижний регистр — альт, наоборот, должен лететь по верхам. Сейчас альтистов-дирижеров стало много, поэтому нужен такой репертуар.

— А кто еще?

— Ну, не считая Юрия Абрамовича (Башмета. — Ред.) — вся семья Земцовых. Саша Земцов — очень хороший альтист, он был концертмейстером в Лондонском филармоническом оркестре, потом ушел, он — известный (в Европе, во всяком случае) профессор. И уже давно занимается дирижированием. Его брат Михаил — тоже. Потом есть такой Хартмут Роде — берлинский альтист и дирижер. Темирканов, Симонов, Альтшулер... Если подумаю — еще точно вспомню. Я уж не говорю о скрипачах-дирижерах. Вот, например, Кристоф Барати. Мы недавно провели целый вечер в разговорах о том, как он делает без дирижера Концерты Бетховена и Мендельсона. И вообще какой репертуар возможен для дирижирующего солиста.

— То есть оркестр с солистом и без дирижера — это популярная сейчас тема?

— Ну так, собственно, и было в то время, когда Моцарт, Бетховен и Мендельсон писали свою музыку. В принципе, оркестр в такой ситуации может даже лучше играть. Потому что музыканты, оставшиеся без дирижера, начинают слушать друг друга.

— Именно этот тезис провозглашает наш возрожденный «Персимфанс» — оркестр без дирижера, очень скоро в том же «Зарядье» исполняющий Девятую симфонию Бетховена. А для чего-нибудь дирижер все-таки нужен? Или это просто наследие века диктаторов, привычка к харизматической личности и сильной руке?

— Во-первых, дирижер нужен в тех произведениях, где он изначально подразумевался. Если я не ошибаюсь, первым, кто повернулся лицом к оркестру, был Берлиоз. У профессионального оркестра просто нет столько времени для репетиций, чтобы сыграть без дирижера «Весну священную», например. Во-вторых, как мне кажется, дирижер нужен для того, чтобы собрать оркестр в одну музыкальную мысль.

— Твой инструмент тебя обязывает играть много новой музыки — композиторы прежних эпох для сольного альта не очень-то писали. Но, как говорится, есть современная музыка и современная музыка. Жерар Гризе, которого ты на днях играешь вместе с Госоркестром Владимира Юровского на его «Другом пространстве», мне кажется, не твоя чашка чая?

— Да, не совсем. Как правило, я стараюсь играть музыку мелодическую — даже если она современная. Во всяком случае, такую, где важны качество и красота звука. Но вот я взял этот проект. Потею. Мучаюсь. Трудно.

— Там же вроде одна нота «ми».

— А остальное — обертоны. И это все нужно интонировать. Там есть место, где полтона делится на пять интонирующих частей, соответственно, тон — на десять! И это все выписано, это не импровизация. Знаешь, иногда идешь по улице, и едет полицейская машина с сигналом. И, как только машина мимо тебя проехала, этот звук чуть-чуть спускается. Вот так и здесь. Пять раз. Ну, ничего, я думаю, это будет грандиозная вещь.

— Это первая твоя работа с Юровским?

— Да. Хотя мы знакомы, я часто хожу на его концерты в Лондоне.

— Лондон по-прежнему остается твоим основным местом жительства?

— Я сейчас живу между Лондоном и Будапештом (спутница жизни Максима — венгерская виолончелистка Дора Кокаш. — Ред.). Лондон — база, я там плачу налоги. А в Будапеште у нас теперь еще и собака.

Знаешь, иногда идешь по улице, и едет полицейская машина с сигналом. И, как только машина мимо тебя проехала, этот звук чуть-чуть спускается. Вот так и здесь.

— А твои родственники остаются на Украине?

— Там живет вся моя семья. Но они переехали из Краматорска в Ужгород. А там недалеко граница с Венгрией, и мы с мамой гораздо чаще сейчас видимся.

— У тебя сейчас непривычно плотная программа московских выступлений — фестиваль Vivacello, фестиваль «Другое пространство» и, наконец, твой дирижерский дебют с Госоркестром и скрипачом Борисом Бровцыным 19 декабря в «Зарядье». Когда к нам в следующий раз? Фестиваль «Возвращение»?

— Да, приедем на него. И я, и Дора. Пока еще не знаем, что будем играть. Еще поеду в Казань к Сладковскому. Там у него целый фестиваль солистов-дирижеров. Насколько я знаю, нас таких будет четверо: Сергей Крылов, Юлиан Рахлин, Александр Рудин и я. Все будут по чуть-чуть играть соло, а во втором отделении дирижировать симфониями. Ну а почему нет?

Я начал заниматься дирижированием еще в 2000 году в Гилдхолле. Просто на какой-то период альт стал важнее. И я его не собираюсь бросать. Да, я теперь больше фильтрую поступающие мне предложения — может быть, реже играю камерную музыку, реже участвую в фестивалях. Но зато сижу учу партитуры и получаю огромное удовольствие. С оркестром очень приятно работать.

— И вот приезжаешь ты в какой-нибудь оркестр, тебе на все про все дается четыре репетиции…

— А то и две.

— И за две репетиции ты должен с незнакомым оркестром выучить программу. Это тебя устраивает?

— Абсолютно. Я на первой же репетиции полностью проигрываю произведение. И сразу понятно, над чем надо работать, что нужно успеть, какой уровень у оркестра. В этот первый момент нужно понять, что происходит, схватить ситуацию. Кстати, к концерту 19 декабря у нас будет, по-моему, две репетиции плюс генеральная. Но оркестранты сказали, что им вся музыка знакома, «просто приди и покажи, мы все тебе сыграем». Я же общаюсь с оркестровыми музыкантами, у меня очень много друзей среди них.

— Это тебе мешает или помогает как дирижеру?

— Помогает. Конечно, если речь идет о симфонии Бетховена или Моцарта — там, к сожалению, невозможно просто «все показать», невозможно обойтись без разговоров и репетиций, чтобы интерпретация получилась.

— Объясни.

— Любой дирижер, если придет в новый для себя оркестр, для Моцарта наверняка запросит как можно больше репетиций. Потому что Моцарт — это самое трудное. Потому что он должен быть на одном дыхании. Потому что это фразировка. Потому что там вообще непонятно, что показывать, — можно дирижировать на раз, а можно на три, можно на четыре, а можно на два. Ведь большинство этих произведений в свое время игралось без дирижера. С Бетховеном даже проще. У него в нотах уже много деталей зафиксировано, и просто нужно это выполнить. А Моцарт и Гайдн — это ужас.

— Ты имеешь в виду работу с обычным оркестром, не с барочным?

— Да. Вот меня в прошлом году попросили сделать полностью моцартовскую программу с одним симфоническим оркестром: Симфония-кончертанте, Скрипичный концерт № 5 и 39-я симфония. И тогда мне вспомнились слова Чуковского — «ох, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота». Потому что симфонический оркестр на Моцарта просто не рассчитан. У него нет таких чуткости и легкости.

— А вообще сейчас, когда так много специалистов по исторически информированному исполнительству, имеет смысл обычному, традиционному оркестру играть Моцарта?

— Только по желанию художественного руководителя, который считает, что таким образом оркестру можно почистить перышки. Вот, например, так Юровский программирует Моцарта или Гайдна. Это очень полезно — вдруг сразу все становится голым, все слышно. У меня, например, есть такой знакомый — Джонатан Коэн, он занимается исключительно барочной музыкой, в том числе операми. Его приглашают в обычные оркестры, чтобы он с ними занимался барочным стилем.

— На твоем YouTube-канале висит очень жалобный ролик с Борисом Бровцыным, зазывающим на ваш концерт в «Зарядье».

— Ну, это такой Борин юмор. В программе — «Вариации на тему Франка Бриджа» Бриттена, «Пульчинелла» и Скрипичный концерт Стравинского, «Сюита в старинном стиле» Добринки Табаковой. Общая тема концерта — имитации. Должно получиться насыщенно и интересно.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!