21 мая 2014Кино
199

«Собаки — это меньшинство. На их месте могли быть цыгане»

Корнель Мундруцо о том, чем его каннский фильм «Белый бог» отличается от «Белого Бима»

текст: Инна Денисова
Detailed_picture© hellerau.org

Новый фильм Корнеля Мундруцо «Белый бог» — это история коллективного равнодушия, рассказанная от лица маленькой девочки, под влиянием общества предавшей любимую собаку. И одновременно история прощения, рассказанная как раз от лица брошенной собаки (этот сюжетный пласт населен стаей бродячих псов). А также это история о силе музыки (ну или искусства вообще), которая окончательно примиряет всех — неравнодушных и индифферентных, взрослых и детей, людей и собак. После каннского показа «Белого бога» (программа «Особый взгляд») Инна Денисова поговорила с режиссером о том, как он снимал собак, о тесной связи его фильмов с оперой и литературой и о сумерках Европы.

— Правда ли, что собаки, которых вы сняли в фильме, взяты из приютов?

— Правда. Все — беспородные. Даже главные герои, близнецы. Более того — мы гордимся тем, что каждой собаке после съемок нашли хозяев.

— А как вы добивались от них, м-м-м, хорошей игры?

— Их долго дрессировали. Полгода примерно. У нас работала американская дрессировщица Тереза Энн Миллер. Она известна по фильмам «Бетховен», «Комиссар Рекс», «Смертельное оружие — 3», «Чокнутый профессор».

Я был абсолютно счастлив, когда она нашла близнецов. В начале фильма они похожи на милых домашних собачек, но их особенность в том, что они легко превращаются в диких псов. Два противоположных инстинкта — такое у собак встречается редко.

— Сами участвовали в дрессуре? Объясняли собакам-актерам, чего хотите от них как режиссер?

— Нет, все было наоборот: сценарий корректировался в соответствии с наблюдениями за собаками. Переписывался под собак. Обычно режиссер на съемках — человек, наделенный властью. Здесь у меня был полезный опыт: напрочь забыть о власти. Забыть свое эго. Когда работаешь с детьми и животными, только они диктуют правила.

— Приходилось отказываться от сцен из-за того, что собачки не слушались?

— Вы не представляете, сколько раз такое случалось. Начинали работать и понимали — эпизода не будет. Нужно, например, чтобы собаки взаимодействовали, а они никак. Собака ведь, даже дрессированная, не может играть — она может выражать только свои настоящие чувства.

— А вы видели фильм режиссера Ростоцкого «Белый Бим Черное ухо»? Советские дети были травмированы им. Кинолог в интервью рассказывал, как добивался желаемого от собаки: сеттер, игравший в фильме, полюбил артиста Вячеслава Тихонова по-настоящему.

— Нет, этого фильма я не видел — но посмотрю, мне любопытно. Зато я видел много других советских фильмов — я же родился в 75-м году, только их тогда по телевизору и показывали. У нас в Венгрии был «мягкий коммунизм». Мы называли себя «самым смешным бараком соцлагеря». У нас не было так жестко, как в Румынии. Но постсоветский период закончился. И, знаете, от современной Венгрии у меня гораздо худшие ощущения. О них, собственно, я и говорю в фильме. В нем — все, о чем я думаю последние пять лет.

Кадр из фильма «Белый бог»Кадр из фильма «Белый бог»

— И о чем же вы думаете?

— Я все еще живу в Будапеште. Общество вокруг меня становится все более экстремистским. Все больше людей настраивают против демократии, против принципов свободного мира. Сейчас в Венгрии — тридцатые годы. Главный месседж: популизм, национализм, тоталитаризм. Опасная смесь. Особенно в период финансового кризиса. Из-за Орбана и его политики люди считают Европейский союз чем-то вроде Советского Союза. Венгрия не одинока: экстремисты сегодня сильны в Австрии, Норвегии, даже во Франции. Я живу в обществе, и моя задача как художника — его критиковать. Создавать возможности поговорить на больные темы. Создавать метафоры. Собаки — это меньшинство. На их месте, например, могли бы быть цыгане. Задача, которую я ставил перед собой в этом фильме, — показать, как меньшинство становится толпой.

— Я восприняла все немного по-другому. Скорее в контексте «Йоханны»: мне показалось, что на первом месте теологический аспект, представленный как зоософский. На который работает анаграмма God/Dog. И еще имя собаки Hagen, то есть heathen, pagan, язычник. Бог-собака — языческое божество? Вам близок языческий взгляд на мир с его пантеистическим принятием природы?

— Вы все правильно прочитали. Собаки — лучшие друзья человека. Символы абсолютной, чистой любви и дружбы. Человек предает, собака прощает. Мой дед был православным священником. Глядя на Троицу, я много раз задумывался о Боге. Почему и кем решено, что он выглядит как белый человек? Белый человек завоевывал, колонизировал, угнетал. Собака не способна на это в принципе. Поэтому нам было важно, чтобы наши собаки оказались брошенными, преданными человеком.

— Фильм меняет жанр: начинается как семейное кино, превращается в триллер, а к концу это чуть ли не фильм ужасов.

— Чтобы найти кинематографический язык, на котором можно говорить о современной жизни, нужно смешивать жанры. Я снимал политическую мелодраму с жанровыми элементами — отчасти приключения, отчасти фильм-возмездие.

— А как к вам, режиссеру с европейским именем, относятся в Венгрии? У нас Звягинцев ходит в статусе главного независимого режиссера, представляющего Россию в Европе.

— Мы, венгры, в этом отношении очень специальные люди. Наше общество борется с эго: если ты уверен, что что-то представляешь собой, — добро пожаловать в Будапешт, там тебя быстро поставят на место. Меня, например, гораздо больше любят в России, чем в Венгрии. Не говоря уж о Европе. Впрочем, в Венгрии полезно жить, чтобы не зазнаваться. В Венгрии я — никто. Зато много работаю за границей: в Польше, Германии, Бельгии, Швейцарии. Делаю постановки в оперных театрах. Особенно мне понравилось в Польше, когда я ставил «Летучую мышь»: поляки такие современные и профессиональные.


— Все ваши предыдущие фильмы были очень театральными. Дворик палаццо в «Нежном сыне» напоминает театральные декорации. В «Белом боге» же вы делаете то, что было бы невозможно сделать на театральной сцене. Это уже больше похоже на перформанс.

— Все правильно. Десять лет я снимал примерно одно и то же. «Нежным сыном» я по-настоящему горжусь как очень поэтичным и философским фильмом. Но все это время я решал свои подростковые проблемы: кто я, талантлив ли я? Несложно заметить, что все мои фильмы — «Йоханна», «Приятные дни», «Нежный сын» — об одном и том же. Сегодня же я понимаю, что вырос. И у меня начались другие проблемы. Окружающая действительность стала волновать меня больше собственного внутреннего мира. Поиск способов договориться. Снимая этот фильм, я чувствовал себя дебютантом. Это был способ обнулиться, вернуться в девственное состояние. Отличный, полезный опыт.

— Очень интересно, как фильм будут представлять зрителю. На плакате с портретом собачки так и ждешь надписи «семейное кино».

— Я всегда снимаю кино с одной и той же целью — чтобы зритель вздрогнул. Главное — воздействовать на чувственном уровне. Пиарщикам в данном случае я сочувствую: пойди объясни зрителю, что он там увидит.

— А почему Вторая венгерская рапсодия Листа?

— Да, меня тут уже спрашивали, почему я взял музыку из мультфильма «Том и Джерри» (смеется). По-моему, она сегодня ассоциируется с ними больше, чем с Листом, и эта ассоциация — тоже то, что мне было нужно в фильме. С одной стороны, музыка эмблематична для Венгрии, с другой — растиражирована мировой поп-культурой.

Мне, действительно, очень близка классическая музыка. И, по-моему, последние сорок минут «Белого бога» — абсолютная опера. Широкие жесты, глубокие эмоции — все это очень оперно. Я не режиссер-реалист, фиксирующий мелкие детали, как, например, братья Дарденн. Я очень их люблю. Но их кино — не моя природа. А опера — моя.

— Вы также очень литературоцентричны...

— У меня очень особенные отношения с русской литературой. Последний роман Сорокина я еще не читал, он не переведен. Но «Лед», спектакль по которому я ставил, — по-прежнему один из моих любимых. Вот уже несколько лет думаю о том, чтобы снять фильм по этой книге. Еще один писатель, которому я сейчас поклоняюсь, — Джон Кутзее. «Бесчестье» — один из определяющих меня романов. Фильм «Белый бог» вдохновлен книгами Кутзее.

— И напоследок самый важный вопрос. Вы почему так любите стиральные машинки? Они у вас в каждом фильме.

— Да все просто. Это символ чистоты. Герой «Приятных дней» купается в машинке, очищаясь от тюремного прошлого. Руди подходит к машинке, когда встречает Магду: у него есть шанс стать лучше.

В «Белом боге» машинки появляются, когда у отца и дочери, находившихся в состоянии войны, возникает шанс договориться. Ну и, кроме всего прочего, стиральные машинки отлично смотрятся на экране.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Канон на букву QColta Specials
Канон на букву Q 

Кем на самом деле считали Дональда Трампа многие из его страстных поклонников: взгляд религиоведа

27 января 2021149