«Идея с телеграфным ключом возникла то ли у меня, то ли у Веры»

1—3 декабря в Новом пространстве Театра наций в рамках фестиваля NET состоятся показы музыкального перформанса «SOS» («The Song of Songs» — «Песнь песней») художника, режиссера и куратора Веры Мартынов и композитора Алексея Сысоева. В исполнении участвуют 14 певцов ансамбля Intrada, 2 чтеца, перкуссия и телеграфный ключ в качестве музыкального инструмента. У джазового пианиста и дипломированного консерваторского композитора Алексея Сысоева выясняла подробности Марина Кощеева.

— В названии спектакля зашифрован сигнал бедствия SOS. Кому он адресован?

— Всем слушателям. По идее инициатора проекта Веры Мартынов сам спектакль, сама кантата подразумевают послание, это жизнь после катастрофы.

— Пресс-релиз называет «SOS» перформансом, что предполагает свободу. И в то же время там указано, что это кантата, а такая форма диктует свои правила. Чего ожидать публике?

— Первые полчаса это перформанс, который будет происходить в фойе, потом он постепенно перетекает в кантату. Сама кантата будет наверху и начнется на 30-й минуте. Но все это единое целое, один взаимосвязанный поток.

— В основе либретто — любовные тексты из «Песни песней» Соломона, письма Плиния Младшего и личные дневниковые записи создателей проекта. Как тексты взаимодействуют между собой?

— Действительно, это три больших корпуса текстов. «Песнь песней» используется в английском варианте. Весь этот текст, довольно большой, я положил на музыку. У нас было несколько вариантов разных переводов, мы выбрали самый старый (по-моему, анонимный), на староанглийском языке. Хотя формально это проза, там нет рифм, но на самом деле текст очень поэтичен, внутренне музыкален. Поэтому мы выбрали именно этот перевод — современный годится скорее для поп-музыки. Дневники Веры Мартынов плюс документальные свидетельства и письма Плиния Младшего читают два актера.

— У Плиния Младшего было много писем; какие именно звучат в перформансе?

— Были выбраны его свидетельства о катастрофах; он был очевидцем извержения Везувия, и этот, по идее, очень страшный текст написан удивительно объективным, суховатым языком наблюдателя.

— Почти во всех текстах говорится о катастрофе…

— Идет речь и о личной катастрофе — о жизни человека без другого человека, — и о трагедии массовой, которая может случиться со всеми нами. В спектакле текст Веры изначально зашифрован в партии необычного «музыкального инструмента» — телеграфного ключа. Во-первых, это ритмический лейтмотив SOS: три точки — три тире — три точки (стучит по столу). Во-вторых, в исполнении перкуссиониста Дмитрия Щелкина звучит большой эпизод — это все переложение Вериного текста. Человек знающий расшифрует это послание.

Меня очень радует начальный этап работы, когда все друг друга немного не понимают, но очень хотят понять.

— Есть ли, кстати, сейчас какие-то проекты у вашего импровизационного ансамбля Error 404 с Дмитрием Щелкиным и пианистом Юрием Фавориным?

— Втроем, к сожалению, нет. Но мы очень много сотрудничаем с Дмитрием Щелкиным. В «SOS» у него очень сложная партия: он играет на необычном «инструменте».

— Год назад в «Гоголь-центре» Кирилл Серебренников поставил спектакль «Машина Мюллер» с вашей музыкой. Ожидаются ли еще работы там?

— Я надеюсь, что это еще случится. Это был интересный эпизод в моей биографии. Работа в театре часто готовит какие-то сюрпризы, нужно сделать что-то такое, чего никогда не делал. Например, написать хитовую песню — вроде у меня это получилось (смеется). Это очень ценный опыт, если относиться с должной долей доверия к режиссеру, который тебя приглашает. Мне очень приятно, что я способен на какие-то иные вещи кроме узкоспециальных, к которым я привык.

«SOS» для меня — это тоже очень необычная работа, поскольку мне пришлось использовать тональность, модальность. Этому есть объективные причины. С одной стороны, Вера попросила, чтобы в музыке были запоминающиеся мелодии, соответствующие эстетическому климату текста. С другой стороны, есть абсолютно фантастический хоровой ансамбль Intrada, основной репертуар которого — классический. Всего этого я не мог не учесть, поэтому использовал более привычные звукоряды. В этом мне, наверное, помог и мой предыдущий опыт работы с ансамблем Intrada — проект «Реквием», в котором впервые пришлось столкнуться с хоровой музыкой. Я не мог написать что-то свое, я должен был вписаться в определенный контекст. После «Реквиема» я увлекся вещами, которые меня раньше не настолько глубоко интересовали. Например, композиторами XIV—XV веков: Гийомом де Машо, Филиппом де Витри, Ландини, Чиконией.

— А как происходит работа с режиссером? С Кириллом Серебренниковым, Верой Мартынов?

— Мне как-то всегда везло в таких коллаборациях. Кто-то берет жесткую ответственность на себя. Это не хорошо и не плохо. В каждом случае степень доверия разная — я сам к каким-то вещам человека из другой области не допущу. Я помню первую встречу с Катей Антоненко (руководитель ансамбля Intrada. — Ред.) и с Верой Мартынов. Меня вообще очень радует начальный этап работы, когда все друг друга немного не понимают, но очень хотят понять. Поэтому мы говорим в абстрактных категориях, пытаемся описать наши желания. Концепция, инструментальный состав, большинство тонкостей — все это мы придумали на первой встрече. Идея с телеграфным ключом возникла то ли у меня, то ли у Веры… она сказала, что «The Song of Songs» — это SOS. Я говорю: «О, телеграфный ключ». Она: «Да, я где-то слышала, что его использовали как светопроекцию азбуки Морзе. Давай попробуем использовать его как музыкальный инструмент?» По ходу работы мы постоянно обменивались какими-то соображениями; мне всегда очень приятно понимать то, что происходит не только у тебя, в твоей области, но и у твоих коллег.

— Эннио Морриконе когда-то сказал, что композитору неинтересны мелодии, но они нужны народу и поэтому приходится эти мелодии сочинять. Вы сочиняете мелодии?

— Да, конечно (смеется). Я люблю это все. Многие к этому относятся по-другому. С одной стороны, это давление культуры, с другой — образования, консерваторских и консервативных мыслей; от всего этого очень сложно отойти. Но я никогда не выстраиваю снобистскую иерархию. Для меня самое лучшее рабочее состояние — когда я забываю о ней. Музыка Баха, джаз вдруг начинают звучать так, как будто я слышу их в первый раз. Мне кажется, это самое правильное состояние художника и слушателя.

Понравился материал? Помоги сайту!