Алексей Ретинский. «Zero Point»
Электроакустическая пьеса о переизбытке информации в современном мире от композитора-резидента оркестра musicAeterna
26 февраля 2021124Довольно много есть прекрасных книг, которые написаны потому, что авторы были вынуждены их написать. «Игрок» существует постольку, поскольку Достоевскому нужно было срочно сдать рукопись несуществующего романа — или потерять права на свои предшествующие тексты, «Воскресение» написано ради помощи молоканам, перебарывая себя, в качестве первой части большого романа — продолжение которого Толстой так, по существу, и не начал писать. Что уж говорить о большей части литературной продукции Диккенса, выдававшейся к сроку, как колонка в современный журнал: собственно, почти весь «большой роман» XIX века и вышел из этих рамок — журнальных или газетных, с разной «дыхалкой», но одинаково принадлежащих к «промысловой литературе». У каждого профессионального писателя легко подобрать коллекцию размышлений, разнящихся лишь тоном, о том, как бы он написал то или это иначе, совсем не так и не в этой форме — но сроки, привычки читателей, требования редактора, просроченные счета и планы на лето…
В научной гуманитарной литературе, вообще-то говоря, все примерно так же — и почти совсем так, если автор рассчитывает на то, чтобы его книгу прочитали не только специалисты: коллега прочтет независимо от стиля и мастерства изложения, а широкую публику (исчисляемую сейчас несколькими сотнями, при грандиозном успехе — тысячами читателей) надлежит увлечь. А для этого надобно соответствовать ее ожиданиям и обманывать их: соответствовать — дабы текст был опознан в качестве «могущего представлять интерес»; обманывать — дабы отличаться от других; собственно, «ожидания» и есть ожидания подобного «отличия», something special. Чем будет это самое special — вопрос к автору: тема, материал, способ подачи, парадоксальность суждений, не переходящая в привычку (что требует время от времени соглашаться с расхожим там, где ждут несогласия).
«История русов» — политический текст, проговаривающий политическое через историю: в этом смысле он привлекал первых читателей и, что особенно важно, сохранил и даже расширил аудиторию после того, как фальсификация была установлена.
Автор этой книги, один из наиболее известных и уважаемых современных украинских историков, профессор кафедры истории им. Михаила Грушевского и директор Украинского научного института Гарвардского университета Сергей Плохий на презентации в Высшей школе экономики говорил, что вообще-то его интересовало текстологическое исследование «Истории русов», к работе над которым он возвращался на протяжении большей части своей научной карьеры. Но какое хорошее издательство согласится издавать работу по текстологии — и даже если согласится, то кто будет ее читать? В результате вокруг текстологических исследований вырос прекрасный текст, вводящий и в перипетии украинской интеллектуальной истории XIX — начала XXI в., и в процессы нациестроительства, и в то, как центр управлял имперской окраиной, как она переставала быть окраиной, превращаясь в одну из «обычных» частей империи, как на это реагировали местные привилегированные группы и т.д. Собственно, получившаяся в итоге книга может служить лучшим введением в историю украинского национального движения — не самой историей, разумеется, но идеальным «первым шагом», аккуратно, увлекательно и точно вводящим в самую толщу переплетения интересов, интеллектуальных влияний, местных споров, российского и европейского контекста. Она идеальна в качестве введения еще и потому, что с первого же шага отучает от любых простых ответов, с помощью не только масштабных авторских познаний, но и филигранной литературной техники создавая многоуровневое описание — когда макросхема не вытесняет из поля зрения локальную ситуацию, а последняя не подменяет индивидуальных позиций конкретных людей. Что до последних, то именно здесь проявляется в особенности дарование автора — мало какой текст настолько «населен»: дело не в числе персоналий (именной указатель многих работ куда больше), а в индивидуализации персонажей. Участники рассказываемой Плохием истории (точнее, историй, которые сложным и идеально продуманным образом оказываются переплетены в тексте, в итоге создавая целостную, объемную картину) находятся каждый в своем месте и времени: это не «оживление» материала, а идеальный способ работы с ним — когда отсутствие той или иной информации о действующем лице является не менее важным обстоятельством, чем ее наличие, поскольку также говорит о времени, месте, условиях действия — о том, что сохранялось и каким образом, а что исчезало или изначально не фиксировалось. Пробелы, лакуны, остающиеся в материале, — это не меньшая реальность прошлого, чем любое «воспоминание» о нем, поскольку они свидетельствуют о непринадлежности нам этого прошлого, его инаковости по отношению к нам — обозначая границу: границу памяти, границу свидетельства, границу знания.
«История русов», чьим автором указан архиепископ Георгий (Конисский), становится известна с 1820-х гг. и быстро получает широкую популярность — ее эпизоды вдохновили Рылеева и Пушкина, они отразились в «Тарасе Бульбе», к ней восходит наиболее известный вариант истории гетмана Полуботка и т.д. Достаточно скоро, уже к середине 1840-х гг., данный текст вызвал сначала сомнения историков в его точности и достоверности, а затем было установлено, что он является фальсификацией. В последнем нет ничего особенного: эпоха романтизма с формирующимися национальными движениями, стремлением «удревнить» свою историю, найти «великие памятники прошлого» наталкивается на отсутствие или бедность подобных преданий — а когда они есть, то эти источники и предания далеко не всегда говорят то, что готовы услышать их читатели. Отсутствие или недостаточность подобных источников порождает готовность принять фальсификацию: самым известным таким случаем является, разумеется, история поэм Оссиана, но перечень подобного рода произведений весьма велик — можно вспомнить творчество Ганки, работы Срезневского и т.д. Характерно, кстати, как отмечает Плохий, что фальсификация чаще разоблачается не той группой, которая ближе к фальсифицируемому материалу и лучше его знает, — поскольку успешная фальсификация соответствует ее ожиданиям и она склонна закрывать глаза, не замечать имеющихся в фальшивке погрешностей: так, аргументированные сомнения в открытии Оссиановых поэм Макферсоном были высказаны не знатоками шотландской старины в Эдинбурге и Глазго, а англичанами. Аналогичным образом и погрешности в «Истории русов» обратили на себя внимание публично при попадании данного текста в руки русских историков — и уже затем факт подделки был признан и украинскими любителями старины.
Однако если бы речь шла еще об одной, пусть и весьма интересной, фальсификации романтической эпохи, то данный случай не имел бы особенного значения для широкой аудитории — тем более что «История русов» предполагает удревнение текста по сравнению с реальным временем его написания немногим более чем на полвека: фальсификация здесь выступает как способ скрыть реальное авторство и/или придать тексту больший авторитет, приписав его весьма почитаемому в империи архиепископу Могилевскому Георгию (Конисскому). Исторические неточности, прямые ошибки и вольные фантазии по поводу обстоятельств прошлого привлекли внимание очень скоро — и если бы речь шла об историческом источнике, то последующие изыскания о происхождении данного текста и его смысле имели бы преимущественно академический интерес. В данном случае, однако, это скорее «исторический памфлет», политический текст, проговаривающий политическое через историю: в этом смысле он привлекал первых читателей и, что особенно важно, сохранил и даже расширил аудиторию после того, как фальсификация была установлена.
Большое значение, придававшееся этому тексту в истории украинского национального движения (что справедливо во многом и применительно к современности), позволяет Плохию не только рассмотреть интерпретации «Истории русов» на протяжении почти двухсот лет, но и через интерпретацию представить очерк истории самого украинского национального движения — начиная с «захваченностью» «козацким мифом» деятелей Кирилло-Мефодиевского товарищества и вплоть до событий последних лет. Эта история естественным образом переплетается с историей поисков предполагаемого автора текста.
«История русов» — текст не просто известный, но для кого-то являющийся едва ли не библией, а на взгляд Н. Устрялова, «кораном» украинских националистов (оценка схожа, разница лишь в знаке), — как демонстрирует Плохий, довольно мало соответствует подобным интерпретациям, говорящим больше о времени и позиции их авторов, чем о том тексте, к которому они относятся. Тщательно реконструируя происхождение данного текста, устанавливая среду, в которой он возник, Плохий излагает версии авторства «Истории русов», выдвигавшиеся на протяжении более полутора веков поколениями историков и нациетворцев (ведь в позднем модерне историк является одним из основных нациетворцев — тем, кто деконструирует противостоящие схемы и воздвигает свои собственные).
И все-таки даже не эта «длинная история» интерпретаций и поисков автора имеет наибольший интерес, а реконструкция круга людей и идей, породивших данный текст. Поскольку, несмотря на последующую судьбу «Истории русов», ставшей одним из главных тестов украинского национализма, сама «История» порождена взглядами качественно отличными. Ее автором/авторами были представители мнений и убеждений стародубской казацкой старшины — той группы, которая тяжело переживала утрату прежних привилегий, отмену гетманата и постепенную ликвидацию казацких полков. Они были лояльны империи — и стремились к сохранению (а на тот момент уже скорее к восстановлению) своего прежнего, особого положения: привилегии и одновременное включение в имперскую элиту. Отсюда специфическая двойственность текста: представление Богдана Хмельницкого идеальным героем и создание «гдячского» мифа, когда договор, подписанный в1658 г. преемником Хмельницкого с Польшей (фактически аннулировавший соглашение, достигнутое после Переяславской рады), оценивается как достижение «идеального» состояния (в том числе за счет прямого искажения условий соглашения, достигнутого в Гдяче); или другой пример — осуждаемый авторскими ремарками в тексте Мазепа через вкладываемую в его уста речь обрисовывается явно положительно: именно в случае с Мазепой текст как бы «двоится», достигая вновь единства в образе гетмана Полуботка. Последний сюжет, детально проанализированный Плохием, лучше всего выражает позицию создателя/создателей «Истории»: Полуботок, защитник прав гетманата, везущий петицию с протестом против ликвидации поста гетмана и заведенной Малороссийской коллегии, куда были посажены одни «москали», героически защищает права своей «нации» против деспотизма, оказываясь правым перед судом истории в своем столкновении с Петром, которого текст вынуждает незадолго до смерти Полуботка признать его моральное торжество; здесь автор говорит уже языком романтического национализма, только «нация», о которой идет речь, — это двоящийся феномен: «нация» в смысле политического представительства («козацкая нация», куда не входят те же крестьяне) и «нация», расширившаяся до всего «народа». Текст, отстаивающий старшинские привилегии и права гетманата, апеллирующий именно к правам в качестве «русских» и входящих в общее имперское целое, обладающих привилегиями именно в качестве таковых (и защищающих их от того, что оценивают как нарушение, используя язык нарушения прав, порушенной справедливости), одновременно использует систему новых понятий и символов, уже связанных с модерным национализмом. Эта особенность и обеспечит тексту уникально долгую идеологическую жизнь — позволяя прочитывать его как пафосное изложение истории «украинского народа/нации», отождествляя «украинскую нацию» с «козаками», от лица которых как политико-правовой общности повествует «История».
В этом, как представляется, основная ценность «Козацкого мифа» за пределами узкого круга специалистов — в последовательном и многогранном прослеживании исторического мифа: то, что становится национальным мифом, отнюдь не создается вместе с самим процессом нациестроительства — напротив, в последнем используются мифы, образы, символы, уже существующие. Их переинтерпретируют и переописывают, но не «изобретают». За счет этого новое (национальное) содержание оказывается одновременно и старым, знакомым: новая общность готовится из имеющегося, в свою очередь, на каждом из этапов являясь «не окончательной», для которой разветвляющаяся генеалогия ее мифов «держит» множественность вариантов будущего.
Сергiй Плохiй. Козацкий мiф. Iсторiя та нацiетворення в епоху iмперiй / Авториз. пер. з англ. М. Климчука. — К.: Laurus, 2013. 440 с. (Серiя «Золотi ворота», вип. 5). Тираж 1000 экз.
Презентация англоязычного издания состоялась в декабре 2012 г.: Serhii Plokhy. The Cossack Myth. History and Nationhood in the Age of Empires. — Cambridge University Press (CUP), 2012. На август 2014 г. издательством анонсирован выход этой работы в «мягком» формате.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиЭлектроакустическая пьеса о переизбытке информации в современном мире от композитора-резидента оркестра musicAeterna
26 февраля 2021124Татьяна Пигарёва о том, как в перестройку «Художественный» стал испанским кинотеатром, о советском фундаменте киноимперии Renoir и о первом приезде Альмодовара в Москву
25 февраля 2021235Экспериментальная группа из Санкт-Петербурга, которая играет экстремальную музыку по заветам Сергея Курехина
25 февраля 2021147Мы начинаем публикацию серии видеопортретов, которые описывают мир современной немецкой поэзии. Первый в проекте — поэт, переводчик и критик Ян Вагнер
24 февраля 2021145Почему флагманский проект платформы Premier — один сплошной флешбэк и в чем все-таки его польза
20 февраля 2021534Офисная жизнь и пляжная романтика на новом сингле изрядно мифологизированной московской яхт-рок-группы
19 февраля 2021159