Борис Иванович

Умер Борис Иванов, системообразующий для позднего Ленинграда человек. Он и Виктор Кривулин двадцать лет (с конца 1960-х по конец 1980-х) направляли и структурировали активность культурного подполья в городе. Философские и филологические квартирные семинары, толстые самиздатские журналы, подпольные выставки, поэтические чтения, «сейшены», драматические спектакли на каких-то страннейших площадках: если бы тогда выходила андерграундная машинописная «Афиша», она была бы много толще нынешней.

Борис Иванов родился в 1928 году и принадлежит к первой генерации сверстников, не попавших на войну. В 1945 году ему было уже 17. Он старше не только младших ленинградских шестидесятников Иосифа Бродского и Сергея Довлатова, но и старших — Андрея Битова, Александра Кушнера, Виктора Сосноры, Глеба Горбовского. В другом измерении — старше Собчака, Горбачева, Ельцина.

Ближе всего ему по возрасту, мироощущению, бескомпромиссности — художники из «Ордена нищенствующих живописцев», как и он — блокадные подростки, изгнанные в 1949-м за вольнодумие из Средней художественной школы при Академии художеств: Александр Арефьев, Владимир Шагин, Рихард Васми, Соломон Шварц и их идеолог — поэт Роальд Мандельштам. Не шестидесятники, скорее — пятидесятники. Когда умер Сталин, Иванов уже отслужил в армии и вступил в партию; ему исполнилось 25 лет.

Он, впрочем, долгое время никак не соприкасался с будущими товарищами по ленинградской литературно-художественной среде. Отец, квалифицированный ленинградский рабочий, погиб на фронте, блокадную зиму Иванов провел с матерью- официанткой в осажденном городе. В эвакуации и по возвращении в Ленинград Борис Иванович учился в «ремеслухе», работал токарем, потом — бурильщиком на Кольском полуострове, закончил сержантские и офицерские курсы, демобилизовался. И только в 1953 году поступил на отделение журналистики филфака ЛГУ. По окончании уезжает в Псковскую область, работает в «районке», потом, по возвращении, в ленинградских заводских многотиражках. Биография — для положительного героя советского производственного романа.

Словами Пастернака: «Провинция не всегда отставала от столиц во вред себе. Иногда в период упадка главных центров глухие углы спасала задержавшаяся в них благодетельная старина». Иванов был и оставался тем несуществующим, тянущимся к культуре, честным, принципиальным партийным рабочим, каких встретить можно было разве что в повестях Веры Пановой. Настоящий советский человек — это про него.

В 1974 году автора этих строк, постоянного посетителя «Сайгона», свободолюбивого юнца, сослуживец по КБ — знаменитый ныне Борис Гройс отвел домой к Борису Ивановичу, в коммуналку на Карповке.

Только в 1960 году Борис Иванов оказывается в ЛИТО при «Советском писателе» и входит в круг тогдашних молодых (на десять лет моложе его) литераторов. Он пишет прозу, восходящую по стилистике к Андрею Платонову; так начинали и Борис Вахтин, и Рид Грачев. Выходит книга рассказов; кажется, с такой анкетой Иванов вот-вот станет членом Союза писателей, как многие из его более молодых коллег. Но тут окно возможностей закрывается.

30 января 1968 года состоялся знаменитый вечер в ленинградском Доме писателя, окончательно закрывший возможность существования в легальной литературе Бродского и Довлатова. В том же году Иванов подписывает письмо в защиту Александра Гинзбурга и Юрия Галанскова. Его изгоняют из партии, увольняют из газеты, об официальных публикациях можно забыть. Союз писателей стал замкнутой организацией.

Ленинград — не Москва. Здесь не было никакой литературной работы для тех, кто не входил в систему, — ни переводов, ни внутренних рецензий, ни ответов на письма читателей. Попытка публикации на Западе — немедленный арест, правозащитников нет, иностранные корреспонденты отсутствуют…

Никто из сколько-нибудь заметных ленинградских литераторов, родившихся в 1945—1965 годах, в союз так и не вступил, а значит, печататься не мог. Шестидесятники своих младших братьев — семидесятников — не замечали. Сверстникам Битова и Попова когда-то помогали Дар, Герман, Меттер. Следующее, вычеркнутое из первой литературной действительности, поколение было изолировано. Оставалось кучковаться в «Сайгоне», сходить с ума, спиваться или, смирившись, пахать в какой-нибудь бессмысленной конторе.

Борис Иванов одним из первых уходит в другую жизнь, перестает биться о двери редакций. Он, собственно, определил способ существования «поколения дворников и сторожей» — шкипер на барже, ночной сторож, механик по лифтам, кочегар газовой котельной.

В 1974 году автора этих строк, постоянного посетителя «Сайгона», свободолюбивого юнца, сослуживец по КБ — знаменитый ныне Борис Гройс отвел домой к Борису Ивановичу, в коммуналку на Карповке. Там проходил семинар, посвященный Хайдеггеру. Доклад делала Татьяна Горичева, единственный человек в СССР, состоявший с немецким философом в переписке. В миру она преподавала обществоведение медсестрам. Из того, что там тогда говорили, я не понял ровно ничего. Но меня поразили почти монастырская атмосфера, строгий регламент, взаимное уважительное «Вы». Любезный, серьезный, демократичный Борис Иванович определял правила. Это казалось игрой, а стало набором институций. Толстенные кирпичи машинописных «Часов», которые он регулярно выпускал с Борисом Останиным, ежегодная Премия Андрея Белого, конференции неофициального культурного движения были чужды какого бы то ни было дилетантизма. Новое Средневековье было аскетично и содержательно.

В Ленинграде с 1930-х годов существовала традиция отделения культурного служения от материальных выгод. Даниил Хармс не рассчитывал на публикацию своих взрослых вещей, «Поэма без героя» писалась без оглядок на цензуру, «арефьевцы» работали малярами и писали свои картины тайно для таких же нищих, как они сами. «Главное — величие замысла», — говорил Иосиф Бродский. Иванов выстроил для нас — семидесятников — пространство бескорыстного, жертвенного творчества. Жить становилось не стыдно. Появлялась среда. Каждую неделю что-нибудь да происходило.

Он был и по манере, и по внешности очень ленинградский человек. Этот социальный тип, впрочем, тогда уже исчезал — умственный рабочий, токарь или фрезеровщик 6-го разряда. Уважительный, с чувством собственного достоинства, аккуратный, немногословный, одетый недорого, но опрятно. Единственный, кого всегда называли по имени и отчеству — Борис Иванович.

Отпевание Бориса Ивановича Иванова будет проходить в Петербурге в понедельник, 9 февраля, в 11:00 в Князь-Владимирском соборе на Петроградской стороне. Похороны состоятся на Южном кладбище

Понравился материал? Помоги сайту!