Языки нормального в России

В издательстве Европейского университета вышел «антропологический роман» Анны Клепиковой «Наверно я дурак». Книга, которая послужила основой для кандидатской диссертации по антропологии, рассказывает о том, как автор несколько лет провела, работая волонтером в детском и взрослом интернатах для людей с особенностями умственного и физического развития — сокращенно ДДИ и ПНИ.

«Наверно я дурак» — не первый русскоязычный текст на подобную тему. Сама Клепикова ссылается на такие книги, как «Нестрашный мир» Марии Беркович и «Белое на черном» Рубена Гальего. Но от других произведений такой тематики книгу Клепиковой отличает сочетание научного и художественного подходов. Форма «антропологического романа» структурно напоминает тексты таких авторов, как Уильям Стайрон, Милан Кундера и Джулиан Барнс, у которых художественная проза пересекается с эссеистикой. Книга Клепиковой выходит за рамки жанра антропологического исследования и начинает осмысляться не только как научно-информативный текст, но и как сюжетно-лингвистическое построение. Важным становится не только что сказано, но и как это сказано.

Собственно, Клепикова и пытается создать новый язык, с помощью которого вопрос отклонений в развитии у детей и взрослых можно было бы обсуждать без ужимок, стыда и эмоциональности. Такая попытка тем более важна, что в литературе (не только в русской) умственные и физические особенности часто не выходят за рамки художественного тропа. Примеры здесь обширны. Умственная отсталость — сюжетный стержень научно-фантастического романа Дэниела Киза «Цветы для Элджернона». В стихотворении Ходасевича «Баллада» лирический герой говорит: «Мне невозможно быть собой, / Мне хочется сойти с ума, / Когда с беременной женой / Идет безрукий в синема». Аналогично построено стихотворение Дмитрия Быкова: «Старуха-мать с ребенком-идиотом — / слюнявым, длинноруким, большеротым — / Идут гулять в ближайший лесопарк». В романе Саши Соколова «Школа для дураков» у повествователя раздвоение личности. Сама Клепикова упоминает «Шум и ярость» Уильяма Фолкнера и «Жизнь Василия Фивейского» Леонида Андреева. Эти и другие тексты прочитываются двойственно: с одной стороны, все они так или иначе стремятся передать трагизм положения, в котором оказываются люди с особенностями развития; с другой — умственное или физическое отклонение в них остается художественным приемом, с помощью которого автор воздействует на читателя.

© Издательство Европейского университета, 2018

Клепикова выводит тему умственной и физической особенности из-под тирании художественного тропа. Описание быта детского дома, поведения самих детей и двух «конкурирующих сообществ» — либерально мыслящих волонтеров из организации «Альтернативы» и консервативных санитарок, подчиняющихся начальству и государственным чиновникам, — все это лишается каких-либо признаков личного суждения и выходит на некий нейтральный уровень. Клепикова описывает такие подробности, которые, казалось бы, трудно воспринимать без эмоций: несправедливость и грубость санитарок, которые бьют и ругают детей, тяжелое положение самих воспитанников ДДИ, истории волонтеров, воспитательниц и некоторых добросердечных санитарок, привязывающихся к детям и искренне ухаживающих за ними. Но все это принимает такое языковое выражение, в котором эмотивная функция отходит на второй план, и от этого содержание и сущность описываемого проясняются.

Из разнообразных примеров такой языковой системы можно привести следующий. Клепикова пишет о мальчике Савве, который не умеет ходить, но частично способен перемещаться на коленях:

«Савва не вполне контролирует свои естественные отправления, и это пытаются сделать за него: кричат и наказывают, если он не успел добраться до горшка. Персонал убежден, что Савва делает это им назло. Поэтому по утрам в качестве одновременного наказания и профилактики его после завтрака надолго высаживают на горшок, а иногда сажают туда еще до завтрака и кормят прямо на горшке. Это наглядный пример того, как больное тело воспринимается как механизм по переработке еды в отходы».

Что здесь означает слово «механизм»? Это метафора, которая в данном контексте почти полностью лишена своей метафоричности и приближена к прямому значению слова. Условия работы в детском доме таковы, что при зарплате в 8000 в месяц, отсутствии специального образования и тяжелых обязанностях многие санитарки настолько грубеют, что воспринимают воспитанников ДДИ не иначе как «механизмы» — оживленные сцепления органов без души и интеллекта.

Можно ли винить санитарок за такое отношение? Как антрополог, Клепикова документирует свои чувства злости и обиды, но также она показывает, что, возможно, это не полностью их вина. Возможно, это тяжелая жизнь и нелегкие условия, в которых они существуют, сделали их такими. Частично это объясняется и самой системой институтов для людей с особенностями в развитии. В этой связи и Клепикова, и ее научный руководитель Илья Утехин, написавший научно-теоретическое послесловие к книге, отмечают, что «Наверно я дурак» во многом описывает «деинституционализацию постсоветской России». Система, при которой людей с отклонениями исключают и изолируют из жизни общества, постепенно сменяется на современные модели, нацеленные на интеграцию в повседневную жизнь «новых нормальных», как называет их Илья Утехин. (Первая часть книги описывает ситуацию почти десятилетней давности, но, судя по последним главам, сегодня положительная тенденция и правда есть.)

Фактор постсоветского кажется особенно важным, если учесть, что он описывается в текстах других современных писателей. Попытка Клепиковой создать новый язык говорения о «ненормальном» перекликается с книгой Анны Старобинец «Посмотри на него», где она описывает тотальное одиночество и общественное неприятие, которые испытывают женщины, вынужденные по медицинским показаниям сделать аборт на позднем сроке беременности. Они тут же стигматизируются и исключаются из культурного поля здоровых беременных — субкультуры «беременяшек», к которой в обществе особо трепетное отношение. Причиной этому частично та же система советских институтов, при которой беременность на позднем сроке можно прервать только в одной-двух клиниках во всей Москве. Такое обособление, исключение индивидов из общей группы вынуждает многих искать утешения на тематических форумах в интернете, где у них есть возможность выговориться. Но и там нет полной безопасности: случайные пользователи, сетевые тролли и религиозные фанатики приходят на эти форумы и называют их «убийцами», грозят им «муками в аду». Старобинец пишет: «Ни на одном тематическом англоязычном форуме я ни разу не встретила ни одного агрессивного идиота со своим мнением в жанре “матери-убийцы”. Не потому, что в США, Канаде или Австралии нет агрессивных идиотов — их там не меньше, чем здесь, — а потому, что есть правила».

Правила — это то, что представляет собой любая грамматическая система, и именно такую грамматику принятия и понимания пытаются создать Старобинец и Клепикова. В конечном счете такая лингвистическая работа выражается в увеличении знания о сущности проблемы. Сьюзен Зонтаг в эссе «Болезнь как метафора» писала, что популярность метафор рака и туберкулеза в западной культуре связана не в последнюю очередь с мистическим и фатальным ореолом, который традиционно приписывался этим заболеваниям в произведениях искусства и литературе. Преодоление метафоры рака, которую Зонтаг расценивает как унизительную для больных, возможно, в частности, в случае увеличения научного знания об этой болезни. Это понимание, о котором говорит Зонтаг, есть не что иное, как способность описывать явления и процессы на комплексном самодостаточном языке, обходящемся без помощи метафор.

Роман Якобсон однажды назвал литературу «организованным насилием над языком». В этом смысле книга Анны Клепиковой — это попытка освободить людей с физическими и умственными особенностями от лингвистического насилия, попытка вывести их из-под диктатуры художественного приема. «Наверно я дурак» стремится создать новый язык, который был бы более эффективен в интеллектуальном плане, чем простое эмотивное высказывание. Устройство книги как антропологического романа, находящегося на пересечении прозы и научного исследования, подходит для этой цели как нельзя лучше.

Анна Клепикова. Наверное я дурак. — СПб.: Издательство Европейского университета, 2018. 432 с.

Понравился материал? Помоги сайту!