Что происходит с Русским ПЕНом?

Татьяна Щербина

поэт, эссеист

В ПЕНе все как в государстве. Не может же быть, чтобы страну крокодил, как красно солнце, проглотил, а маленькие солнышки безнаказанно светили. Хочешь светить всегда, светить везде — получи на лоб клеймо иностранного агента, живи под прицелом, от сумы и тюрьмы не зарекайся. Есть «Мемориал», был фонд «Династия», все как в ПЕНе: одни из страны уехали, а из ПЕНа — вышли, другие в стране бодаются как теленок с дубом и в ПЕНе бодаются. Всего-то сто человек. В стране бессменный президент — и тут, там был мухлеж на выборах — и тут, там исполком — какой надо исполком — и тут, для языковой точности переименовавший себя в правление.

Саша Ткаченко вытащил из тюрьмы Григория Пасько, сейчас ни за какого Пасько ПЕН вступаться бы не стал — крокодил красный-опасный, внутри него солнце. И он большой, ему видней. Не хочется проблем. Хочется государственных денег. Правозащитная функция пеновцев и прежде не интересовала, просто были Ткаченко и чувство необходимости соответствовать международному ПЕНу, но сейчас «наши зарубежные партнеры» даже если и откажутся от нас (не откажутся, куда они денутся!), плакать не будем. Русский ПЕН-центр — это российская организация, фактически один из нескольких союзов писателей. Был еще один заход по возвращению ПЕНу правозащитных функций, когда Людмила Улицкая стала вице-президентом. Но это оказалось не к месту и не ко времени.

Изменится ситуация в стране — изменится и в ПЕНе. А некоторые, несмотря ни на что, попытаются быть маленькими солнышками, чтобы не было совсем темно.

Елена Чижова

писатель, директор Санкт-Петербургского ПЕН-клуба

«Власть самодовлеющая и беспомощная, потерявшая свой смысл и свою цель. Традиция владычества, тоже умирающая» — это слова художника Олега Покровского, которыми он описал великую картину Павла Филонова «Пир королей». Вокруг стола-жертвенника расселись деспоты — короли смерти, вершащие мрачный обряд тризны. Велимир Хлебников назвал это действо «пиром мести».

Нет, я вовсе не хочу сказать, что ситуация, сложившаяся в нынешнем ПЕНе, разрослась в моем воображении до масштабов филоновских прозрений. В сравнении с ними все эти нарушения устава, прямые и косвенные оскорбления неугодных оппонентов, включая передергивание, а то и полное смысловое искажение наших мнений, а чаще просто замалчивание, многозначительные намеки и мрачные обещания «разобраться» с Санкт-Петербургским ПЕН-клубом, в общем, все то, с чем, к сожалению, нам пришлось столкнуться этой зимой, — воистину мышиная возня. Но таково уж свойство любого фарса: отсылать к своему трагическому прообразу, одновременно задавая даже самым нелепым и по-житейски понятным ухищрениям тот масштаб, которого сами по себе они никак не заслуживают.

За событиями последнего года, приведшими к фактическому расколу Русского ПЕНа, мне (и не только мне, а многим петербургским литераторам, членам Санкт-Петербургского ПЕНа) видятся симптомы хронической российско-советской болезни, которой неминуемо заболевают все, кто так или иначе оказывается у кормила власти — пусть даже самого маленького. Симптомы заболевания печально известны: 1) «нам виднее»; 2) «все, кто против, — враги».

Чтобы разговаривать с оппонентом, надо обладать умением вести дискуссию. А с врагом — нет. Тут не требуется никаких талантов, включая владение словом. Знай себе стой на своем. Отбивай атаки да почаще указывай пальцем: вот он, враг, хитрый и коварный, который под прикрытием вполне легитимных на вид требований, предусмотренных законом о деятельности общественных организаций, — например, отставки президента и гласной ротации исполкома — на самом деле целит в святое: существование нашего ПЕНа, которое, если следовать логике последних постановлений нынешнего «руководства», обеспечивается исключительно единством его рядов. То, что это «единство» произвольно трактуется как единомыслие и достигается негодными методами, к тому же впрямую противоречащими целям и задачам Международного ПЕН-клуба, записанным в его Хартии, похоже, значения не имеет.

Но это бы еще полбеды. Беда в равнодушии и попустительстве. Большинство пеновцев, включая отдельных членов московского исполкома, не желают во «все это» вникать. Одним неинтересно и скучно. Другие — видимо, искренне — полагают, что «писатель», как существо высшего порядка, должен стоять выше «мелких разборок», а общественные завалы пусть разгребают те, кому в силу разных причин не достичь сих заоблачных высот.

Глядя на деградацию и перерождение Русского ПЕНа, постепенно, но неуклонно превращаемого его «руководством» в подобие советского Союза писателей, поневоле убеждаешься в том, что никакое номинальное членство в международной организации само по себе не спасает от стремительной провинциализации сознания. Как личного, так и общественного. Что мы сегодня наблюдаем отнюдь не только в масштабах Русского ПЕНа.

Евгений Ермолин

главный редактор электронного журнала «Континент» (e-continent), критик и блогер

Происшествия в Русском ПЕН-центре выглядят со стороны какой-то невнятной бурей в стакане воды, если судить по комментариям людей, к ПЕНу непричастных и литературой интересующихся от случая к случаю. Однако эта буря небезынтересна. Вы спросите: чем? Я тоже сначала не мог понять. Но постепенно осознал: Русский ПЕН-центр сегодня — рубеж, на котором встретились очень характерные рефлексы эпохи. События в Русском ПЕН-центре и вокруг него — это специфическая краска скоропалительного исторического момента, симптоматичная виньетка, микроавантюра в ряду других синхронных авантюр нашего мутного времени. Местами очень смешно. Часто грустно.

Мне кажется, многими членами Русского ПЕН-центра эта организация мыслится как нечто гиперэлитарное. Элита элит, клуб великих писателей. (Мне самому так когда-то казалось издалека, пока я не вник в суть дела.) Аналог взятого властями на содержание Александрийского мусейона, склеротической Французской академии или еще какого престижно-аристократического литературного заведения. В реальности это далеко не так: достаточно взглянуть на список членов Русского ПЕН-центра, чтобы вас настигло понимание, что в нем состоит очень пестрый народ. Но до поры до времени это казалось неважным. Особую бронзовость начали со временем находить в себе члены исполкома Русского ПЕН-центра — и за последние пару лет забронзовели насмерть.

Эта идея, скажем прямо, чисто отечественная — какая-то комическая, пародийная отрыжка былого литературоцентризма. Идея провинциальная, связанная с заботой о сохранении хоть какого-то статуса в мире, где многое обнулилось — и эпоха требует сегодняшних, а не прошловечных аргументов своей значимости. К миссии Международного ПЕН-клуба эта элитарная фишка никакого отношения не имеет. В этом казусе есть что-то глубоко архаическое... Но только ли в этом дело? Может быть, еще и в том, что в Русском ПЕН-центре немало литераторов, которые ждут поддержки от властей и даже искренне симпатизируют властным инициативам последнего времени, всему этому штурму и дрангу, — и на таком фоне им некомфортно ощущать себя оппонентами власти? Может быть.

Все же задача ПЕН-клуба, как известно, — защита свободы слова. А потому организация эта по духу своему предельно либеральная и вполне демократическая. Несменяемый президент и автократический исполком-политбюро — это для нее нонсенс. Но… с этим как раз все непросто. Члены исполкома на последнем отчетном собрании только что не рыдали: не доходит к ним информация о проблемных узлах эпохи, о правозащитных казусах. А самим им мониторить интернет и держать контакты, вероятно, не позволяет статус «бессмертных». Не по чину, так сказать, тратить время творцов на мелкие досадные перипетии. Мастер я или не мастер, в конце концов? Ответьте, товарищ Пастернак.

И я согласен. Искандер или, скажем, Пьецух вправе говорить о свободе, не вникая в текущую практику правоприменения. Но не только из фигур такого масштаба состоит исполком. В нем много членов, которые, как мне казалось, должны просто гореть на общественной работе, ежедневно показывая всем пример писателя, публициста, критика, которого глубоко ранит всякий намек на цензуру и преследования за свободное высказывание в России.

…С другой стороны, немало в Русском ПЕН-центре и людей, заряженных на защиту свободы. Которые так устроены при существенной разности их литературно-публицистических устремлений. Жуткий дефицит публичных площадок для выражения своей позиции, нездоровая в целом общественная среда, трудный житейский опыт — все это заставляет их очень остро воспринимать проблему миссии ПЕНа.

Я-то вступил, так получилось, в Русский ПЕН-центр, когда обстоятельства жизни привели меня к мысли о неизбежности для меня платить дань обществу, защищая в нем свободу от угроз (которые исходят в первую очередь от властей разного ранга). Мне казалось, что членство в Русском ПЕН-центре меня обяжет и формально соответствовать созревшим внутренним стимулам. Так оно и выходит, но это обернулось многими печалями. Поэтому не буду обращаться к коллегам, кое-кто из которых, так кажется, готов воспеть и новые сумерки свободы. Обращусь к читателю с призывом бдительнее отслеживать угрозы свободе слова в российском медийном пространстве, в том числе и в литературной среде.

Кстати, о литературной среде. Кому-то кажутся периферийными печальные «случаи» с Юрием Екишевым (уже давний), Александром Бывшевым, только что осужденным Николаем Богомоловым, пребывающим в непонятном статусе и состоянии Артуром Пановым. Но я думаю, что на самом деле тут нет периферии, а есть вопиющая проблема: общество и органы власти готовы ограничить право литератора на свободное высказывание. Здесь я призываю как раз не бояться старомодности и защитить это «жреческое» право писателя, часто сочетающееся с житейской беспомощностью и… ну да, «неадекватностью». Игнорируя наше несогласие с той или иной авторской точкой зрения. Нашему обществу необходимо это пространство духовной, творческой, интеллектуальной независимости, этот воздух свободы — помимо юридической практики и судебных взысканий. Пусть писателя или публициста накажет Бог. Пусть он испортит свою репутацию в глазах публики. Но пусть власть не касается этой сферы. Я убежден, что не ее это дело.

Понравился материал? Помоги сайту!